| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Часы показывали уже далеко за полночь, а Понтрягин всё не мог оторваться от чтения доказательства.
Он будет пытаться в нём разобраться всю последующую неделю, затем месяц. И, через месяц, учёный, сумеет наконец понять, что — ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, в его руках ТО САМОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО головоломки, на протяжении уже пары столетий не дающееся в руки крупнейшим математикам мира!
Убедившись в истинности двух доказательств, Понтрягин приступил к штурму последнего труда, имевшегося в послании. И спустя полгода был вынужден признать, что теорию чисел, он, несмотря на многие годы изучения, фактически НЕ ЗНАЕТ! Его доклад 20 января 1939 года, о новых разделах в теории чисел и доказательстве Большой Теоремы Ферма произведёт эффект "разорвавшейся бомбы"!
Помимо Понтрягина, с "новыми математическими достижениями" были ознакомлены Андрей Николаевич Колмогоров и ещё ряд молодых математиков, из среды которых НКВД завербовал будущих программистов.
Спустя неделю тяжелого, ежедневного по десять часов, с короткими перерывами на завтрак, обед, и ужин, труда, список будущих сотрудников Ядерного Проекта был готов.
Ставка была сделана в основном на молодёжь, правильного происхождения, что гарантировало минимальную вероятность утечек информации "за бугор".
Берия, получив список сотрудников, больше не появлялся на бывшей даче, а все мы, "попаданцы", оказались "запряжены" в дело освоения компьютерных технологий! Нас организовали, в "отделы технического анализа".
Настоящий подарок Советскому Союзу, преподнёс... бывший бомж, а ныне, — ведущий специалист вычислительных систем, Валентин Петрович Магарычев.
Этот дедок, бывший профессор "радиоэлектронных наук", как он сам себя называл, зарабатывал на жизнь тем, что собирал в разнообразнейших местах прежде всего, смартфоны, ноутбуки, планшеты, комьютеры, принтеры и мониторы. Ремонтировал или разбирал их, и продавал по дешёвке получившееся.
В электричке он ехал, забрав свои запасы электроники, около трёх сотен смартов, планшетов и даже пару ноутов, поработать на дачу друга по его приглашению, в "тишине и покое". Электроникой был забит его баул. А в сумке, что тащил старик, были два струйных принтера, производства Epson, HP и лазерный RICOН.
Поэтому, разобравшись, что могут компьютеры, наши кураторы в ультимативном тоне потребовали, чтобы мы отремонтировали эту гору "мощнейшей, не имеющей аналогов в мире вычислительной техники", и поставили её на службу промышленности и экономике СССР!
За истёкший месяц бывшую дачу постепенно преобразовали в "закрытый НИИ Технологического Прогнозирования и Анализа". И его директором фактически, стал я. Поэтому и отдуваться за успешное "освоение техники потомков" приходилось в основном, мне.
Снабжение "Объекта номер 12" было очень неплохое, да что там, по нынешним временам — просто отличное, "кремлёвское"! Четырёхразовое питание, возможность помыться в любой момент времени, хорошая одежда, которую даже можно было пошить на заказ. С другой стороны — какие-либо "выходы" за территорию Объекта были категорически запрещены. И охрана дачи была усилена по тому, что можно было заметить, как бы и не на порядок! Гулять можно было только по парку дачи.
Но учитывая нашу загруженность, это не особо и воспринималось.
К основному корпусу дачи, по-виду, бывшего дворца некого поместья, начали пристраивать дополнительные. Промышленного назначения. В частности, построили цех с металлообрабатывающими станками. В нём помимо обработки металла были организованы лаборатории, химическая и физическая. И, возможности лабораторий были очень и очень не слабые. В частности, я, воспользовавшись оборудованием предков, сумел переделать лентопротяжный механизм магнитофона на более надёжный, — вместо дурацкой системы из резиновых пассиков, которой обоснованно не доверял, — ибо не мог гарантировать того, что лентопротяжка не "зажуёт" магнитную ленту, что было недопустимо, соорудил лентопротяжный механизм из трёх электромоторов. Причём, воспользовавшись запасами электроники "из будущего", моторчики сделал безколлекторными, благо что мощные транзисторы для питания обмоток, в моём грузе нашлись.
Естественно, что я планировал вывезти старую технику из дома на дачу "по частям", в частности с кассетными магнитофонами вывез и часть кассет "с музыкой". Так получилось, что все остававшиеся дома кассеты вывозил как раз этим, "попаданческим" рейсом. Поэтому у меня были с собой все кассеты с программами, и десяток кассет в плохом состоянии, — на них была "зажёвана" лента. Просмотрев все доставшиеся мне кассеты, отложил в сторонку исправные, а из "некондиции" выбрал целые участки ленты которые соединил и намотал на наиболее сохранившиеся кассеты, "жёванную" же ленту и потрёпанные жизнью корпуса кассет передал в лаборатории на исследования. Надо сказать, что лаборанты справились, и определили материалы из которых были сделаны объекты, — типы пластмасс корпуса и ленты (лавсан), состав магнитного покрытия. И даже сумели сделать "аборигенный" аналог магнитофонной кассеты — корпус из плексигласа, магнитная лента — нарезанная на полосы ширины аналогичной таковой у образцов лента от немецкого бобинника. Поскольку основой этой ленты был целлулоид, пусть и отличной выделки, то такая лента оказалась значительно толще лавсановой. И на кассету при полном заполнении катушки, так что между рулонами лент оставалось пространство в пол-миллиметра, влезало ленты всего на двадцать минут звучания при стандартной скорости лентопротягивания. Но оказалось, что эта скорость слишком мала и не позволяет получить приемлемые частотные характеристики. Даже для записи программ подобные ленты оказались непригодны. Поэтому исследования продолжались...
Лаборанты были очевидно, тщательно подобраны. Если у них и были вопросы по происхождению предоставленных им артефактов, то они не спрашивали.
В качестве программистов мне прислали двадцать человек, выпускников Бауманки, МГУ, ленинградского Физтеха. Все "твердокаменные" коммунисты, с безупречной биографией, русские и корелы по происхождению, один татарин, и два армянина. И, знали предметы, что им преподавали в учебных заведениях, они туго. Даже я у них кое-чему учился, ибо всё знать невозможно.
Начали мы осваивать премудрости электроники потомков с моих "Сюбора" и "Спектрума". Поэтому кстати, и понадобилась переделка магнитофона...
Все необходимые подписки товарищи дали. А вот вводить их в курс дела, с кем и чем им предстоит работать, этого "ответственные товарищи", проводившие вербовку, делать не стали.
Поэтому было любопытно наблюдать за их реакцией, при знакомстве с "сабжами".
Первоначальная невозмутимость постепенно сменялась недоумением, чётко читавшимся на многих лицах. Недоверием. И, наконец, после демонстрации возможностей техники, пока только двух, самых слабых компа, Потрясением!
Несмотря на субординацию и похоже, жёсткий инструктаж "не задавать вопросов не по теме", желание узнать происхождение представленных приборов буквально читалось в их взглядах!
Потрясение вызывали буквально все вещи — от монитора (почему не на лампах, почему может показывать цветное изображение), заканчивая магнитофоном и картриджами. С которых во избежание слишком уж необычных вопросов, были сняты корпуса. Сам их внешний вид также очень сильно удивлял аудиторию.
Преподавал основы программистского искусства и прикладной кибернетики, я и Валентин Петрович.
Учебная литература была представлена на микрофильмах, для просмотра которых специально изготовили закрепляемые на голове "фильмоскопы". За прошедший месяц технологию копирования книг с экрана монитора отработали полностью, и приступили к созданию местной технической библиотеки. Первыми в неё попали как раз труды по программированию. На Ассемблере и Бейсике, СИ, и других языках программирования.
Начали мы с изучения архитектуры вычислительной машины большой мощности, и с систем машинных кодов, а также, со знакомства с языком низкого уровня — Ассемблером, организующего машинные коды в удобноваримый язык программирования.
Товарищи, ознакомившись с внешним видом и начинкой "Спектрума" и "Сюбора", не на шутку встревожились, мол, Запад очень серьёзно обогнал СССР, в развитии выч.техники.
Я решил с максимальной пользой воспользоваться этой их тревогой, и выдал такую легенду: — подобные вычислители — самое новое, что есть на Западе, и если мы успешно освоим премудрости программирования и схемотехники вычислительных машин, то этим самым устраним отставание. И даже можем обогнать "буржуйских мудрецов"!
На последовавший вопрос "Как?!!" у меня уже был заготовлен ответ: — есть способ создать ЭВМ с аналогичными или даже лучше характеристиками, чем у представленных образцов, используя только советские комплектующие, посильные для выпуска советской промышленностью уже сейчас.
И выдал интересующимся схемотехнику и технологии производства элементной базы ЭВМ "Сетунь". Жаль конечно, что её главный разработчик в моей прошлой истории, — Брусенцов, Николай Петрович, ещё бегает "в коротких штанишках", и об ЭВМ пока если и задумывается, то только как о фантастической технике.
Впрочем, по моей наводке сотрудники ведомства Лаврентия Палыча навели справки, и даже встретились с создателем троичного компьютера. И, у них был план, как подтолкнуть паренька "на правильный путь" выбора профессиональной карьеры.
Так или иначе, но буквально за пару месяцев, энтузиасты "советских компьютеров" сумели создать феррит-диодную (диоды у первого образца, понятное дело, были лампами) логику "Сетуни". Фактически, соорудить некое подобие программируемого калькулятора. И глядя на шкафчик прототипа "Сетуни", с жалкими двумя килобайтами ОЗУ (на самом деле тритами, конечно, но их ёмкость для удобства сравнения я привожу к двоичной), и сравнивая его со "Спектрумом", с его гордыми по нынешнему времени 48 килобайтами и большей скоростью работы процессорной логики (мой вариант клона был сделан на микросхемах логики, а не оригинальном процессоре Спекки), их чувство дискомфорта только усилилось...
Так, потихоньку я пытался "толкать прогресс" в хоть и известной мне, но не являющейся моей профессией области ЭВМ-строения. Кроме этого мне ещё пришлось заняться и полупроводниками. Причём все работы проводились параллельно!
По моей просьбе, начальником вновь организованной лаборатории электроники в "приказном порядке" назначили Лосева Олега Владимировича. Невзирая на его протесты, буквально "силком", его перевезли из Ленинграда к нам.
Олег Владимирович был очень недоволен. Но мне, поговорив с ним, и напирая на факт ведущейся подготовки РККА к неизбежной Второй Мировой Войне, где техническое превосходство над врагом будет решать, победим или нет, удалось успокоить его или скорее заставить смириться с неизбежным.
А вот "моя" теория полупроводиков, объясняющая достижения Олега Владимировича, принципы работы его приборов — кристадина и электролюминисценции, его сильно удивила. И даже заставила ревновать к Делу.
Но германиевые диоды и транзисторы, с заданными характеристиками, хоть для этого и пришлось очень сильно лопатить литературу на основном компе, мы за полгода сделали!
Время шло, я занимался разнообразными "правительственными заданиями" — от создания транзисторов, которые мы с Лосевым назвали "кристоды", диод сохранил оригинальное название, до помощи в организации выпуска магнитофонов для нужд НКВД, а основное Дело, ради которого собственно и была запущена вся эта движуха — работы над ядерным реактором, в "железе" не двигалось. Да, я периодически получал задания "посчитать" что-либо, по которым составил приблизительное представление о продвижении ядерного проекта, но как организатора дела меня пока не привлекали.
И вот, весной 1939 года, после того, как мы отметили Первомай, ко мне нагрянул довольный Берия, и приказал собираться — мы ехали в Дубну, принимать Объект.
Глава 6. Укрощение ядерного дракона.
Автомобиль покачивался на кочках грунтовки, везя меня в Дубну. Дорога, судя по свежим отметинам, была проложена недавно, и соединяла напрямую Институт и посёлок городского типа Дубну.
После двухчасовой поездки, показались строения посёлка — деревянные домики жителей окраин.
Не доезжая до них, автоколонна, в которой двигался автомобиль, перевозящий меня, повернула, и покатила к виднеющимся вдали строениям.
Вблизи постройки оказались огорожены деревянным заборчиком. На котором, у въезда на Объект, была вывеска, — строительно-монтажное управление номер такое-то. Стройка Дубненской ТЭЦ.
У меня проверили документы, и авто покатило по дорожкам внутри огороженной территории. Её уже даже несколько облагородили — убрали строительный мусор, подсыпали гравия на проезжую часть.
Меня провезли к большому и смутно что-то напоминающему корпусу. Спустя пару секунд, я понял, что корпус здания, на котором была видна вывеска "машинный зал Дубненской ТЭЦ", немного напоминает здание первой советской АЭС в Обнинске. Но только напоминает — размеры здания были значительно больше, и к нему под прямым углом примыкали два очень длинных, по меньшей мере несколько сот метров длиной, корпуса.
Прошёл пункт местного "вахтёра", снова предъявив документы, и увидел улыбающегося Берию, который помахал мне рукой. Он разговаривал с группой лиц, одетых в белые халаты.
Я подошёл к ним, поздоровался. Одного человека я узнал сразу — это был Игорь Васильевич Курчатов.
Мы представились друг другу.
В группе были Курчатов, Шпинель, Маслов, Ланге, и... я даже немного замешкался, Георгий Гамов! Вот его я меньше всего ожидал увидеть здесь. Почему его решили привлечь, несмотря на предоставленные мной данные? Похоже, это было моё упущение, — я не рассказывал о "невозвращенце" Гамове, просто забыв о нём. Но в предоставленной мною информации кто есть кто в советской физике, информация о нём и его поступке должна была быть! Почему же его привлекли к Проекту?
Игорь Курчатов, ответно поздоровавшись, произнёс следующее:
— Так это Вы, тот самый Авантюрист, по проекту которого, фактически, без научного обоснования, было построено это сооружение?!
— Да это я. И моему "волюнтаризму" есть простое, и даже жуткое объяснение.
Во-первых, нынешние "признанные и заслуженные" деятели в советской физической науке, это к сожалению "двадцать девять поросших мхом скал" из известной китайской притчи. Поэтому ожидать от них сколь-нибудь компетентного заключения по поднятой мной проблеме — значит потерять время Страны, которое могло бы быть потрачено на создание не побоюсь этого слова, "чудо-оружия", настоящего "меча-кладенца" по боевой эффективности, если проводить аналогии с русскими былинами!
Во-вторых, по меньшей мере в четырёх промышленно очень развитых западных буржуазных, и даже фашистских странах, начаты работы по овладению энергией атомного ядра. И, нетрудно понять, что успешное разрешение этих работ, в суть которых я, по роду своей деятельности, был посвящён, при условии запаздывания СССР, означает фактически, военную смерть нашей страны!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
