Зверра

Он не на шутку разозлился. И промёрз до печёнок, скучая на крыльце. И не собирался всего этого скрывать.

— Ты хочешь узнать, что мне от вас, жабки, надо? Сущий пустяк. Карта. Мне нужна карта.

— Карта ЗвеРры? — озадачился шёлковый жаб.

— Угу. И желательно пометить красными крестиками места, где убили всех пятерых людей, а синими — где лежат останки троих. И заметь, тёплой одежды я у тебя не прошу. И завтрака не требую.

— Но ты как раз успеешь поесть, пока мы будем отмечать нужные тебе места, — озадаченно возразил жаб. — У нас была прекрасная карта ровно с такими отметками, как ты просишь, но буквально на днях мы продали её крыскам. Придётся воспользоваться другой.

— Ну разве что так... — дал уговорить себя Марк. — Хорошо, мы позавтракаем. Накрывайте.

Жабки вынесли к пруду круглый столик и несколько складных стульев.

А в доме Птеки кормили не в пример вкуснее...

Еда у жабок, на взгляд Марка, была непростительно холодной и постной. Не скрашивало её качество даже изумленное выражение, застывшее на лице у шёлкового жаба, который присел за столик с ними за компанию.

Птека тоже выглядел сбитым с толку: в его голове не укладывалось, что с мудрыми жабками можно действовать таким нахрапом.

"Ничего... — злорадствовал голодный Марк. — Привыкайте. Получили автоспас с доставкой на дом, нечего на крыльце держать. Соответствуйте".

— Как я понимаю, вы тоже не в курсе, что именно представлял из себя пропавший Артефакт? — мягко спросил он жаба.

Тот вздрогнул.

— Нет! Никто в ЗвеРре не знал этого, кроме хранителей Артефакта!

— Неувязочка, — по-прежнему мягко поправил Марк. — Знал тот, кто его похитил. Иначе, объясните мне, пожалуйста, как похититель мог понять, спёр он искомое или прихватил барахло, к делу не относящееся?

Шёлковый жаб нервно сглотнул:

— Мы думаем, они пытали хранителей перед тем, как убить. И добились своего: хранители показали Артефакт.

— Так, это уже интереснее... — Марк отпил холодного овсяного киселя, подёрнутого плёнкой, сморщился и отставил чашку. — Благодарю, не дали пропасть. А скажите мне, какие деньги у вас в ходу?

— Медяки, серебро и золото, — кратко удовлетворил его любопытство шёлковый жаб. Но монет не показал.

— Ассигнации, значит, не в моде? — уточнил Марк.

— Векселя? — не понял жаб.

— Нет. Не векселя и не долговые расписки. Ну да чёрт с ними, с ассигнациями. Нам уже пора, рассвело. Что там с картой?

Шелковый жаб, обрадовавшись желанию гостей податься восвояси, подобрал полы разлетайки и грузно упорхнул.

Птека ковырнул варёную свеклу, нарезанную крупными ломтями и художественно уложенную на тарелку, тоже поморщился и спросил:

— А теперь мы куда?

— Домой. Карты только вот дождёмся. Солнце встало, думаю, надо отдохнуть, пока ЗвеРрюги спят. Я у вас поживу в светлое время суток? А на ночь буду уходить.

— Хорошо. Сейчас придём домой, яичницу с колбасой сделаю... — обрадовался не менее голодный Птека. — Ты с луком любишь, или без?

— Без лука, — твёрдо сказал Марк. — Слушай, рынок от вас далеко? Какой-нибудь такой, где тёплую одежду продают? Шапки там, варежки, стельки войлочные...

Птека посмотрел на Марка с жалостью и сочувствием:

— Нету такого рынка. Нам же не нужна тёплая одежда. Она всегда с нами. Какой безумец будет продавать то, что никому не надо... Ты сильно мёрзнешь, да?

— Не то слово... — буркнул расстроившийся Марк.

А он-то надеялся выспаться. Затем, пока тепло дойти до Зубрового Замка, разжиться местной монетой, сходить на рынок и купить тёплых вещей. Которых здесь нет, как оказывается, в принципе. Вот же незадача...

Вернувшийся с картой шелковый жаб опасливо посмотрел на нахмурившегося ещё сильней Марка и развернул свиток на столе.

— Это — лучшая карта, что у нас есть. Всё отмечено, как ты просил, шестой человек.

Марк мельком оглядел карту, начерченную цветной тушью на куске тонкой кожи, посчитал крестики, свернул кожаный лоскут в трубочку и сунул в карман.

— Спасибо за помощь. А вы не боитесь жить рядом с натоптанной тропой медведя?

— Мы ему неинтересны, — развел руками жаб. — Так уж получилось...

— Понимаю, — кивнул Марк. — Он вас не трогает, а соваться на его территорию другие ЗвеРрюги не особо-то и рискуют. Да, это лихо придумано.

Жаб улыбнулся. Знаменитой мудрой улыбкой жабок. Которая объясняла всё, лучше любых слов.

* * *

На улице солнце стремительно возвращало ЗвеРре отнятое за ночь тепло. Движимые мыслью об яичнице с колбасой, Марк с Птекой почти бегом добрались до дома сурков по безлюдным пока ещё улицам.

— Если эти жабки и сами питаются свеклой и овсяным киселём, то немудрено, что медведь ими брезгует, — фыркнул Марк, входя в дом Птеки. — Хотя в моём мире медведь овёс очень даже любит... Говорят, что когда овсяные колосья наливаются до молочной спелости, медведи ночами выбираются на поля и с упоением их объедают. А владельцы полей устраивают на них засады...

— Мне кажется, овсяный кисель у жабок — исключительно для гостей, — осторожно заметил Птека.

— Мне тоже так кажется, — подтвердил Марк. — Пошли быстрей на кухню, я хоть у плиты погреюсь.

Кухня в доме Птеки, несмотря на ранний час, работала вовсю.

Увидев на пороге Полярную Звезду всея ЗвеРры и прочая, прочая, прочая, звеРрики по заведенному обычаю всячески засмущались и кинулись врассыпную.

Птеку это обстоятельство только порадовало: он по-хозяйски сунул нос в кастрюлю, пыхтевшую на плите, фыркнул презрительно "Каша!" и шмякнул на огонь чугунную сковороду.

Марк присел около печной дверцы, наслаждаясь теплом.

— Твои соплеменники меня всегда так панически бояться будут? — спросил он.

— Чудак, это мы тебя не боимся, это мы тебя уважаем! — Птека ловко резал колбаски и кидал ломтики на раскаленную сковородку.

Они сразу же начинали шкворчать и подпрыгивать, распространяя дивный запах, от которого у Марка слюнки бежали.

— А за что, собственно говоря, вам меня уважать? — усмехнулся Марк.

— За всё! — лаконично ответил Птека, щедро заливая подрумяненную колбасу яйцами.

— А всё-таки? — не унимался Марк, которому стало очень любопытно. — В первую, так сказать, голову?

Птека выкинул яичные скорлупки в мусорное ведро, почесал шевелюру.

— За человечность, пожалуй, что так! — радостно сообщил он и торжественно перенес сковороду на подставку.

— В любом другом месте это звучало бы чертовски трогательно, — задумчиво сказал Марк, поворачиваясь к печке другим боком. — Но в ЗвеРре — несколько зловеще. И всё же я рад, что выкинуло в ЗвеРру меня не куда-нибудь, а к вам в дом. Не знаю прямо, как бы я пережил овсяный кисель, попади я к жабкам.

— Жабки, наверное, тоже рады, — засмеялся Птека.

Он нарезал хлеб толстыми ломтями и без особых церемоний стал уплетать яичницу.

— А я?! — возмутился Марк.

— А ты, похоже, замёрз сильнее, чем проголодался... — невинно заметил Птека. — Голодные не сидят у плиты, когда на столе яичница с колбасой.

— Какой кошмар... И так обращаются с официальной Последней Надеждой Города. Которой обещали разносолы прямо в рот в любом доме по первому требованию!

Марк нехотя оторвался от печи и пересел за стол.

— Удивительно маленькие у вас сковородки, — сказал он некоторое время спустя. — Непростительно крохотные. Ну да ладно, коли есть больше нечего, давай посмотрим на скорую руку, что же нам жабки дали. Почитаем перед сном, так сказать.

Он расстелил на столе кожаный лоскут и стал придирчиво изучать начертанную на коже то ли карту, то ли план, то ли атлас, то ли комикс.

Но надо сказать, что среди залихватских вензелей, познавательных картинок в рамочках, уснащённых душеспасительными надписями и художественно выполненных пейзажей просматривались-таки отдельные фрагменты улиц города.

На карте ЗвеРра была вписана в некое подобие цветочка: идеальный круг-сердцевина и шесть полукружий лепестков. На "лепестках" перечислялись звеРрюги, держащие город в блокаде, а по ободу сердцевины вилась надпись "Безумие ЗвеРры". Речка на карте текла сверху вниз, делая по пути загогулины. В реке резвились схематичные рыбки.

Город был целиком выстроен на правом берегу реки, на левом же была изображена лишь пара ветхих хижин у подножия моста, соединяющего два берега. И ещё на левом берегу был кусок дороги. Дорога упиралась в Круг Безумия.

Птека убрал сковороду, ножи и вилки, и с любопытством склонился над кожаным лоскутом.

— О, наш дом. А вот Зубровый Замок. Красиво нарисован.

— Я-то надеялся, что у вас хотя бы направление "север-юг" указывают, — буркнул разочарованный Марк, разглядев карту. — Толку-то, что она вся в завитушках. Ну ладно, хоть такая. Синие и красные крестики вижу, молодцы, жабки. Только никакой закономерности в их расположении не улавливаю. Похоже, люди вываливались в ЗвеРру, как пророк ваш на душу положит. А я так надеялся, что эти крестики сложатся в какую-нибудь хитрую фигуру, которая таинственным образом укажет нам путь к Артефакту.

— Ты, и правда, так думал? — восхитился Птека.

Марк смутился.

— Ну-у... Где-то в глубине душе... В общем, я надеялся, что почерпну из мест гибели людей определенную информацию. Ладно, проехали. Вот я Могильники вижу. Ратушу вижу. А Волчьи Башни — это что?

— Это Волчьи Башни, — остроумно ответил Птека. — Волки в них живут. Башни как бы ограничивают тот кусок города, которому они покровительствуют.

— Который они контролируют, — перевёл сам себе Марк. — Угу-угу... А ваш дом стоит в зоне их покровительства?

— Нет, мы не попали. Мы больше к Зубровому Замку, хоть он и далековато. Лисы тоже башни предпочитают — легче от звеРрюг оборонятся, но их родовые дома в одном месте и называются Лисьи Норы.

— Офигеть! — одобрил название Марк. — Башня по имени Нора — это прямо гора по имени Футзияма.

— Только лисы, в отличие от волков и зубров, живут по всему городу. Не обязательно в Лисьих Норах.

— А для волков и зубров обязательно?

— Зубрам простор нужен — поэтому они свой Зубровый Замок очень любят, без дела их в городе и не увидишь, — обстоятельно объяснял Птека. — Чтобы они, к примеру, в "Весёлую крыску" зашли — ни-ни. А у волков башни везде... Лисы же общительные, им незазорно жить и рядом со звеРриками. И по кабакам шариться. Они каким-то образом умеют и себя не уронить, и со звеРриками общаться.

— А другие звеРри не умеют? — уточнил Марк.

— Не все, прямо скажем, — признался Птека. — Соболя тоже снисходят до нас, как и лисы. Лоси и зубры — просто не замечают. А если замечают, то ведут себя вежливо. А вот если рядом с волком окажешься, хочется сразу под лавку спрятаться. Волки — гордые ужасно. И жёсткие.

— Странно, волки, говоришь, гордые, а лисы, получается, нет?

— Нет, лисы не жёсткие, они — хитрые. Они всегда имеют своё мнение и подсмеиваются над всеми. Если звеРрик подойдёт к волку, тот его и слушать не будет. А лис выслушает, не погнушается. Только забудет через мгновение. А вот зубр или лось не забудут, если важное что-то.

— А соболя?

— Соболя слушать не будут. Чтобы услышали соболя, нужно сказать жабкам. Жабок они послушают.

— Всё запутано-перезапутано, — подытожил Марк. — А это что за живописные пейзанские лачуги?

— Чего? — изумился Птека, вглядываясь в карту.

— Что за домики за мостом? Под свитком с мудрой надписью о том, что истинная красота кроется в душе.

— А-а-а, понял. Там кислые мыши живут. Вонючие такие. За мостом следят. А в городе им жить запрещено. Из-за запаха. Это их дома.

— А дорога куда ведёт?

— Никуда. Это старая дорога, ещё до появления ЗвеРры была. Давно зачахла.

— Зачем же тогда за мостом следить, раз там тупик?

— Как зачем? — изумился Птека. — А как ЗвеРрюги с той стороны в город попадут? Вода ведь холодная! А кислые мыши мост в порядке держат. ЗвеРрюги их почти и не едят, — брезгуют. Так с самого начала ЗвеРры идёт — наступает полнолуние и на мосту должны зажигаться светильники, на каждой тумбе. Полная луна поднимается над Волчьими Башнями, над Зубровым Замком, над Лисьими Норами, светится мост над тёмной водой ЗвеРры-реки, и из чёрного леса идут звеРрюги в проклятый город, как повелел пророк... — последние, явно заученные слова он прознес нараспев.

Марк фыркнул недоверчиво.

— Да-да! — подтвердил Птека, задетый за живое его фырканьем. — Пока Артефакт не похитили, каждое полнолуние на мосту светились огни — единственные огни во всём городе, не считая лунного света. Их было видно и сквозь речной туман, и сквозь снег. Но уже пять лун мост стоит без огней.

— Охотно верю, — буркнул Марк и присмотрелся к лепесткам звеРрской ромашки. За рекой обитали ласки и выдры. И, частично, рыси — на карте река заканчивалась, упираясь в середину лепестка.

— А выдры-то с чего в звеРрюгах? — удивился он. — И нафига им мост?

— Выдры — для священного числа, я думаю, — серьезно объяснил Птека. — Выдры в городе и не появляются. Живут на Выдровом Водопаде, рыбу ловят.

— Приятно услышать о приступах благоразумия у объятых Безумием, — подытожил Марк. — Ладно, пошёл я спать, пока звеРрюги не выползли.

Марк сложил карту, зевая, добрёл до кровати, набитой сеном, стянул с себя кроссовки и дырявые носки. На джинсы сил не осталось, заснул прямо так. Во сне Марку казалось, что кто-то осторожно трогает его пятки.

Снилась разная чушь, по большей части неприятная.

* * *

Проснулся Марк по установившейся привычке ближе к полудню.

Около кровати на скамеечке сидел Птека и трудолюбиво шелестел спицами, довязывая полосатый носок. Второй, готовый, лежал тут же, в плетёной корзинке, наполненной разноцветными клубками.

— Померь! — строго велел Птека. — Чтобы не маленький был.

Марк сел, взял протянутый носок. Надел. Тот был впору.

— Круто! — восхитился Марк. — Как у Буратино. Это ты мне пятки щекотал?

— Ага! — кивнул Птека. — Мерку снимал. Мы тут с ребятами решили тебе подсобить, пока спишь. Я вязал носки, Фтека — жилетку, а Гтека — шапку. С ушами. Красивую. Они тоже почти закончили.

— Ну вы, мужики, сильны! — покачал головой потрясённый Марк. — Вязать умеете! Просто нет слов.

— А ты не умеешь? — удивился в ответ Птека, разглядывая Марка, словно тот заболел.

— У меня бабушка вяжет... — стал оправдываться Марк.

— Вязание — дело мужское! — отрезал сурово Птека. — У нас даже гильдия вязальщиков есть. Турниры проводятся. На скорость вязания, на сложность, на красоту изделия. Да, забыл сказать, Чтека уже связал тебе перчатки. Под подушкой лежат.

Марк пошарил в изголовье, вытянул пару перчаток. Тоже полосатых.

— Экий я буду стильный парень! — восхитился Марк. — Местные красавицы падут.

— Так ты же от них сбежал? — удивился Птека, принявший слова Марка за чистую монету.

— Как обыкновенный человек, я испытываю комплекс неполноценности перед идеальной красотой эльфов, — отшутился Марк.

— Чего? — не понял шутки Птека. — Ты о ком говоришь?

— Ладно, неважно, — Марк потёр лицо ладонями, взлохматил шевелюру. — Дай сообразить, что нужно сделать до наступления ночи. И что можно сделать ночью. Пока мы ни на йоту не приблизились к разгадке, что же такое этот пресловутый Артефакт. Посмотрели на один труп. Похлебали киселя. Угу. Так, план вырисовывается. Пока светло, надо добраться до штаб-квартиры хранителей. Не хочу я по темноте ваши достопримечательности посещать. Мне гробницы с разбитым параличом волчарой и щербатым черепом хватило за глаза. Ты меня проводишь или покажешь на карте, где это?