В конце концов, упершись в очередной тупик без окон, я был пойман каким-то шустрым маленьким старичком в штатском, резонно поинтересовавшимся, что я тут делаю. Мой рассказ про "заблудился, ища выход" был воспринят как бездарная попытка отвертеться от своей разведывательно-подрывной деятельности, и был пресечен на месте. Неожиданно появившийся в руках дедушки пистолет Макарова, заставил меня замереть на месте, а хорошо поставленный командный голос, неожиданный для такого человечка, принять правильное решение, а именно поднять руки, скрестить пальцы на затылке, и двигаться спокойным шагом в сторону ближайшего поста охраны в двух метрах впереди и без резких движений. Пропуск, который выписал для меня Игнат, так и остался у него. Имя-отчество человека, к которому я приходил на встречу, не произвели на дедулю никакого впечатления. Ну да, мало ли что "шпион" тут уже узнать успел, и кого. Так что оставалось лишь полагаться на разумность охранников.
Пост охраны оказался вахтой, той самой вахтой в начале здания, через которую я сюда входил два часа назад. Один из охранников, сидящий у турникета, увидев меня и моего конвоира, чему-то дико обрадовался и крикнул в сторону открытой двери меленькой комнатушки, где они, скорее всего, отдыхали во время дежурства:
— О, Саня! Иди скорей сюда! Тут Кондратич опять шпиона поймал!
— Да ладно?! — раздалось оттуда, и в дверях показалось, немного помятое заспанное лицо, вышеупомянутого Сани, — а, так это ж тот парень, которого еще утром провели. Вон на него обратный пропуск лежит.
— Тсс, — приложил палец к губам его напарник, — не расстраивай Кондратича! Чего ты как этот-то?
— Ладно-ладно, молчу, — кивнул он.
Тем временем мы уже подошли к выходу. Дедок сдав "шпиона" с рук на руки, с достоинством, выслушал слова благодарности, покивал на то что "вот бы и нам в твои годы такой хватки не терять", выслушал заверения, что со мной они "по всей строгости" и, довольный собой, удалился восвояси. Я стоял в полном охренении и смотрел на довольные лица улыбающихся ребят...
— Что это вообще было?! — вырвалось у меня, когда я сидел на диване в их комнатушке. Руки слегка тряслись, и меня как пострадавшего от произвола "органов", решили напоить чаем.
— Кондратич, — довольно улыбаясь, ответил Саша. Молодой совсем еще парень, лет двадцати. Его напарник остался на посту, а он, раз уж не получилось поспать, решил привести меня немного в чувство, и заодно составить компанию по тотальному уничтожению печенек с чаем.
— Он что псих, что ли? — я все еще не мог придти в себя.
— Да, у него и справочка есть, — похоже, ему доставляло немалое удовольствие наблюдать за моим лицом. Да... скучновато видать тут ребятам.
— И что он тут делает тогда, да еще и с оружием?!
— Живет, в охране дежурит, — пожал плечами он, — неофициально конечно же. Да не трясись ты. Раньше сотрудником был, отличным причем, наград куча, выслуга лет, все дела, но под старость... Маразм, он знаешь, никого не щадит. По началу, его в дурдом упекли, родственники причем. Наши как узнали, так в бешенство пришли. Достали его оттуда, да поздно. У него и так под старость с памятью не очень было, а после препаратов, которыми у нас в стране психов пичкают... так совсем... Сделали что могли, но результат как ты уже мог заметить далек от совершенства. С тех пор он тут и работает. Под присмотром, разумеется. Мы своих не бросаем.
— Не трясись! Тебе легко говорить. На меня-то не каждый день всякие сумасшедшие оружие наставляют. А если бы он меня грохнул в том коридоре? Ладно, держите вы его тут, жалко, понимаю, хороший мужик и все дела, но оружие давать!
— Не надо так, — грустно сказал Саша, — он моему отцу в восьмидесятых жизнь спас. Да и не только ему, что уж говорить. Многие ему жизнью обязаны. А оружие не боевое — наградной Макаров, его собственный, между прочим. Мы боек сточили ему и все. Да и патронов в нем нет. Живет человек, радуется, чего еще? Не будь ханжой.
— Да причем тут это! А ладно, — махнул рукой я, — проехали.
— Ну, вот, другое дело, — опять улыбнулся он, — потом отойдешь маленько, сам ржать будешь, как вспомнишь.
— Это точно, — согласился его напарник, заходя к нам и плюхаясь на диван, — меня Андрюха сменил, — ответил он на невысказанный вопрос товарища, — помнишь, как он целую банду диверсантов задержал?
Бандой диверсантов оказалась группа проверяющих из Министерства Обороны. После торжественной встречи, как всегда с обильным возлиянием, часть чиновников отправилась искать туалет. Алкоголь и отсутствие формы сыграли с ними злую шутку. Они заблудились и, также как и я, были пойманы бдительным Кондратичем. Усугубило ситуацию также то, что они, после того как спало первое удивление, принялись качать права и попытались оказать сопротивление. Боевой дедок не стал особо церемониться и ударом ноги выбил главному крикуну колено, после чего спокойно достал пистолет и предложил сдаться по-хорошему. При виде оружия, желающих возмущаться резко поубавилось и "диверсанты", подхватив под мышки своего раненного товарища, отправились в сторону вахты, кряхтя и тихонько матерясь. Грубиянов дед не любил. Охрана, увидев, КОГО поймал старичок, поначалу впала в ступор, однако сумела взять себя в руки и быстренько уведя "задержанных" в свою комнатушку, заверила Кондратича, что во всем разберется и поблагодарила за подвиг. По "официальной" для него версии часть "диверсантов" была расстреляна, а те, кто выжил после допроса пятой степени, раскаялись во всех грехах и были перевербованы на нашу сторону. По "неофициальной" — дежурившие в ту смену мужики, а также их непосредственное начальство, получили такую взбучку, что лишь чудом не лишились своих постов. Причем вместе с погонами. Спасло их только высшее руководство, в числе которого был и полковник Митров Сергей Борисович, что каким-то образом сумел замять это дело. Все осталось как прежде, инцидент был исчерпан. Даже дедка никто трогать не стал, что было уж совсем удивительно.
Под конец этой истории я тихонько сполз с дивана от смеха, и пытался придти в себя, прислонившись спиной к его сиденью. Да уж, везде свои приколы. С таким сослуживцем охране тут скучать явно не приходится.
— Ладно, парень, пора тебе уже, — встал Саша, поправляя форму.
— Спасибо за чай, — поблагодарил я, — как-то не ожидал даже такой заботы.
— А ты думал тут звери, что ли сидят? Мы поди тоже люди, и там тоже бывает скучно, — ответил тот, — так что, давай, езжай, у нас проверка скоро.
Пожав руку ребятам, я вышел из здания и отправился на остановку. Не оставляло чувство какой-то нереальности происходящего. Как-то уж слишком все замечательно выходило. И условия, предложенные Митровым, интересно, кстати, было узнать его фамилию, были более чем заманчивыми. Ну ладно, допустим, они действительно во мне заинтересованы, но почему бы просто не заставить сотрудничать с ними? Без всяких денег. И вряд ли бы я смог отказаться, у них есть способы, как договориться с несговорчивыми людьми. Вывод один — они действительно во мне заинтересованы, а начинать знакомство с возможным будущим сотрудником с шантажа не самый лучший вариант. Хорошо, допустим это действительно так, но эти парни на вахте... Скучно им видите ли, да кому они рассказывают? Будут они с посторонним чаи распивать и истории рассказывать, конечно! Дед этот опять же сумасшедший... Да и сумасшедший ли он вообще? Все это напоминало какую-то актерскую постановку, вот только с какой целью, зачем? Ответа я не находил. Показать что у них тут такой дружный коллектив, где все друг за друга горой? Смешно. Кто я такой, чтобы мне что-то доказывать. Просто решили приколоться? Возможно, но как-то не тянет подобная организация на сборище шутников и приколистов. В конце концов, не найдя логичного обоснования для всех этих событий, я просто махнул рукой и решил не заморачиваться, там, где это не нужно.
Глава 2. Новая жизнь
Погода была чудесная, прямо как в стихах у Пушкина — мороз и солнце. Ну, хоть в этом году выдался нормальный "новогодний" декабрь, украсивший город снегом и превративший его в зимнюю сказку, а не как в прошлый раз — дождем и слякотью, со средней температурой в ноль градусов. Настроение невольно начало подниматься. Дойдя до автобусной остановки, располагавшийся недалеко от органного зала, я запрыгнул в автобус и, плюхнувшись на заднее сидение, включил музыку в телефоне. Было тепло и уютно. Несмотря на ритмичные аккорды "Арии" в наушниках, сон все же сумел увлечь в свои объятия, и разбудить меня смогла только возмущенная кондуктор, требующая покинуть насиженное место.
Я огляделся. Мда... Надо ж было умудриться проспать и уехать на конечную. Ну да ничего, прогуляться немного вредным никогда не бывает. Тем более до дома всего три остановки.
Жил я на улице Судостроительной, название это появилось из-за находившегося здесь большого завода, который занимался ремонтом судов самого разного водоизмещения. Правда, еще в девяностые он был безбожно разграблен, а то, что сейчас от него осталось, продолжало каким-то чудом дышать на ладан уже на протяжении вот уже последних пятнадцати лет. Район был тихим, спальным, примечательным лишь огромным количеством детей и алкашей. Обилие первых объяснялось тремя детскими садами, и школой, стоявшими по соседству. Вторых же, судя по всему, привлекали уютные площадки и обилие скамеек, прятавшихся под сенью деревьев. Куча зелени, уютные места для посиделок и тишина. Что еще надо человеку, чтобы расслабиться? Правда, с тишиной дела обстояли не всегда так хорошо, как хотелось бы. Когда я только переехал сюда летом, то вначале не мог спокойно спать. Окна выходили прямо на детские садики. С одной стороны это было хорошо — ничто не загораживало чудесный вид из окна, который простирался на несколько километров вперед и метров на пятьсот в стороны. Весь район, утопающий в зелени был как на ладони. Лепота. Особенно вечером, когда сидишь на балконе в кресле с кружкой чая и смотришь на закат. Но вот с другой стороны... по утрам меня будили громкие крики детей, играющих на улице, а ночью песни и пьяные вопли алкашей. Возникало стойкое ощущение, что либо они нигде не работают, непрерывно отмечая что-то каждую ночь, либо дежурят посменно, не давая спать людям. Поначалу это жутко бесило. Милиция ехать делать внушение не хотела, да оно и понятно — буквально через полчаса, орущая компания собиралась снова, либо на ее место приходили не менее шумные подростки с пивом и энергетиками. Выйти с битой, так популярной в нашей стране, не играющей в бейсбол, и всех разогнать мне мешало чувство самосохранения, а облить крикунов старыми щами — расстояние. Все скамейки, к огромному разочарованию многих жильцов, располагались слишком далеко от окон.
Промучившись так какое-то время, я как-то совершенно незаметно привык к подобному шумовому фону. И даже когда наступила зима, мне стало не хватать местных бардов орущих до четырех утра народные песни пропитыми голосами.
Особенно яркое впечатление на меня производили гламурные девчонки, которые последний раз в августе большой компании отмечали чью-то свадьбу. Весь вечер играла какая-то жуткая попса. Голоса бездарных певиц, качественно обработанные звукорежиссерами за солидные деньги, перемежались с не менее ужасным исполнением подружек невесты на караоке. Однако, спустя часов пять, ночью, когда многие уже утратили способность нормально держаться на ногах, слаженный женский хор исполнил целый ряд популярных советских песен: "Катюша", "Смуглянка", "Полюшко-поле", "Темная ночь"... Я лежал на кровати, и тихонько выпад в осадок. Те самые девчонки, которые не признавали ничего кроме современных модных певичек, так душевно и с чувством исполняли народные хиты. Чудна все же русская душа. Особенно когда на нее примут...
Зайдя по пути в магазин за продуктами, я добрался до дома. Квартира встретила затхлостью и запахом перегара. Пришлось приниматься за уборку. Давно, кстати пора было, две недели в больнице и небольшая пьянка не способствовали хорошему виду жилища, а ведь она только совсем недавно после ремонта.
Неожиданно вспомнилась Катя, ведь это ради нее и покупалась эта жилплощадь... С трудом поборов накатившую волну депрессии, я начал прибираться. Убрать бутылки и мусор, помыть пол, протереть пыль, помыть посуду, закинуть грязные вещи в стиральную машину... Труд помогал не думать, не вспоминать.
Неожиданно зазвонил телефон. Мельком глянув на номер звонившего, я нажал на отбой — помяни кое-кого, называется... Разговаривать с Катей не хотелось. Совершенно. Пусть даже это и было глупо.
За десять минут телефон звонил еще три раза, после чего наконец-то затих, а я устало плюхнулся на диван. Мысли одолевали меня все сильнее. Очень трудно не общаться с человеком, который вот уже почти шесть лет был для тебя всем. Тем, кому можно полностью доверять, тем, с кем не стыдно поделиться своими самыми больными фантазиями, тем, кого ты любил больше всего на свете и с кем привык проводить все свое свободное время.
Так, хватит, такими темпами можно окончательно растечься по дивану и с гарантией впасть в депрессию. Хватит. Сейчас это будет последнее дело. Как говорил дед: "Там где пасует дух, должен спасать ум, и наоборот". Я подхватил с пола рюкзак, достал документы, любезно переданные мне полковником для изучения, и принялся их читать. Как и ожидалось, все было весьма расплывчато и в общих чертах, чем-то напоминающих типовой договор о неразглашении коммерческой тайны, только ничего конкретного не упоминалось и сводилось к тому, что все, что я услышу-узнаю, а также почувствую (совсем интересно) не подлежит разглашению. Под эту статью можно подвести и инкриминировать практически все, что угодно, но ладно пока оставим. Гораздо интереснее были меры ответственности за попытку нарушения этого соглашения, причем неважно удачную или неудачную. Верить полковнику на слово, что у них такого еще не было — глупо. Скорее всего, это просто стандартная пугалка для новичков, чтобы видели на какую мощную и важную организацию они работают, и даже не помышляли о чем-то таком. Мол, вы под колпаком, ребята. Конечно, я не собирался болтать о секретах направо и налево, все-таки, как бы нелепо это ни звучало в наше продажное время, я был патриотом своей страны. Однако, наказание было и впрямь необычным. В случае такой попытки, нарушителю предлагалось на выбор два варианта (надо же, у него еще и варианты были): отправка на исправительные работы, сроком на двадцать лет без права амнистии, либо возмещение ущерба — для людей находящихся в начале обучения, либо работающих при управлении. Смертная казнь, либо возмещение ущерба — для оперативных работников всех отделов.
Наличие смертной казни, при официальном ее запрете в стране, хоть и удивило, но не особо. Скорее глупо было бы думать, что она не применяется. Однако возмещение ущерба... Это как вообще? А, вот. Чуть ниже шло краткое пояснение о том, что подразумевается под этим термином. По сути человек попадал в пожизненное рабство. Он лишался всех званий и должностей, всех прав. Не мог больше выбирать задания, не мог выбирать специфику работы. Его могли использовать как угодно и где угодно — отказаться он не мог. За любое нарушение или неподчинение приказу наказание было только одно — смерть. Мда... Не хилое такое возмещение ущерба. Интересно как они таких людей контролировать собираются? Точнее уже контролируют, иначе не стали бы писать такое. Допустим, согласился предатель на подобное "возмещение", жить то хочется, допустим, установили за ним контроль, но что ему помешает, при любом другом случае, также предать или сбежать? Жизнь-то она большая, возможность еще может представиться. Как такому человеку доверять? Как контролировать на задании? А если психанет, и даже ценой своей жизни диверсию какую устроит? Таких ведь тоже немало. Странно все... Разве, что какие-то суперсовременные психотропные препараты? Вколют такую дрянь и вот тебе послушный зомби. Брр... Меня аж передернуло от такой участи.
