Могндоэфрийская ваза

— Да Лиргисо был извращенец, из этих, ну, из этих, не хочу про пидоров смотреть, лучше пошли на "Вратаря" или "Пиратов"!

— Зато у рыжей полицейской девки, которая оказалась тергаронской шпионкой-киборгом, сиськи во!

— Все равно говно фильм, лучше на "Пиратов"!

— А в "Пиратах" девки извращенки, тоже говно.

— Ты чё, ты на их сиськи смотри, а чё они делают, кому какая разница, меня даже заводит.

— Повело меня чё-то, говорил, не надо пиво с шакасой бодяжить...

— Кофя выпей, пройдет.

— Все будут? А то я тоже с этой незийской бодяги, как лягушка в невесомости, еще наблюю в эту ванну...

Точно дебилы, подумала Шени. О том, что пиво с шакасой нельзя мешать ни в коем случае, она знала еще с тех времен, когда жила на съемной квартире вскладчину с Джаспером.

— К кофю чего-нибудь берем? Чипсов там, рыбешки?

— Кто чего будет с кофем? Эй, металлолом, давай сюда!

Робот-официант, похожий на изящное шестирукое насекомое, проигнорировал призыв — замер на месте, как будто его закоротило.

Взглянув на окно, Шени с тревогой отметила, что полицейский видеозонд, только что там висевший, куда-то исчез. Впрочем, в кафе наверняка есть видеокамеры, так что ничего плохого с ней здесь не случится. Но все равно стоило уйти раньше и подождать Лаури на улице около входа.

Девушка с цветными волосами поднялась из-за столика. Шени приготовилась выскочить отсюда вместе с ней.

Как выяснилось в следующий момент, она проявила досадную для художника невнимательность — это оказался парень. Хотя он ведь сидел к ней спиной, и ее ввели в заблуждение длинные крашеные волосы, так что простительная ошибка, даже для мастера уличных скетчей. Но до мастера ей еще расти и расти.

Вначале Шени ощутила творческий зуд — достать блокнот и тайком, на коленке, зарисовать... Но тут же опомнилась, смываться надо, а потом она его набросает по памяти. Интересная физиономия: удлиненная, с треугольным подбородком и кривой насмешливой улыбкой, рот немного великоват, но этот недостаток скрадывает прямой нос безупречной формы, поэтому общее впечатление — скорее своеобразная красота, чем гротеск. Так и просится в блокнот.

Стараясь быть незаметной, как тень, она встала, взяла с соседнего стула свой рюкзак. На нее никто не смотрел: тройка ценителей сисек уставилась на длинноволосого, который направился к их столику. Теперь Шени разглядела ссадину у него на скуле и фингал под глазом: ну, ясно... Если парни подерутся, ее цель — прошмыгнуть к выходу и сбежать из "Снежного привета", который до сегодняшнего дня пользовался репутацией "тихого уютного кафе".

Длинноволосый остановился в двух шагах от столика шумной компании. Теперь Шени видела его вполоборота, выражения лица не разглядеть.

— А мы думали, это цыпа... Во номер!

— Ты чё, нарываешься?!

— Тебя, крашеный, мало били, за добавкой пришел?

— Тебе чё-то не понравилось?

— Меня утомила ваша болтовня. У вас есть пять секунд, чтобы унести отсюда ноги. Время пошло.

— Во чокнутый!

— Он под дозой!

­— Он из этих самых — лиргисопоклонник! Чё, задело, что ли?

— Лиргисопоклонник? — переспросил парень как будто с недоумением. — Демоны Хиалы, бред какой... Да кто сейчас помнит этого Лиргисо?

Я, например, помню, мысленно возразила обладательница вазы, защитившая диплом по могндоэфрийскому декоративно-прикладному искусству. Она потихоньку перемещалась к двери. Ни одной из конфликтующих сторон до нее нет дела, но попасть в поле зрения полиции, пусть даже в качестве свидетельницы — это ей совсем ни к чему, с учетом того, что она вляпалась в противозаконную историю и прячет у себя в студии краденый раритет.

— А вот кофе — имя существительное среднего рода, и согласно правилам грамматики, "кофе" не склоняется.

— Чё ты сказал?

— Сам ты среднего рода!

— Чё ты там про кофе гонишь?!

— Ща допросишься, склоняется или нет!

— Пять секунд истекли, а вы все еще здесь, — произнес длинноволосый с печалью в голосе. — Я ведь дал вам шанс, а вы им не воспользовались...

И в следующее мгновение пинком вышиб стул из-под ближайшего оппонента.

Двое других вскочили и бросились на него с двух сторон, но он извернулся, как в танце, в последний момент уйдя в сторону. По-змеиному гибкий и быстрый — если под дозой, это наверняка боевой стимулятор, а может, просто умеет драться.

Не рискнув пройти мимо них — зашибут и не заметят — Шени юркнула в угол и укрылась за выступающим краем стойки. Жаль, обстановка не располагала к тому, чтобы их всех зарисовать... Длинноволосый улыбался, но это не мешало ему двигаться резко и быстро, с грацией атакующей змеи, словно перед зрителями. Хотя здесь никаких зрителей, кроме Шени. За оконными арками стена с барельефом и безмятежно-голубое небо: ну и куда запропастился полицейский видеозонд?

Поборник правил грамматики как будто не бил по-настоящему — скорее, всего лишь касался, обозначая возможные удары, но его противники после этого начинали двигаться скованно и развинченно. Временами кто-нибудь из них издавал вопль, как от боли. Наконец они гурьбой устремились к выходу, подволакивая ноги, вихляясь и сшибая по дороге стулья.

— Отвратительно... — процедил им вслед победитель и добавил по-незийски, повернувшись к выглядывающей из угла Шени: — Искренне сожалею, м'гис, если помешал вам.

— Ничего страшного, — дипломатично отозвалась девушка, тоже мечтая поскорее отсюда убраться. Такой персонаж мог заинтересовать ее, как шикарная натура для набросков — и в этом качестве он никуда от нее не денется — но не для романтического знакомства, вот этого ей уж точно не надо.

Зазвонил телефон.

— Да, мама... Сижу в кафе, сестренку из бассейна жду... Она скоро должна подойти, собиралась познакомить меня со своей учительницей рисования... Нет, из полиции больше не беспокоили, все в порядке... Да, потом мы с ней полетим домой...

На его губах играла легкая улыбка, словно он наслаждается своей ролью — уже другой, не похожей на предыдущую. Шени немного расслабилась: вряд ли парень под дозой, он тут, оказывается, сестренку ждет, хочет с ее учительницей познакомиться... С некоторой задержкой дошло: "учительница рисования" — это же она, а "сестренка" — наверняка Лаури, а это, значит, тот самый братец Лаури, вернувшийся из затяжного автостопа, Эдвин Мангериани.

Краем глаза уловила движение: оживший робот-официант принялся, как ни в чем не бывало, расставлять по местам стулья и собирать остатки трапезы сбежавших посетителей. К тому времени, как за окном опять появился полицейский видеозонд, "Снежный привет" выглядел так, словно здесь и не было никакой драки.

Шени вернулась к своему столику, торопливо допила коктейль с растаявшим в пенку мороженым и посмотрела на телефон, оповестивший, что был пятиминутный перебой, а сейчас он опять в рабочем режиме.

— Связь пропадала, — сказал Эдвин, поймав ее взгляд. — Наверное, у кого-то из них была глушилка. Думаю, видеокамеры в кафе тоже в это время не работали, и полиция ни о чем не узнает, — он подмигнул ей и доверительно улыбнулся. — Ну и к лучшему, у меня после прошлого визита в полицию синяки еще не прошли.

Его телефон снова зазвонил.

— Да, Лаури... Да, я давно уже в "Снежном привете", и твоя учительница тоже здесь, — еще одна улыбка, адресованная Шени. — Нет, ничего тут не случилось, да и с чего бы?.. Ждем тебя!

— Если у вас остались синяки после визита в полицию, вы можете подать на них жалобу, — деловито сказала Шени, чтобы преодолеть замешательство. — В полиции на такие заявления реагируют.

— Толку-то жаловаться, все равно ничего не докажу. К тому же это была не незийская полиция, а Космопол. Офицер псих, ударил ни с того, ни с сего, посреди разговора... Видите, какой фингал остался?

— Я знаю одну правозащитницу, она студентка Месхандрийского университета, ее зовут Дигна Балчуг, и она как раз занимается такими инцидентами. Если обратитесь к ней, она поможет добиться справедливости.

— Я тоже знаю Дигну Балчуг, кто ж ее не знает? Но я никого не хочу сюда впутывать, справедливости я и сам рано или поздно добьюсь...

У Шени сложилось впечатление, что он едва ли не доволен тем, что стал жертвой полицейского произвола. Может, собирается примкнуть к какому-нибудь политическому движению, и это ему пригодится, как своего рода заслуга?

Стеклянные двери раздвинулись, и в кафе влетела Лаури, в шортах с цепочками и черной футболке с летучей мышью, волосы такие же разноцветные, как у брата, хотя еще вчера были розовые с единственной зеленой прядью.

— А я, когда сюда шла, встретила каких-то парней, они крикнули — не ходи туда, вот и решила позвонить. Вдруг здешний робот словил вирусягу и все ломает или десертами кидается. Они странно выглядели.

— Наркоманы какие-нибудь, — с самым невинным видом предположил Эдвин.

А Шени подумала, что те парни не так уж плохи, если решили предупредить Лаури.

Устроились за столиком, взяли мороженое, шакасу и кофейные коктейли. Шени чувствовала, что Эдвин к ней присматривается, но так и должно быть, раз она занимается с его младшей сестрой. Лишь бы сам не начал набиваться в ученики, сближаться с ним незачем, однако вскоре она на этот счет успокоилась — когда Лаури с завистью сказала, что он-то рисовать умеет, а ее фанфики иллюстрировать не хочет, сколько она ни просила.

— Лаури, я ж их тебе так проиллюстрирую... — закатив глаза к потолку, ухмыльнулся старший.

Жуть семейка, подумала Шени, что сумасшедшая бабка с криминальными наклонностями, что эти двое... Зато они платят ей за уроки, и по крайней мере мать семейства, Белинда Мангериани, выглядит адекватной.

Доставая все необходимое для урока, выложила блокнот, чуть не уронила — ничего, ему не привыкать — но Эдвин ловким движением перехватил.

— Здесь ваши рисунки? Позволите посмотреть?

— Шени такие классные комиксы рисует! — встряла Лаури.

— Можно.

Она не делала из этого тайны. Прообразу Леми или кому-нибудь из университета не стала бы показывать, лучше перестраховаться, а остальные пусть смотрят.

— Вы любите добрые сюжеты и счастливые концы... — заметил Эдвин, полистав блокнот. — Это вы сами, а это кто?

— Вымышленный персонаж.

— Гм... Похож на одного моего знакомого. Можно подумать, с него рисовали.

— Вообще-то да, реальный прототип у него есть, — неожиданно для себя созналась Шени и со скрытым торжеством продолжила: — Но это уж точно не ваш знакомый, потому что он негуманоид. Просто я представила себе, каким он был бы, если бы родился человеком.

— Правда?.. — Эдвин уставился на нее как будто с новым интересом. — Поразительно...

— Да что вы всё официальничаете? — засмеялась Лаури. — Переходите на "ты", вы чего?

— На брудершафт? — он взял бокал с остатками шакасы. — По земной традиции...

Не то чтобы ей хотелось пить с ним на брудершафт — несмотря на дружескую болтовню, настороженность не отпускала — но отказываться нелепо, и она выпила.

— Почему у тебя студия в таком странном месте?

Ладно, вопрос резонный: в студию, затерянную в глухих закоулках Элакуанкоса, прилетает заниматься его сестра.

— На удачу. Я там рисовала на пленэре, и потом эти работы висели на выставке, их показали в новостях. Считай, суеверие художника. Если что-нибудь пойдет не так, я, конечно, поменяю студию, но мне там нормально.

Они с Лаури наконец приступили к уроку. Эдвин тем временем что-то смотрел на своем карманном компе, потом спросил:

— Ты ведь училась в Месхандрийском университете на искусствоведении? А по какой теме защищалась?

­— Лярн, Могндоэфра. Декоративно-прикладное.

— И кто был научным руководителем?

— Профессор Тлемлелх.

— О-о, ничего себе... Но почему-то я так и подумал. Ты продолжаешь с ним общаться?

— Когда бываю в университете, — сдержанно ответила Шени — попытки без приглашения вторгнуться или втереться в ее личное пространство она распознавала вовремя и старалась деликатно пресекать. — Профессор обычно очень занят, в этом году он еще и вступительные экзамены принимает.

Глаза у Эдвина так и вспыхнули.

— По какому предмету?

— История изобразительного искусства.

На пару минут он снова уткнулся в свой комп.

— Тлемлелх — экзаменатор, с ума сойти... Вроде бы прием документов еще идет, так что у меня есть шанс запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда.

— Ты ведь раньше в медицинский собирался, на токсикологию, — напомнила Лаури. — И разве успеешь за столько времени подготовиться?

— Да неважно, — он мечтательно ухмыльнулся. — Я должен сдать экзамен Тлемлелху!

Словно речь о том, чтобы увидеть достопримечательность или побывать на модном шоу. Это Шени тоже не понравилось.

Вернувшись в студию, она первым делом вывела на монитор найденное в сети фото Эдвина Мангериани, открыла блокнот и быстрыми штрихами набросала портрет. После чего с оторопью уставилась на результат: опять ее повело непонятно куда... В этот раз хотя бы не ангел на крыше, и на том спасибо. Но что же такое она нарисовала? Кого нарисовала?..

Худощавое лицо с пижонским насмешливым прищуром и суженным в треугольник подбородком — черты те самые, что на снимке, и в пропорциях не накосячила, только разве это землянин? Лицо змеиное, хищное, ненасытное с примесью тоски — древней тоски по чему-то, что вроде бы и дается в руки, но постоянно ускользает, дразнит, и вся жизнь пролетает, как сплошная азартная погоня за жизнью...

На мгновение замешкавшись, в довесок переделала ему зрачки на вертикальные: вот теперь в самый раз!

— Фигня какая-то, — пробормотала Шени, стряхнув наваждение.

Принялась рисовать заново, старательно выверяя каждую линию. Эдвин Мангериани, брат Лаури, девятнадцатилетний землянин, родившийся на Незе. Второй рисунок получился безжизненный, зато во всех отношениях правильный, а с первого ухмылялся демон, пьяный от жизни, многоликий, словно разноцветная пляшущая мозаика, но в то же время лишенный чего-то важного и снедаемый желанием заполучить то, чего ему не хватает.

Не портретист я, мрачно подытожила Шени, тапками закидать таких портретистов, мой потолок — чашки, городские скетчи и битые вазы. Ну и ладно, будем дальше с вазой работать.

Творчество для нее было, как море для унолх: родная стихия, в которой тебе лучше всего, и ты сама — часть этой стихии, необъятной, дающей свободу, вмещающей в себя все что угодно. И ничего, что не все получается, как эти злополучные портреты: в море тоже водятся и каракатицы-мутанты, и колченогие крабы. Главное, что оно у тебя есть, оно всегда рядом, и ты в нем живешь, даже если приходится выныривать и довольно много времени проводить за его пределами.

В последующие несколько дней она "выныривала" только для того, чтобы заказать еду или слетать в Кеодос к Лаури, на этот период пришлось два урока. С Эдвином больше не сталкивалась, а старую графиню Мангериани увезли в психиатрическую клинику в состоянии буйного помешательства — судя по всему, давно к этому шло.

Завершающий этап самый сложный и трудоемкий: разобрать и заново собрать оригинал, не повредив ни один из фрагментов. Она никак не решалась приступить, но потом догадалась включить воображаемого собеседника — и при его моральной поддержке, рассказывая ему по ходу дела о Лярне, о тамошних обитателях и об их искусстве, потихоньку начала работать.