Том 3. Древо Иггдрасиль

— Наверное, — ответил Аяо.

На этом спор и закончился. Сжимая кулаки, Кейтаро отправился через весь класс к собственной парте. По пути он пнул портфель, принадлежавший Накано Хикари. Из портфеля блестящей волной хлынули учебники в ярких обложках. Хикари молча встала из-за парты и принялась собирать их.

"Накано Хикари, четырнадцати лет от роду. Школьница, — отметил про себя Кога. — А вот интересно: что именно она любит?"

Ему давно хотелось наладить контакт с Хикари. Может, сегодня получится? Лишь бы избавить ее от назойливой Накахары Аюми.

В дальнем углу собрались отдельной компанией девушки, в числе которых были и Аюми с Минамори Тецуной. Фунакоши Рин, усиленно жестикулируя, рассказывала о своих ночных видениях: каждую ночь ей снился томный полураздетый парень и звал к себе, в темноту.

"Фунакоши Рин, пятнадцати лет от роду. Школьница. Любит: карате. Очень миниатюрная. Просто няшечка. Чтобы взять что-то с верхней полки шкафа, встает на стол".

— Он был похож на ангела, — вздохнула Рин.

Накахара гадко усмехнулась.

— Похож на ангела? Да у тебя же просто течка! — сказала она.

"Какая пошлость, — поразился Кога. — Кхм, Накахара Аюми, пятнадцати лет от роду. Школьница. Любит: ну, вот такие шутки и любит. Люди старой закалки говорят, что современная молодежь невыносима, невыдержанна, просто ужасна. Так вот, Аюми — живой пример".

— Что ты имеешь в виду? — спросила Рин.

— Да течка. Течка же, — Аюми вздохнула, словно ее огорчала непонятливость Фунакоши-чан. — Просто тебе нужен парень.

— А вот и не нужен! — Рин нахмурилась. — Не нужен. Зачем мне эта пакость? Парни грязные и вонючие. Такие гадкие!

Андрофобия, подумал Кога. Здесь требуется помощь профессионала, вроде Кейтаро-куна; но ему и даром не нужна Фунакоши. Так что няшечке Рин прямая дорога в юри-девочки, с таким-то отношением к противоположному полу.

"Но она только что говорила о неком ангеле, — напомнил себе Кога. — Возможно, это прогресс".

— Фунакоши-чан, — вкрадчиво произнесла Тецуна, чуть оттеснив Аюми в сторону. — Может, ты просто не нравишься парням?

— И у нее течка, — добавила от себя Накахара.

Хватит уже повторять это дурацкое слово, взмолился про себя Кога. Неужели нет для него нормальных синонимов? Например, "репродуктивный эстральный цикл" звучит гораздо лучше.

— Да нет, все неправда! — повысила голос Рин.

— А вот и правда! — захихикала Аюми.

Поднявшись, Рин с размаху всадила кулак ей в лицо.

— Неправда! Неправда!

Аюми грудой свалилась на пол.

2.

— Я отведу ее в медпункт! — закричал Кога, протискиваясь к Накахаре Аюми. В классе стоял дикий шум; все вскочили на ноги. Где-то в сторонке староста Михара Касуми отчитывала хнычущую Рин.

Да, удар получился отличным: вокруг глаза Аюми расползалось красноватое пятно, которое, когда кровь загустеет, станет сизым. Накахара скрипела зубами, стараясь не показать, что ей больно. Кога помог ей привстать — помощь она приняла бессознательно, словно ей было все равно — и провел сквозь толпу. Рука Аюми лежала на плече у Коги; спины его касались теплые мягкие груди.

Они вышли в коридор. Медпункт был двумя этажами ниже. Кога повел Аюми к лестнице, стараясь сделать свой шаг как можно плавнее — вдруг у нее сотрясение? У Рин хорошо поставлен удар.

— Вот сучка, — пробормотала Аюми.

— Ты сама виновата, — не удержался Кога.

— Нет, — ответила Аюми бессвязно. — Нет, я не виновата, это все она. Сучка. Пожалеет еще, тварь, что на меня полезла.

"Вот значит, как. А насчет "репродуктивного эстрального цикла" и глупейших насмешек над ее мечтой? Неужели ты считаешь тот удар незаслуженным?"

Кога остановился и помог Аюми поудобнее устроиться, затем двинулся дальше. Перемена еще не закончилась, поэтому в коридоре было много школьников. Кое-кто провожал Аюми задумчивым взглядом.

— Знаешь, Фунакоши правильно поступила, — сказал Кога.

— Чего пристал? Это вообще не твое дело, — огрызнулась Аюми.

— А как насчет Накано? — не унимался Кога.

Они начали спускаться по лестнице: шаг — ступенька, шаг — ступенька. При этом Аюми грудью терлась о спину Коги. Впрочем, едва ли она замечала это; судя по всему, у нее и вправду было сотрясение мозга.

— Накано? Хикари, что ли? — злобно бормотала Аюми, чуть ли не теряя сознание. — Ненавижу таких, как она. На них нельзя положиться. Вся жизнь у них убогая и уродливая, потому что они никогда не смогут довести до конца то, что начали. Вот так. А в трудный момент обязательно сломаются и потащат за собой других. Такие люди не должны жить. Меня от них тошнит! А Накано — слизняк. Слизняк. Фу!

От подобных рассуждений Кога пришел в ужас.

— Право на жизнь есть у каждого, — возразил он. — Все люди слабы: никогда не ставят перед собой по-настоящему великих задач, целей, а если и ставят, то выполнить-то не могут. На самом деле человек силён только лишь когда опирается на поддержку общества или на другого сильного человека. Лишить его или её этой поддержки — и перед нами такой же человек, как и все — слабый, ничтожный. По сути, паразит.

— Это ты обо мне, что ли? — прошипела Аюми. — Это я, по-твоему, паразит, да? Пошел ты!

Оттолкнув Когу в сторону, она попыталась добраться до медпункта сама. И тут же потеряла равновесие. Не успей Кога ее вовремя подхватить, Аюми бы вновь упала на пол.

— Отпусти меня, ты!

— Ну уж нет, — сказал он, взвалив Накахару себе на спину. — Лекцию я дочитаю тебе до конца. Ты, кстати, знала, что я завзятый моралист?

Жаль, до медпункта они добрались слишком быстро, и Кога попросту не успел ознакомить Аюми со всеми своими выкладками.

"Зря я вообще завел этот разговор, — думал он позже. — После такого Накахара точно озвереет. Злобу свою она обязательно сорвет на Хикари. И, возможно, чтобы утихомирить Накахару, мне придется приложить ее лицом о стену. Смогу ли я? И стоит ли мне бить ее? Ох, до же чего сложная ситуация".

Страдая от неразрешимой моральной дилеммы, Кога отправился обратно в класс.

3.

Кацуджи Кога смотрел на сидевшего у окна Аяо — длинного, нескладного, с гладкими прилизанными волосами — и думал почему-то о воронье и леденцах. Такие вот ассоциации.

— И так это немыслимо! — закончила свою речь госпожа директриса; сидевшая перед ней Фунакоши Рин всхлипнула.

Кога перевел наконец дух. Госпожа директриса, Накахара Рейко, совершенно не умела поддерживать внимание аудитории; говорила она с трудом, запинаясь, заикаясь, будто боялась, что кто-то в любой момент может перебить ее, сорвать выступление. Голос у нее был дрожащий, тонкий, почти что девчачий, и внешность — соответствующая. Когда Кога в первый раз увидел Накахару Рейко, то ненароком решил, что она и есть настоящая маленькая девочка. Позже ему объяснили, что такова природа ее болезни, иссушающей плоть и кости; объяснили, что это несчастье, и что не стоит над этим смеяться — хотя Кога даже и не думал о таком. Лишь одна мысль терзала его: "Как она вообще сумела выйти замуж и даже родить вполне здоровую дочь?" У Накахары Аюми не было решительно ничего общего с ее матерью.

— Согласен с Накахарой-сан, — произнес Танимура Реджиро, учитель физической культуры, высокий, практически двухметровый мужчина. — Ужасно то, что ученики нашей школы, забыв о всяких приличиях, выясняют отношения прямо в этих священных стенах. Не проще ли выйти на улицу и там спокойно, без особых криков бить морды в кровь? А так — вы портите нашей школе репутацию. Понимаете?

— Танимура-сан! — воскликнула директриса. — Ваш юмор здесь неуместен!

Учитель физкультуры благодушно рассмеялся и похлопал ее по голове, благо рост позволял ему это сделать.

— Накахара-сан, это всего лишь дети. Расслабьтесь, все в порядке будет с вашей Аюми, полежит немного дома, попьет теплый чай, посидит перед телевизором, и не сегодня-завтра придет в норму. А наказывать Фунакоши за школьную драку — глупости, лучше сделайте ей внушение и отпустите. В конце концов, вы же педагог. Не будьте столь предзятой.

— Ну, если вы так считаете, — Накахара-сан невольно понизила голос. Вид у нее был слегка смущенный. — Хорошо. Фунакоши, официального предупреждения не будет, так и быть.

Рин недоверчиво уставилась на нее.

— Но, — директриса обернулась и бросила взгляд на Танимуру Реджиро, — но больше так не делай, хорошо?

Разумеется, Рин тут же пообещала, что это больше не повторится. Она мгновенно оживилась; заступничество Танимуры, похоже, спасло ее, и теперь Рин готова была расцеловать хмурого учителя с ног до головы.

Тем временем Кога окликнул Аяо, который сидел за партой, скрестив на груди руки, и безучастно смотрел в окно, словно его никак не касалось происходящее.

— Да? — отозвался Ацумори.

— Можешь мне кое в чем помочь? — заговорщицки шепнул Кога.

Май, или Матоко, или какая-нибудь Рин — они бы мгновенно заинтересовались и начали бы вытягивать из Коги подробности; но Аяо таким не был. Он посмотрел на Когу с такой укоризной, с таким мучительным выражением на лице, как будто страдал от многодневного запора — брови сведены к переносице, веки страдальчески приспущены, нос сморщен, уголки рта дрожат. Такого не попросишь о помощи — нет, его нужно ласкать, утешать, любить, говорить ему добрые слова, лишь тогда он оттает в своем сердце, обретет внутренние силы и наконец-то сможет победить в себе отчаяние.

— Не кривись так. От тебя почти ничего не потребуется, — пообещал Кога.

— Хорошо, — кротко произнес Аяо. — Давай.

Коге пришла в голову отличная мысль. Это произошло где-то между вторым и третьим этажами школы Шико. Кога поднимался по лестнице и думал о Аюми и Хикари, о том, как же можно примирить их, остановить тот поток агрессии, что тек от первой ко второй. И тут он подумал: "Я совсем забыл о Минамори!" В самом деле, Минамори Тецуна была в этой задаче неучтенным фактором; может, она и есть корень уравнения?

А что? Аяо обладает определенным влиянием на Тецуну. Пусть он поговорит с ней и объяснит, что обижать Хикари — дело не очень достойное. Минамори обязательно прислушается к его словам; в свою очередь, она может оказать благотворное воздействие на Накахару Аюми. Вот, решение задачи выглядит почти безупречным.

Почти. Если Ацумори Аяо не согласится...

— Без проблем, — Аяо пожал плечами. — Я поговорю с ней.

У Коги отлегло от сердца.

— Вот и отлично! — сказал он, чувствуя к другу глубокую благодарность.

Аяо не удержался и подколол его:

— Что, тебе так нравится Накано?

— Тише! — всполошился Кога. — Вдруг кто-то услышит?

Нет, Накано Хикари была симпатичной девушкой; конечно, не "Мисс Япония" — однако и не дурнушка. Но Кога решил помочь Хикари вовсе не из-за каких-либо чувств — нет, совсем не поэтому.

И даже не потому, что это как-то коррелировало с его моральными установками.

Просто он мог помочь Хикари, он имел для этого достаточные возможности. Так почему бы и не оказать поддержку тому, кто в ней нуждается?

"Хобби, — утешал себя Кога. — Это мое хобби, не более".

4.

Ацумори Аяо последовал совету сестры и проводил Май-чан до самых ворот храма. Он заявил: "Я не отпущу тебя домой одну. Мало ли что?"

Вдруг судьба столкнет ее с маньяком, который расчленяет своих жертв?

"И что тогда? — подумал Аяо. — Май расчленит маньяка?"

Было в этом что-то смехотворное: защищать одного монстра от другого. Май, впрочем, была приятно удивлена проявленной им заботой. Она мило покраснела и всю дорогу упорно смотрела себе под ноги.

Мейде бы такое не понравилось, однако как раз ее с ними рядом не было. Танимура-сенсей попросил Мейду остаться после занятий. В данный момент она пыхтела в физкультурном зале, изо всех сил стараясь подтянуться на турнике. Аяо хотел бы остаться и посмотреть на это зрелище, однако Танимура-сан прогнал его, сказав, что не стоит смеяться над бедной девочкой. Аяо приуныл. "Я потом вернусь за тобой," — сказал он Мейде, после чего ушел вместе с Май-чан.

Они шли рядом, бок о бок, и шелест их шагов был заглушен ревом проносившихся мимо автомобилей.

— Аяо-кун, — произнесла вдруг Май. — Расскажи еще раз о смерти премьер-министра. Пожалуйста.

Он нахмурился.

— Тебе не надоело?

— Нет, — призналась Май. — Ну, расскажи!

В голосе — жадное нетерпение, на лице — гримаса; словно это не милая и добрая девушка, а бешеный пес, жаждущий крови. Пристрелить бы ее, подумал Аяо.

— Я вошел к нему в кабинет в самый неподходящий момент. Премьер-министр был занят важным делом — удовлетворял себя. Сидел на стуле со спущенными штанами. Я вошел и огляделся; а он заорал: "Ты? Это ты?! Это невозможно!"

Май радостно захихикала, как будто это было отличной шуткой.

— Тут я снял с головы пакет, и он сразу успокоился. "Извини, я принял тебя за другого человека", — сказал премьер-министр.

— И ты перерезал ему горло? — спросила Май с плохо скрываемой алчностью в голосе.

— Да, — сказал Аяо. — Это было нетрудно.

Он вспомнил: темные, запутанные тоннели подземки — и психотронный механизм, расположенный под городом.

Премьер-министр Ямамото Фумио и его ученые из НИИ нейропсихологии создали превосходное оружие — послушное, удобное и непреодолимо сильное. В конечном итоге, это оружие было обращено против них самих. У Бога, определенно, есть чувство юмора.

Аяо невольно провел рукой по груди. Там, под футболкой, багровел крестообразный шрам — свидетельство его принадлежности к христианам.

"Вот бы еще понять, почему это я вообще перешел в эту веру," — думал Аяо, пока они шли по залитым осенним солнцем улицам. Май о чем-то беззаботно болтала. Аяо благополучно пропускал ее слова мимо ушей.

Они выросли вместе, в одном квартале, и детство их прошло под знаком нерушимой дружбы — дружбы между мальчиком и девочкой, которая неизменно заканчивается, едва они вступают в период полового созревания. Интересно, каким же образом они сумели стать исключением из этого правила? Дружба перешла в иную категорию? Нет, вряд ли.

"Могу ли я вообще доверять Май-чан? — Аяо задумался. — А если не могу? Что мне делать тогда?"

Так прошел их путь. Наконец впереди показался храм, и Май-чан повернулась к Аяо, чтобы попрощаться с ним. Но он прижал палец к ее губам, а затем произнес в легкой задумчивости:

— Май-чан, надеюсь, ты ничего не запланировала на вечер?

Странно, но вопрос это, совершенно невинный, ужасно смутил и обрадовал Май-чан.

"В чем же дело?" — думал Аяо, недоумевая.

5.

Аяо ожидал, что семейство Накахара будет жить в роскошном особняке с двускатной крышей, выстроенном в стиле эпохи Хэйан; Аяо был согласен и на постройку эпохи Мейдзи — но уж точно не был готов увидеть банальнейшую многоэтажку послевоенного типа.

На часах была полночь, и вдоль улицы уже зажглись фонари. Искрящий белый свет таял, впитываясь в асфальт, в бетон, в черную почву; ночь гасила живое мерцание, обволакивала город, подобно огромной пелене. Здесь, у поверхности земли, тишина была гулкой, давящей; когда в темноте вдруг пролаяла собака, Май вздрогнула и прижалась к Аяо — испугалась, судя по всему.