Стоят рядом, обе в чёрном, как-то неуловимо веет осенью прошлого года. Как-то не тянет на разговоры.
Машина с охраной, и похожая на танк машина соправителя. Марина сразу замечает по номеру — не та машина, на которой Херт ездил прошлой зимой.
Эрида приехала одна. У сестёр кольнуло в груди. Эр сильно вытянулась, и так худенькая, стала ещё тоньше, чуть ли не до грани, за которой уже истощение начинается.
Вся в белом. Совсем не по сезону шляпка, не застёгнутый кожаный плащ, под ним платье похожее покроем на траурное, полусапожки и сумочка, даже чулки — всё беле. Совсем маленькой кажется рядом с рослыми охранницами.
Белый — цвет смерти, словно пропечатывается в мозгах!
Эр, близоруко щурясь, поднимает глаза к мелькающему сквозь желтеющую листву солнцу.
Софи и Марина подходят.
— Привет!
Эрида улыбается в ответ. Всё-таки улыбка Эр, это нечто, такие появляются раз в несколько сотен лет. Тут и ласка, и доброта, и тихая радость, и загадочность смешались враз в удивительно гармоничном сочетании. Улыбка остающаяся в веках пока играет на губах вполне живого человека. Для будущего образ уже сохранён. В том числе, и ей самой.
— Как вы?
— Сама-то как?
Эр неизвестно зачем, делает полный оборот.
— Как видите, всё в полном порядке.
Полного порядка сёстры как раз и не видят. Видят что-то вроде поступка заправского вояки с не долеченными ранениями сбежавшего из госпиталя. Но одно дело Сордар, а другое — Эрида. Белый — цвет смерти, художник Эр знает это прекрасно.
— Хотела сюда вернуться. Снова это всё увидеть. Теперь точно совсем поправлюсь! — уверенность совсем отцовская в голосе звучит, вот только Херктерент ни в чём не уверены.
— К себе пойдёшь?
— Нет, давайте просто погуляем. Надоело, когда за каждым шагом следят.
— Не следи они, не гуляла бы ты тут, — выцеживает Марина.
Софи дёргает её за рукав. Эр замечает. Снова знаменитая улыбка.
— Не надо, Лиза. Всё верно, Марина права. Мои прогулки совсем недавно имели неплохой шанс вовсе кончиться. Но это теперь в прошлом. Мне просто спасли жизнь. И я очень благодарна тебе, Марина, за сделанное. Без этого меня бы уже не было.
Младшая Херктерент угрюма. Лицом едва ли не темнее собственных волос становится.
— Значит, Его Высочество всё тебе сказал...
— Ты раньше никогда его не называла так, — констатирует факт Эрида, — сказал. Совершенно правильно сделал. Правда иногда лучше всего. Даже маленькая ложь способна породить большую, а то и вовсе огромную.
Прости, Марина, я врала тебе. Ты не знала, насколько много я читала по определённым областям медицины, и с кем из врачей разговаривала. Я с середины зимы знала, что это лето почти наверняка станет моим последним.
Потому и старалась остаться в памяти людей светлой и яркой. Потому и не говорила ничего тебе.
— Так ты ведь и есть светлая и яркая.
— Такой сложно быть, зная, что сгораешь, — хмурится Софи, — я про всё узнала самой последней.
— Так это лучше всего, узнать о плохом, когда оно уже кончилось!
— Не всегда, Эр, далеко не всегда.
— Всё равно, всё в итоге получилось правильно. Для меня так лучше всех, — звенит колокольчиком искренний смех Эриды, — теперь я, как вы все, больше не знаю, сколько осталось мне.
— Самое хорошее незнание, с каким я только сталкивалась, — кивает Марина. Получается соправитель насколько мог старался и её от удара насколько возможно защитить. Он не слегка краски сгустил, как Марина тогда думала. Наоборот, многого и очень важного не договорил. Вот и живи теперь с чувством неиспытанного страха. Белый — цвет смерти!
Так, как Эрида притворялась, насколько у неё всё хорошо, на деле умирая, Херктерент бы точно не смогла. К счастью, на своей шкуре подобного испытывать не доводилось.
Заставила Эр многих поволноваться. Живая, идёт вот рядом.
— Тебе в центре как часто надо появляться? — Софи не спрашивает, только описывает, что видит.
— На нерабочие дни поеду. Там как скажут. Может, на пол дня, может, на все три.
"А может, и вовсе велят там остаться', — сквозит во взглядах переглянувшихся сестёр.
Белый — цвет смерти!
Словно дождавшись возвращения Эриды, лето решает заадержаться ещё на десятку. Такой тёплой осени не помнят давно. Кто раньше отирались возле Эр, стали отираться вновь. Сама Эр больно уж старательно делает вид, будто всё по-прежнему. Только вот сёстры не забыли никому и ничего. Припомнят когда-нибудь.
Но не теперь. Возвращение Эр в школу сказалось на ней самым наилучшим образом. С каждым днём стала словно расцветать стала, неестественная бледность пропала через пару дней, с каждым днём всё больше и больше времени проводит вне своей комнаты. Болтает, много рисует.
Даже Марине кажется, всё самое страшное уже позади. Только вот тёплые денёчки да ясные ночки её совершено не радуют, заставляя часто и внимательно в небо смотреть. Больно уж давно гостей с юга не было. Жди беды! Сирены иногда могут завыть слишком поздно.
Эр даже видом больше не показывает, будто у неё что-то происходило. Белые плащ, платье, сапожки, даже чулки и сумочка исчезли где-то в недрах бездонного шкафа. Шляпка только осталась, но она довольно обыкновенно выглядит и сама по себе никаких мыслей навевать не может.
Марина на всякий случай почти каждый день стала рисунки Эр просматривать, опасаясь найти признаки чего-то пугающего. Но нет, всё как обычно, виды как виды, людей всех узнать можно, фантазии не более причудливы чем всегда. На первых можно было заподозрить дрожь в руках, неуверенность в глазомере и линиях. Но опять же, через пару дней снова видна прежняя, уверенная рука Эр.
Выпотрошила ящик, и чуть не втрое быстрее от обычного раздала. Марина с Софи кривят губы втихаря. Вон как попрошайки соскучились без вкусненького, аж оголодали. Цирковые собачки намного искреннее к дрессировщику относятся. Вот уж точно, прилипалы в чистом виде. Но Эриде всё равно. Словно не замечает ничего.
Или хочет делать вид, будто ничего не произошло. Чуть не закончившаяся, жизнь продолжается по-прежнему. Только так ведь не бывает.
Если смогла такое страшное о себе несколько месяцев скрывать, то как знать, что сейчас за разноцветным взглядом прячется.
Хотя, поводов что-то прятать значительно меньше стало.
Часто на берегу озера сидит. Иногда даже в купальнике. К воде не подходит. Но взгляд временами больно уж пристальный. Так смотрит, когда думает Марина не видит. Больно уж своеобразен и противоречив разноцветный взгляд нв мир.
Эр не Марина, врачей побаивается, но всё предписанное старается выполнять. Марина совсем уж о нехорошем подумала, увидев впервые сколько таблеток подруга собирается пить. Потребовала показать назначение. Полное соответствие. Неужели Эр настолько плохо? И как назло, ни одного знакомого названия.
В штате МИДв множество врачей. Включая и специалистов по болезням сердца. Одному и позвонила для консультаций. Большую часть препаратов определил сразу, сказал пьют люди с больным сердцем, про другие сказал применяют против инфаркта.
Ещё несколько оказались иномировыми. Совсем как-то кисло становится.
— Что вообще можете сказать о состоянии здоровья принимающего эти препараты?
— Без осмотра? Крайне немного.
— Меня всё интересует.
— Это разовая или дневная доза?
Не признаваться же, что забыла спросить. Была не была.
— Разовая.
В трубке довольно долгое молчание, Марина успевает подумать, прервалась связь.
— Скажем так, — говорит медленно, стараясь тщательно подбирать слова, — у вашего друга чрезвычайно, я даже подчёркиваю, чрезвычайно серьёзные проблемы с сердцем. Подозреваю, некоторое время назад он перенёс один, возможно несколько, инфарктов разной степени тяжести. По некоторым признакам, недавно состояние было критическим. Мне не понятно, как из такого можно выкрутиться, возможно, применялись иномировые технологии, но сейчас он, несомненно, идёт на поправку.
— Вы уверены.
Снова длительная пауза, и чёткий ответ.
— Уверен.
— Тогда пишите официальный отчёт на моё имя. Я сейчас инициирую официальный запрос. Отчёт должен быть готов в трёхдневный срок.
— Я к завтра справлюсь.
В раздумьях Марина вешает трубку. В МИДв весь персонал, не только медиков набирают из лиц, не пересекавшихся с соправителями. Соправители, по крайней мере, отец Эриды, действуют аналогично.
Теперь можно окончательно уверенной быть, против Эриды ничего не замышлялось. Очередным заговором врачей и стоящих за ними группировок, здесь и не пахнет. Действительно требовалось дорогое и очень сложное лечение, что во всей стране только отцу Эр со всеми его связями и было по карману. Любая другая была бы обречена. Да и то, не дружи Эр с Мариной — вряд ли бы была сейчас жива.
Одновременно понятно, было ей по-настоящему плохо. Раз уж врач из аппарата ЕИВ сразу несколько инфарктов предположил. Многим хватает одного.
Что-то страшное было у Эр.
Цвет смерти — белый!
На следующий день с утра пораньше Марину телефонным звонком вызывают в Администрацию школы. Придя первым делом обнаруживает элегантную, даже с накрашенными глазками, но всё равно слегка заспанную сестрёнку. Как она вообще ухитряется всегда такой красивой быть? На автопилоте делает то, что Марину под угрозой расстрела не заставишь.
А так же Императорского курьера привезшего им под расписку по пакету каждой. Ладно, хоть гоняли курьера на одной машине с водителем и охранником, а не колонной с броневиками, как раньше.
Неужели в МИДв наконец заметили, идёт война и выучили значение слова 'экономить'. Как-то с трудом верится.
Сёстры идут к корпусу вместе. Спросонок не разобравшись, что тепло, Марина накинула лёгкую куртку. Под неё и засунут пакет. Софи куда-либо спрятать свой по причине облегающего фигуру платья несколько сложновато.
Настороженно переглядываются, Марина всё старается рассмотреть, что там на штампах.
— Шею свернёшь.
Марина выразительно хлопает по куртке.
— Что там у тебя такого секретного? — Марина вытягивает шею, Софи прячет пакет за спину.
— А у тебя?
— Ладно, не будем как маленькие. Прямо скажи, тебе из какого отдела написали?
— Медицинского. А тебе?
— То же самое.
Переглядываются и в один голос.
— Эрида.
Торопливо взламывают печати и рвут упаковки. Сравнивают. Оказывается, они обе вчера звонили одному и тому же человеку. Только Марина несколько раньше. Получается, сёстры об одном и том же почти одновременно подумали. 'Отчёты' написаны совсем не под копирку. Полученный Софи даже чуть подробнее, ибо писался позднее и материал явно зацепил автора за живое.
— Вот так Эрида! — подобных интонаций от сестрёнки Марина никогда не слышал. Столько искреннего уважения, да и зависти, пожалуй, — Была при смерти, а жила так, будто вокруг вечный праздник. Я немало знаю таких, кто из собственной простуды мировую трагедию способен сделать. А она... Я бы так точно не смогла.
— Я тоже. Ты совсем не замечала, с ней что-то не так?
Софи призадумывается.
— Знаешь, это конечно теперь остроумие за дверью и махание кулаками после драки, но что-то такое я припоминаю. Она летом дурачась рассказывала, как мечтает о персональной выставке в залах академии, и в каких залах какие рисунки и картины должны висеть. Я её ещё поддевала, а она словно по всем залам шла, в каждом работы по темам размещая. Причём, оказывается, помнит площадь каждого зала, высоту потолков и характер освещения. Заодно, говорила, где ставить подсветку, где нет. Даже наброски стен залов с размещение работ относительно друг друга написала.
— И тебя это не удивило.
— Тогда не особенно. О подобной выставке в общем-то, каждый художник мечтает. Создать план мечты — вполне в Эридином стиле. Теперь-то я понимаю, она по сути дела, прочла мне своё 'завещание'.
— К счастью, тебе это 'завещание' не придётся исполнять.
— Это да, — кивает Софи, — теперь этим соправителю придётся заниматься.
— Но Эр же поправляется...
Софи приплясывает на одной ноге.
— Подловила! Подловила! Больно уж хотелось на тебя, напуганную посмотреть.
— Тебе ничего не сломать? Что ты вообще, несёшь?
Отбежав подальше, Софи сообщает.
— Я подозреваю с почти ста процентной уверенностью, что теперь Эр самой безумно хочется посмотреть на реализацию собственного плана. Академики во многом живут за счёт министерских заказов и вряд ли откажут в небольшой просьбе одного из основных заказчиков.
— Особенно, после небольшого пожертвования 'на развитие отечественной живописи'.
— Насколько я знаю, переговоры уже ведутся.
— Хвалебные статьи художественным критикам уже заказаны?
— Марина, ты же знаешь уровень Эр, она ни в чём подобном не нуждается.
— Нравы в определённой среде я тоже знаю неплохо. По заказу залить дерьмом смогут любой талант.
— Знаешь, пресловутое общественное мнение тоже не стоит недооценивать. Чувство прекрасного у людей всё-таки есть.
После возвращения Эриды все заметили — среди школьных группировок, групп и группочек появилась ещё одна — в составе Младшей Херктерент, Рэдрии, Эриды, Коатликуэ, болтающейся между ними и Звездой — иначе Софи уже мало кто зовёт, Динкерт и примкнувшим к ним Дмитрием.
Софи в свою схему внутришкольных отношений внесла новую группу именно в таком виде. В их взаимодействия с кем бы то ни было решила не вмешиваться, пока какой-либо угрозы не возникнет.
Ей других игр по плетению конфликтов, созданию и расстройства парочек, превращения друзей во врагов и наоборот, хватает.
Мелкая ума, конечно, набралась, но и дури не утратила. Приглядывать за ней надо по-прежнему, и не потому, что просил кто-то. У Софи свои представления о правильном и нет имеются. Хорошо, что к Эриде даже самый больной на голову в школе не прицепится. Тут уж дурная слава Марины хорошую службу сыграла. Да и Софи от себя добавила, впечатлившись медицинским заключением с парой строчек от соправителя лично ей. Херт никогда ей не писал просто как один человек другому.
Софи и сама знает — кроме Эриды близких людей у второго человека в стране, нет.
Дмитрия сначала шутя, спрашивали, не многовато ли ему столько девочек за раз? Может, поделиться? Потом перестали. Отвечал на виртуозной ругани на родном и русском языках с обширными вкраплениями мирренского.
В общем-то, не идиотам сразу было понятно — командовать в этой странноватой компашке может только Херктерент.
Идиотам хватило объяснений Дмитрия. И знаний о его успехах в единоборствах.
Расспрашивать о чём-то Марину, умеющую мастерски ругаться на всех живых и большинстве мёртвых языков, причём двух миров сразу, совершенно не хотелось.
У Марины схемка внутришкольных взаимоотношений, почти как и у сестры, имеется. Вот только в голове держится. Сложившуюся систему сдержек и противовесов принимает как данность. Хитроумных планов по изменению нет, но уверена — из приличного числа расстроившихся или появившихся связей разной степени близости торчат чьи-то изящные ушки. Одной такой совсем не по-Еггтовски кареглазой шатенки. Вот того, за что великий род Змеями звали у сестры в избытке. Используется, правда, для всяких глупостей в основном.
