Талисман Барона

— Благородный сеньор чего-то желает? — хрипло рассмеялся пьянчуга.

— Благородному сеньору нужно кое-что узнать, — в тон ему ответил я и махнул ближайшей девке: — Рому мне и моему другу...

Принюхался к принесенной кружке, и все же решил рискнуть и попробовал.

Пьянчуга, в отличие от меня подобными комплексами не страдал, и одним махом ополовинил свою порцию. Довольно крякнул, и хитро уставился на меня.

— И что же, сеньор желает узнать? Старый Хосе знает много сплетен, они все идут мимо него... — он хрипло рассмеялся: — Да, все...

— "Сантьяго", — меня интересует "Сантьяго". Откуда прибыл, куда идет, зачем пришел и кому принадлежит.

— "Сантьяго"... да, помню такой, весь город помнит, да... весь город только и судачит о нем. Шестьдесят четыре орудия, красное дерево и медь бортов... красавец морей. Прибыл двадцать дней назад, и, говорят, готовиться к далекому плаванью, "особому" плаванью, если благородный дон понимает о чем я...

— Куда?

— Никто не... ик... знает. Но слухи кружат вокруг, да... витают. Крысы в подворотнях шепчут что капитан Франсуа нашел древнюю карту сокровищ, а губернатор ему в том помогает, но более ничего...

— Вот как... жаль... — похоже, более ничего мне узнать не удастся.

Расспросив Хосе еще немного, и убедившись что более полезной информации нет, я принял решение.

— Посмотри мне в глаза!

Пьяница машинально поднял голову, встречаясь со мною взглядом. Сломать подточенную пьянством волю было проще чем гнилой прутик, и спустя мгновение, предо мной сидела послушная кукла. Вложив в пустой разум набор приказов и текст послания для Уго, закрепив его мелким лоа подселенным в смертную оболочку, я отпустил Хосе и удовлетворенно откинулся назад. Никто не обратил внимания на ушедшего твердым четким шагом пьяницу, — никому из собравшихся здесь крыс небыло дела до спивавшегося старика, а вот мне — мне дело до остальных было. И я уже не раз видел как покидали таверну странные личности...

Заказав еще рому, я приготовился ждать.

Гулкий топот множества сапог я услышал очень скоро, удовлетворенно улыбнулся и остался сидеть на месте, наблюдая как выбив дверь, в таверну вбегают с ружьями наперевес стражники, и направляться в мою сторону, точно зная где я сижу. Приблизившись, мушкетеры выстроились строем, направив на меня мушкеты и замерли в ожидании команды. И если мне не изменяла память, — а я точно уверен что не изменяла,— в первом ряду, третьим справа, стоял тот самый стражник из утреннего наряда с подозрительно цепкими глазами.

Приметный тип.

Невозмутимо осушив кружку, я припечатал ее об стол и поднял взгляд на вышедшего вперед капитана.

— Чем обязан такой честью, господа?

VII

Пляшущие язычки пламени наполняли коридор игрой теней, вонью прогорклого масла и треском фитилей. Под ногами с писком разбегались крысы, царапая когтями холодные плиты уползали в щели меж камнями, негодуя на порушенный вторженцами покой. За бесконечным рядом железных дверей в стенах явственно ощущалось дыхание жизни. Стоны, вопли, крики, звон цепей, лязг и удары — сотни людей за толстыми стенами из дикого камня обитали здесь, страдали, и умирали. Откуда-то издалека и снизу раздался длинный отчаянный вопль. Я слышал такие вопли и прежде — так кричали от невыносимых мук те кто шагал за порог смерти.

Но этот крик быстро умолк.

Рывок заставил меня остановиться, а звон цепей, лязг замка и щелчок взводимого курка — улыбнуться. Здесь обитали те кто был осужден на смерть и настрой тюремщиков был мне понятен. Обернувшись, я протянул руки в кандалах стражнику, попутно быстрым движением ноги припечатал к земле обнаглевшую крысу и криво улыбнулся дернувшимся стражам порядка. Бояться.

И правильно делают. Но убивать их сейчас мне не нужно.

Нужно ждать...

Более не делая резких движений, я терпеливо ждал пока шепотом матерящийся сквозь зубы испанец разомкнет оковы, затем, перебрав ключи, отопрет замок и распахнет дверь, после чего шагнул в открытый проем, и замер осматриваясь. Чудесно. Камера общего содержания, и несколько десятков обреченных на смерть. Просто чудесно...

— Пошел, — толчок в спину прервал мои размышления. Сделав шаг вперед я полюбовался закрывшейся дверью и вновь перевел внимание на своих нынешних соседей. Одно единственное окно на фоне заходящего заката давало не так уж и много света, но тусклого света мне хватило с лихвой, чтобы понять в какой компании я оказался. Ее можно было охарактеризовать одним единственным словом — отребье. Компания из десятка человек, была облачена в одинаково пестрые и разношерстные лохмотья, а судя по лицам и характерному говору это были французские буканьеры, — те еще типы, льющие кровь как воду и совершенно не знающие слов честь и достоинство. Остальные сидящие были одеты кто во что горазд, — от рванины неведомым образом затесавшегося сюда бродяги до моряцкой и военной формы нескольких стран, и выглядели лишь чуть лучше французов. Очевидно сюда скинули всех чьи прегрешения были достаточны для казни, однако чья ценность была недостаточно велика для отдельной камеры и палаческой дыбы.

Замечательно.

Обитатели камеры никак не обратили внимания на нового соседа. Мне досталось несколько косых взглядов от сидевшей в углу компании, и на этом дело закончилось, — смотрящие вновь вернулись к своим делам. Остальным-же, судя по взглядам, было глубоко наплевать, и на меня и на жизнь. Хотя... Этот выглядит чуть оживленнее.

Я приблизился к сидевшему чуть в отдалении от остальных седому моряку. Качнулся на носках оглядывая остатки формы, даже в таких условиях выглядящей странным образом аккуратной и чистой, пусть и испятнанной на боку кровью.

— Ты не выглядишь таким-же отребьем как все остальные. Моряк... королевский флот?

Почти минуту он не реагировал на мои слова, затем поднял на меня тусклый взгляд, и криво усмехнулся:

— Вольный фрегат "Антилопа". Старпом Джон Фолкнер, к вашим услугам... сэр, — последнюю часть он добавил с нескрываемым сарказмом.

— Капер, — полуутвердительно заметил я.

— Какая разница, — прервавшись он утробно закашлялся и вытер текущую изо рта кровь рукавом. — Тут что капер, что буканьер*, что солдат — завтра все потанцуем с Тощей вдовой** на потеху толпе. Испанцы любят это дело...

Наклонившись я мазнул по капле крови пальцем. Растер ее между пальцев и присмотрелся. В камере было относительно светло, но все что было нужно я рассмотрел. Черная. Не жилец.

— Ты до нее не доживешь.

Фолкнер пренебрежительно дернул плечом:

— Отдать концы в испанской бухте — неплохой конец для моряка... А ты сам-то кто, парень? Выглядишь как заправский испанец, но акцент у тебя британский... Северный Йоркшир?

— Верно, — сев рядом, я с насмешкой снял воображаемую шляпу пародируя приветствие. — Габриэль Грэм — дезертир, убийца и вор... как считает хваленное испанское правосудие. Хочешь жить?

— Покажи мне того кто не хочет... — Фолкнер, пытаясь выпрямиться дернулся и вновь скорчился у стены, тяжело дыша. Обветренное лицо украшенное впечатляющими бакенбардами побледнело словно луна. — Клянусь костями, за жизнь я готов душу дьяволу отдать!

Я сухо, торжествующе оскалился, выпуская частицу сути побратима на волю:

— Принято, мистер Фолкнер, принято! Одна душа в обмен на спасение! Мне как раз нужен старпом на корабль!

Душу за спасение?! Интересно, понял ли он КОМУ это говорит?!!!

При виде исказившегося лица моряк отшатнулся в сторону, со стоном схватился за бок.

— Да кто ты такой, дьявол тебя побери? — забывшись прошептал он.

— Так ли это важно? У тебя есть выбор, принять мое приглашение — либо сдохнуть ночью от кровопотери. — Я приблизил лицо к нему. — Но я тебе обещаю, пойдешь со мной скучно не будет, а черти в аду приготовят для тебя самую большую сковороду!

Секунду подумав он медленно качнул головой:

— Святая Мария, я еще пожалею об этом... согласен, раздери тебя каракатица!

Судя по его виду оставалось ему уже недолго. Придется постараться чтобы он не умер до назначенного часа, ведь такие готовые полезть в пасть Дэви Джонсу в пасть люди, мне нужны. Будет ли полезным этот? Время покажет.

— Чудно, — кратко усмехнулся я. — Здесь есть еще люди готовые на все?

— Знавал я пару ребят, но они уже сушатся на солнце... разве что наш канонир согласиться... если его еще не отправили к остальным.

— Он здесь?

— В соседней камере.

— А эти? — я кивнул в сторону узников.

— Сухопутные крысы, дна мне не видать! — презрительно скривился Джон. — Сукины дети, побегут при малейшей возможности.

— Да, такого как ты стоит еще поискать...

Закончив разговор я откинулся затылком на стену погружаясь в восстановительный транс. Солнце мерно катилось к закату, красноватые лучи становились все тусклее и тусклее, погружая камеру во мрак, а узники давно легли спать включая и Джона, когда в коридоре раздались шаги. Встрепенувшись я прислушался. Треск факела, мерные тяжелые и уверенные шаги двух стражей, семенящий робкий топоток узника и звон цепи. Шаги приблизились к двери, замерли послышался щелчок замка и направляемый могучим пинком стражника, в камеру влетело и сочно впечаталось в пол тщедушное тело. Подсветив себе факелом в камеру заглянул один из испанцев хохотнул при виде распластанного тела и дверь захлопнулась. Сразу после этого, новоприбывший не издав ни звука поднялся, огляделся и на четвереньках помчался ко мне.

— Хозяин! Хозяин! Я нашел тебя! Нашел! — бродяга остановился рядом приплясывая от возбуждения. — Хосе искал, Хосе старался! Хосе выполнил приказ! — Глаза бывшего пьянчуги едва уловимо светились краснотой указывая на возросшую силу духа, а свежие ритуальные шрамы на лице были искусно замаскированны грязью и старыми отметинами. Самый большой шрам уходил от уха, по горлу вниз и скрывался за воротом рубахи.

Из темноты послышались проклятья и пожелания засунуть Кракена ему в зад.

— Что Уго передал тебе? — не обращая внимания на выкрики и проклятья поманил пальцем я его.

— Хозяин, Уго сказал что будет ждать, он сейчас здесь, рядом, выступит после сигнала. Он дал мне ЭТО. Сказал принести вам. Сказал что вы решите что делать дальше.

Выслушав горячечный шепот бродяги, я кивнул, пихнул в бок Джона, впечатал ладонь ему в лицо обрывая стон и вонзил руку в грудь посланца. Жиненная сила бродянги, при полном содействии лоа хлынула волной, в мое тело, а затем в тело Джона исцеляя все повреждения. Исцеление прошло моментально: С тихим звоном из раны выскользнул небольшой кусочек свинца и заскакал по плите, хлынул поток гноя и черной крови, быстро прекратился и рана окончательно сомкнулась, а лицо старпома утратило белесый оттенок. Полностью выпитый бродяга рухнул рядом.

— Что за... — прервавшись Фолкнер прислушался к себе и удивленно выругался. — Что произошло? Грэм, какого...

— Заткнись и слушай, — оборвал я поток его красноречия. — Ждем до полуночи, а затем покидаем это место. Будешь выполнят мои приказы четко и быстро — выживешь, понятно?

Заткнувшись Джон молча кивнул.

— Вот и славно.

Наклонившись я оттянул иссушенное тело бродяги в сторону и прислонил к стене. Обитавший в теле лоа уже ушел, но драгоценное содержимое никуда не делось. Осталось его лишь извлечь, но попозже. Когда придет время.

— Как мы узнаем что наступила полночь? — не удержался от вопроса моряк.

— Будет сигнал.

Кинув взгляд на окно я откинулся на стену вновь погружаясь в транс. Будет большой сигнал. Очень большой.

Никто в городе его не пропустит.

Комментарий к VII

* — Разница невелика, но она есть. Каперы получали патент и формальную защиту государства в обмен на часть добычи. Буканьеры же не подчинялись никому.

** — Виселица. (жарг.)

IX

Это была странная ночь — слишком тихая, слишком темная, слишком страшная... Мир чувствовал надвигающуюся беду, и подавал знаки всем кто мог его услышать. Их было немного, но с наступлением ночи, даже самый толстокожий человек начинал чувствовать эхо приближающегося урагана.

Улицы пустели. Затихали трактиры и гостиницы, гасли огни в окнах домов и лавок, прятались грабители и воры, уходили с улиц в поисках укрытия бездомные, быстрыми шагами, стремясь скорее вернуться в казармы, шли стражники, шептали молитвы в трюмах кораблей моряки, — страх воцарился в городе. Его липкие тенета проникли в каждый дом, каждое сердце и ум, каждый сон и мечту, пронзили их тысячей шипов, и внушая неприкрытый ужас, воздвигли бастионы кошмаров в людских умах. И не было спасения от него. Никому.

А над городом уже восходила мертвая луна.

Полный лик предвестницы несчастий, возносясь ввысь, взирал сверху вниз на опустевший город, ласкал силуэты ночных созданий, ощупывал провисшие паруса кораблей и будто застывшие в патоке безвременья растения. Она возвышалась над миром, громадная и мертвая, ее лучи проникали в каждое окно, ощупывали каждый дюйм города, удлиняли густеющие тени, пока она шла к небесам, стремясь закончить свой путь в том времени ночи, что так прославляли твари из тьмы и мрака, в том времени что придавало силы неназванному злу что таилось в мраке мира, в том времени что прославляли оборотни и вампиры, и проклинали остальные, — к полуночи.

И она достигла ее, — на краткий миг воссияв темной звездой.

Время пришло, и руны на ограде с тихим шелестом осыпались, открывая темное здание мертвой церкви светилу. Серебристые лучи проникли в молитвенный зал, осветили искаженный лик распятого на алтаре священника, коснулись сложного рисунка на полу. Кровавые линии, впитывая свет засияли мертвенным серебром, сначала тускло, затем ярче и ярче пока вся ритуальная фигура не вспыхнула ярче солнца, затопив темный зал призрачным огнем. Сияние мертвых вырвалось из окон острейшими клинками света, распятую фигуру с хрустом ломающихся костей выгнуло дугой, и она закричала. Отчаянный крик распадающейся души ударил в прогнившие стены с силой молота, обратил в труху доски, оставив от здания лишь скелет, волной промчался по городу. Истлевшее тело рассыпалось прахом на алтаре, нечестивые руны увивавшие его, запылали темным огнем, открывая проход в иные планы бытия, и оголенный каркас погибшего Дома Божьего незримо вздохнул. Тысячи голосов жутким шепотом прозвучали в воздухе, когда иная, темная и злая, пропахшая серой ада и скверной извращенного разума сила впиталась в истлевшие балки, пожрала светлую силу надежд и вселилась в металл колокола.

Нечестивым чудом уцелевшая громада металла дрогнула, вздымаясь вверх, темные тени погибших звонарей дернули веревки и колокол пошел вниз.

Б-О-О-О-О-О-О-О-О-О-М-М-М-М-М-М!!!

Гулкий удар волной раскатился по городу, пробудив как тех кто обитал при свете дня, так и тех кто жил в объятьях кромешной тьмы. Они поднимали головы — все те существа что жили рядом и в отдалении, на изнанке мира и в проулках трущоб, скрывались под маской человечности либо существовали в первозданном облике, — вслушивалось во влекущий голос Ада, — голос обещающий кровь и страх, сбрасывали людскую оболочку, снимали маски и выходили под свет луны, готовые вновь начать вакханалию смерти и крови.