Вариант "Новгород - 1470". ч 3

Впрочем, архиепископ дал понять Дану, что данная акция имеет характер временной и одноразовой — "ибо не дело церкви вмешиваться в дела мирские" — и дальше Дану следует полагаться на свои силы. И по настоятельному, очень настоятельному, совету владыки — благо деньги у Дана сейчас водились, стоит нанять людей для охраны собственной персоны. В этом деле владыка мог Дану даже поспособствовать и прислать пару крепких мужей. В монахи этим людям, — по словам владыки, — было еще рано, крепко их мирское держало, но делу церкви они могли послужить и иначе.

Будущие "телохранители" Дана явились на подворье Домаша, где тогда обитал Дан, к вечеру в первый день после седмицы-недели. Внешне оба выглядели, как ровесники Дана. Рыжий Феодор и невысокий, но какой-то очень широкий, с огромной грудной клеткой Михаил. Правда, через некоторое время, и Феодор и Михаил попросили Дана называть их теми именами, под которыми они были более известны в миру — Рудым и Клевцом. Заполучив подобное "счастье", Дан решил, что это судьба и пришла пора и ему перебираться с подворья Домаша в свою усадьбу. Плотники уже закончили его дом и, как раз, пока Дан валялся в беспамятстве, Домаш рассчитался с ними от имени Дана. Теперь дело стояло лишь за тем, чтобы освоить свое новое жилище. Вот, с двумя телохранителями, Дан и решил начать обживать новый дом. Рудому и Клевцу он определил место по соседству с собственной "спальней". То есть, тоже в комнате на 2-м этаже своего пустого, пока, увы, дома... С этого момента он, хочешь-не хочешь, всюду появлялся только в сопровождении телохранителей. Кстати, и Рудый и Клевец, несмотря на свою, по меркам 21 века, ужасающую молодость — Рудый имел от роду 20 лет, а Клевец только 19, были уже изрядно биты жизнью и, хоть и не являлись профессиональными вояками, неплохо управлялись — один с чеканом-клевцом, второй с булавой-перначом. Вооруженные именно этим оружием, как позже выяснилось — из арсеналов владычьего полка, они и прибыли к Дану. На удивление, и Рудый и Клевец довольно быстро вписались в жизнь Дана и, вообще, мастерской. Оба охотно помогали по хозяйству и не брезговали никакой грязной работой, но... Но, лишь до тех пор, пока рядом находился Дан. В противном случае, и Рудый и Клевец прекращали любую деятельность и бросались вслед за Даном. Также постоянно они отказывались и от идеи сопровождения кого-либо другого, кроме Дана — а уже периодически возникала и такая потребность, оказать помощь при транспортировке товара или при обережении мошны с деньгами, это когда Домаш возвращался с удачного торга или нужно было расплатиться с поставщиками. Хотя бы, с теми же Якимом и Перхурием. Дан уже начал подумывать— а не нанять ли парочку настоящих охранников и выдержит ли бюджет фирмы сие? Тем паче, что, учитывая дела в мастерской и прочее, работа им всегда найдется... Однако, пока Дан собирался решать проблему телохранителей, в Господине Великом Новгороде произошли некоторые изменения и Дану пришлось нанимать уже не двух охранников для фирмы, а целую дюжину будущих "янычар" дополнительно к тем двум, что дал ему владыка...

Но это все было потом. После воскресенья-седмицы. А до воскресенья Дан был занят совсем другим, вернее, мысли Дана были заняты совсем другим, а именно одной светлоглазой дамой. То есть, с утра того дня, как он очнулся или иначе говоря, за день до визита к владыке и за несколько дней до того, как появились Клевец энд Рудый, его мысли были заняты одной новгородской дамой

Статную блондинку Дан увидел 3 недели тому назад. На воскресной службе в церкви. Однако в следующее воскресенье блондинка в церкви не появилась... Сказать, что Дан не расстроился — синеглазая новгородка ему запала в душу, будет неправдой. Но тогда, не заметив синеглазой новгородки на службе, Дан уговорил себя не нервничать и успокоиться — мол, придет в следующий раз, мало ли что могло случиться... Возможно она просто занята — ведь, пропустить одну церковную службу не есть грех... Или, положим, подруги у нее в другом конце города и она вместе с ними пошла там в церковь. Мысль о том, что задевшая струнку в его сердце молодая вдова могла, вообще, случайно оказаться в храме Святого Власия... — Домаш с семейством Вавулы и Семеном посещали церковь Святого Власия, что в конце Волосовой улицы, на меже города и посада. Естественно, и Дан, а чуть позже и Лаврин тоже стали ходить в эту церковь... — Дану, почему-то, в голову не приходила. Вероятно, потому что уж очень много было в Новгороде других церквей, где проходила воскресная служба, и обойти их всех было нереально... А может и потому он не допускал эту мысль в голову, что тогда пришлось бы быть готовым и к тому, что понравившаяся ему вдова, могла оказаться даже и не новгородкой... И на службе в церкви Святого Власия находиться "проездом". Хотя, если честно, где-то, на краю сознания Дана, подобная мысль все же тлела.

Служба в очередное воскресенье тоже прошла без синеглазой новгородки и Дан уже начал впадать в уныние — ибо вместе с появившейся идеей поискать в других культовых учреждениях Господина Великого Новгорода, невольно приходилось допускать, что рослая прихожанка с девочкой, и в самом деле, могла быть приезжей. Например, из Старой Руссы. Или еще из более отдаленных мест... Деревской или Обонежской пятины. Или совсем из Югры, Перми или Терского берега. Дану об этом даже думать не хотелось. Но, тем не менее, после того, как обдавшая его колдовским взглядом и понравившаяся своей статью молодая вдова не появилась снова на службе, Дан, все-таки, сошкребся с силами и стал планировать посещение воскресных — именно воскресная служба больше всего собирала новгородцев, являясь, как бы, символом наступившего, в конце трудовой недели, выходного дня — планировать посещение воскресных служб в других церквях города. Однако произошло чудо, иначе это назвать было нельзя — та, кого Дан так рьяно готовился искать и строил планы, как это сделать, неожиданно сама прислала попавшему в "аварию" Дану весточку-подарок. Дан был твердо уверен, что фигурку святого ему отправила именно та самая синеглазая молодица, которую он видел в церкви и которую никак не мог забыть. Вероятность того, что эту, вырезанную из кости, уютную скульптурку ему послала некая другая вдовица, симпатизировавшая Дану, он отвергал начисто! Потому что... Во-первых, он элементарно не верил, не хотел верить ни в какую другую красивую вдову-новгородку, а во-вторых... Третьих и четвертых — это было бы просто свинство со стороны судьбы! Ведь, они встретились тогда с новгородкой глазами и Дан помнил, какая дрожь его пробрала... Однако, в любом случае, все планы по поиску теперь отпадали и Дану оставалось лишь с нетерпением ждать воскресенья. Сейчас он был уверен, та, кого он собирался искать, красивая...очень красивая светлоглазая прихожанка с девочкой, не пропустит очередную службу. То есть, будет в церкви Святого Власия... А пока Дан не знал, что ему делать. Душа его пела, он одновременно и радовался и мучался. Он хотел встретить синеглазую новгородку и, в тоже время, боялся этой встречи. Боялся вдовы, боялся слишком неподступного выражения ее лица, боялся ляпнуть что-нибудь не то при встрече или, наоборот, утонуть в ее бездонных глазах-омутах, так ничего и не решившись ей сказать... И даже боялся, что просто побоится подойти к ней. Первый раз с ним было такое... Приподнятое и в тоже время нервическое настроение Дана было заметно всем в мастерской.

— Ты, будто, не на встречу с молодицей собираешься, а в поход за тридевять морей, — смотря на Дана, выразил общее мнение всей мастерской, то есть всех работавших в мастерской — Вавулы, Семена, Якова, Лаврина и остальных, Домаш. — Соберись! На тебе же лица нет!— И добавил: — Волнуешься, словно девица на выданье...

— И ни на какую встречу с молодицей я не собираюсь, — вспыхнул Дан и в этот момент заметил круглые глазища таращившегося на него Зиньку. Дан запнулся на секунду, его гнев мгновенно куда-то улетучился, а затем он вдруг ухмыльнувшись, подмигнул Зиньке. Зинька тут же растянул рот до ушей в ответ...

— Ну, да, — сказал, ничего не заметивший, Домаш. — Конечно, не собираешься... Только улыбаешься постоянно, как юродивый...

На воскресную службу Домаш, Дан и все еще обитающий на подворье Домаша, в комнатке в конце сарая-мастерской, Лаврин, как обычно, одевали лучшее... — впрочем, на службу в церкви они всегда надевали лучшее из того, что имели... — рубахи тонкой работы, свиты дорогого сукна, высокие шапки с отворотами, яркие порты, заправленные в мягкой кожи сапоги. Пояса наборные, с серебряными бляшками — у Домаша, и попроще, с медными чешуйками — у Лаврина... — Дан, в связи со своим — после рандеву с новгородской верхушкой, на котором тайно присутствовали "зрящие" старцы из Свято-Духового монастыря — предполагаемым благородным происхождением и, чтобы не усложнять отношения с боярыней Борецкой, ее сыном — посадником новгородским и Василием Казимером, тысяцким Господина Великого Новгорода, и, как ни странно, не в последнюю очередь с Домашем — остальные в мастерской, с подачи Вавулы и Семена, продолжали считать Дана потерявшим память обычным литвином. Правда, Семен и Вавула, увидев с какими людьми Дан общается — новгородским тысяцким, биричами от посадника Господина Великого Новгорода или боярыни Борецкой, тоже пытались "ломать шапку"перед Даном, но он показал им кулак и пообещал "намылить" шею, если не прекратят "валять Ваньку". Впрочем, с Домашем Дан также пробовал говорить "по душам", но в ответ получил: — Мне все равно из каких ты — боярских, купеческих или крестьян, для дела это не важно. Однако в миру... Изволь соответствовать. Или ты стыдишься своих родителей? Нет? Почему тогда скрываешь из какого ты рода? — После таких слов, Дан просто был вынужден, за приличные деньги, приобрести отделанный золотом, как у бояр, но, все же, поскромнее, пояс.

Домаш, Дан и Лаврин двигались по той самой, вдоль окольного рва, дорожке, на которой на Домаша и Дана напали бандиты. Бандитов, кстати, несмотря на все усилия владыки Иона, так, до сих пор, и не нашли. Или "еще не нашли". Зато здорово проредили в Новгороде их ряды и количество. То, с чем не справлялась малочисленная городская стража, прекрасно сделали монахи-воины из архиепископского полка. Буквально за несколько дней, в ямах-порубах посадника и нижних этажах-казематах Детинца значительно увеличилось число постояльцев. Это не считая тех, кого зарубили на месте. Новгородские ночные "братья", мгновенно потеряв половину своих "товарищей по ремеслу", бежали из города "куда глаза глядят", лишь бы подальше от "беспредела, творимого в Новгороде". На какое-то время не только в городе, но и в посадах за городской стеной по ночам стало тихо и безопасно.

Утро было дождливым. Над головами висело низкое, серое, моросящее мелким струйками воды, небо с набухшими влагой облаками. Чавкала под ногами сырая земля — в посаде не мостили дороги, в отличие от города — и где-то квакали лягушки. Дан, Домаш и Лаврин внимательно смотрели вниз, чтобы случайно не "поехать-поскользнуться" на размокшей земле и не шлепнуться с размаху в грязь. Домаша, Дана и Лаврина, клявших погоду, нагнали соседи по посаду — нарядные старик со старухой в сопровождении более чем десятка зрелых мужчин и женщин, а также многочисленных отпрысков помоложе. Двое из них, из отпрысков, то есть две девушки-подростки, были очень-очень юны. Взглянув на них, совсем недавно покончивших с детством, светловолосых, чуть-чуть конопатых, с широко раскрытыми, сияющими глазами, Дан, почему-то, вспомнил школьниц 21 века и подумал: — И чем они отличаются? Ведь, эти сестры из 15 века абсолютно такие же, как их светловолосые, слегка конопатые, синеглазые сверстницы в Гомеле, Минске, Самаре или любом другом городе России или Белоруссии третьего тысячелетия... Только переодень и все. Ах, да, еще эти девчонки, вероятно, не ругаются матом и не слышали, что такое смартфон и планшет... — Дан еще помнил о смартфоне и планшете... — Они просто родились здесь и сейчас, в 15 веке в Новгороде, а могли бы родиться и в 21 веке...

Дан немножко знал, как говорили когда-то в будущем, в городе у южного моря, за старика со старухой и за все их большое семейство. Они, как и Домаш с Даном и Лаврином, были прихожанами церкви Святого Власия. Соседи являлись кирпичными мастерами и жили довольно зажиточны. Михаль, так звали старика, сухой и крепкий, как старое дерево — Домаш сказал, что старику более 60 лет... Как понимал Дан, удивительно много для Новгорода этого времени — обладал весьма ясным умом и твердой памятью, и командовал всеми в усадьбе, указывая, что и кому делать — что делать сыновьям и что их женам, а также что делать тем внукам, которые постарше и посообразительнее. Он же следил и за порядком в хозяйстве. А крепкая седая старуха, Стеша, сестра старика — жена его давно умерла, помогала ему во всем.

— Здрав будь еси, Домаш! Здрав будь, мастер Дан, здрав будь, Лаврин, — по соседски и по свойски поздоровался с Домашем, Даном и Лаврином старик. Старуха кивнула всем головой. Гончары вразнобой ответили на приветствие старика и старухи: — Здравы будьте и вы, Михаль и Стеша, — Домаш. Более уважительно: — Здравы ли есть и вы, Михаль и Стеша, — Дан и Лаврин. Старик, обходя остановившихся и посторонившихся Домаша, Дана и Лаврина, пожаловался на погоду: — Все косточки нам со Стешей ломает дождь... — Следом за Михалем и его сестрой обошли Домаша, Дана и Лаврина и остальные члены его семейства-рода. Лишь разбитной, не старше 15 — 16 лет, белобрысый внук Михаля, на минуту задержался возле гончаров и, поблескивая озорными глазами, поинтересовался у Дана: — А татей нашли? — О том, что на Домаша и Дана напали, знали уже все соседи, такие вести по посаду распространялись быстро. А учитывая, что в поисках татей приняли активное участие монахи из полка архиепископа — то о нападении на двух гончаров слышал уже, наверное, весь Новгород.

— Нет, — ответил шустрому внуку старика Дан. И тут же добавил: — Но как только найдут, тебе первому доложат. — Затем, смотря парню прямо в глаза, абсолютно серьезно пояснил: — Я договорился с архиепископом об этом!— Непонявший, что Дан просто подшутил над ним, паренек аж споткнулся, Дан едва успел удержать его — за локоть — от падения в грязь. Слышавшие все, идущие следом за парнем 2 те самые полу-девицы полу-девченки, громко захихикали, потешаясь над парнем...

В церковь уже набилось множество людей, большей частью знакомых Дану, Домашу и Лаврину по прежним посещениям службы или по своей профессиональной гончарной деятельности. Как обычно, были и "залетные", Дану и Лаврину неизвестные люди. Дан сходу заметил Вавулу с семейством и тершегося рядом с Вавулой Семена. На удивление, Дан приметил возле Семена и Вавулы и светловолосого, относительно недавно работавшего в мастерской гончара Якова и, похоже, рядом его жену, женщину в простом головном уборе, пониже гончара. Жена Якова, отклонившись слегка назад, переговаривалась через спину мужа с женой Вавулы Аглаей. А на удивление потому что Яков раньше не посещал службу в церкви Святого Власия. Он ходил, как знал Дан, в другую церковь, более близкую к подворью его многочисленного семейства — братьев и отца с матерью.