1. Шадах. Если хочешь - не верь.

Ежегодные Храмовые Моления, они же поминальные дни, занимали ведущее место в череде духовных ритуалов и предъявляли исполнителям условий больше, чем остальные религиозные службы вместе взятые. Каждая рагезтянская семья избирала посланника, совершавшего от ее лица паломничество в некрополь, к усыпальницам предков. Традиционно, наиболее отличившегося и уважаемого. Предписанное обрядом время он посвящал медитации и посту, давая подробный отчет покинувшим бренный мир предшественникам о достижениях и чаяниях живущих. И на этот ответственный промежуток любая его связь с внешним прерывалась. В поминальные дни не дозволялось никаких излишеств и увеселений, вплоть до нанесения дружеских визитов и прослушивания музыки. Мужчины с головой уходили в работу. Женщины — в домашние дела. Города буквально вымирали. Можно было часами бродить по улицам, и не встретить ни единой души, не услышать ни звука, кроме свиста налетающего ветра, чириканья вездесущей птичьей мелюзги да шуршания растений в оранжереях и парках.

Императору 'нагрузка' предстояла двойная. Его бдения начинались за несколько недель до общего созыва, в центральном Храме Оракула, где, как гарант и представитель нации, он возносил молитвы Незримому. Ходили слухи — не молился, а напрямую общался, поскольку являлся Отмеченным, а значит обладал способностями, выходящими за рамки материального. Покончив с процедурой в Храме, Краасс отбывал на Рагез, чтобы там, в холодных и лишенных света лабиринтах Города Мертвых отдать дань памяти душам Правящих, и их бессменному и безымянному Стражу... Поистине благословенные часы для двух истосковавшихся влюбленных!

Колокольчик тревоги звякнул, когда оборотень прощался с хозяином у посадочной платформы готового к вылету катера. Трансформеры не любители космодромов. Наземные технические станции у них всегда удалены от населенных пунктов, расположены в неплодородных частях планет, напоминают наши СТО и занимаются сугубо ремонтом и тестированием. Рабочий же транспорт сосредоточен большей частью вне атмосферы, чтобы свести к минимуму негативное влияние на биоресурсы и обеспечить максимальную мобильность. Согласитесь, корабль, дрейфующий в невесомости, куда меньше затрачивает на маневры и разгон, чем равный с ним по массе, стартующий с земли.

В пределах планет и для сообщений с космобазами используют модули (или катера), облегченные летательные аппараты, обладающие повышенной маневренностью и меняющие облик не хуже самих владельцев в зависимости от сиюминутных нужд. Они отличаются базовым типажом, подразделяются на пассажирские и универсальные, но общее требование одно: величина не больше установленной. Если же груза много, или доставка срочная, или то и другое вместе, активируется транспереход. Портал — иными словами.

Краасс предпочитал модули. В управлении — настоящий ас. В сражениях за спинами подчиненных не отсиживался никогда, сколько ему ни пеняли на излишний азарт и лихачество. Он будто сливался с машиной в единый организм, превращаясь в сущего демона, что сеет панику и смерть, а сам остается неуязвимым. Носферату с воздушной техникой управлялся, но душой предпочитал под ногами твердую почву. Нравы соотечественников сказывались. Краасс в тесной компании приближенных любил под настроение похвастаться рабом, утверждая, что равного телохранителю диверсанта и разведчика не видывал свет. И был прав, они признавали. Раса оборотней вообще вызывала у трансформеров живейший интерес, неизменно заставляя пускать в свою сторону слюнки, хотя, невзирая на древность и впечатляющий умственный потенциал, образ жизни вела примитивный и усложнять цивилизацию не спешила. Носферату довелось стать первой ласточкой, перешедшей в услужение врагу. Освоившись и пройдя обучение, он, по личному распоряжению императора, занялся вербовкой среди плененных трансформерами сородичей, и проект оказался успешен. В результате, на родине отступника подвергли анафеме, зато множество обреченных тфинате обрели относительную свободу, вполне благополучную жизнь и устойчивые перспективы на будущее. Носферату совестью не мучился. Судьба слишком круто обошлась с ним в кругу родни, чтобы он теперь сожалел о чем-то.

Взойдя на посадочный диск следом за ожидающим компаньоном, трансформер резко обернулся, поманил застывшего навытяжку слугу и, крепко взяв за плечо, впился изучающим взглядом. Носферату удивленно глядел, ожидая, чем дело закончится. Рагезт усмехнулся непонятно. Погасил пламя в глазах. Проговорил задумчиво:

— А ведь ты меня ни разу не подводил, мальчик.

Снова улыбнулся, потрепал по щеке.

— Хорошего тебе отдыха. До встречи.

Склонившись уважительно и покорно, Носферату успел подметить странный вопрошающий взгляд, которым наградил его Тамелон, но в возвышенно-сладостном предвкушении надвигающегося романтического вечера самоанализом терзаться не стал. Тайну отношений они с Аттали блюдут свято, других провинностей за ним не числится, и числиться не может. Беспокоиться не о чем, все под контролем.

Модуль бесшумно взмыл, ушел вертикально в небо, серебристой звездою угас среди облаков. Носферату поспешил во дворец... Обратный отсчет начался.

* * *

Аля ковыряла пальчиком дверную створку, ловя долетающий из класса гул. Могла бы, за тридевять земель кинулась, лишь бы никого из них больше не видать. Размечталась тут, ага. Она глухо закашлялась в кулак. Ночевка в гараже аукнулась затянувшимся бронхитом. Две недели дома проторчала. От разборок бесконечных с нравоучениями, мозгами, думала, тронется. Из огня да в полымя, правильно пословица говорит.

Когда она в то утро домой прокралась на цыпочках, уверенная — предки ее в пороге с ремнем повстречают, квартира огорошила тишиной, а над зеркалом оказалась приколота записка. Мама с отцом, оказывается, еще вчера к родне рванули, в село. Кто-то там умер из старичков, нужно было отметиться на поминках. Аля от радости плясала почти, на школу, естественно, рукою махнула. Полдня в ванной парилась и чаи гоняла. А к вечеру температура скакнула до тридцати восьми. Насморк, кашель, полный боекомплект. Пришлось на следующий день участковую вызывать. Глотать пилюли и горчичниками обкладываться. Аля понимала, ей еще сказочно свезло. Если б не зубастые спасатели, финал истории мог бы быть печальным. Она запросто замерла бы там насмерть, или воспаление легких подхватила с обморожением...

— О! Лавреньева. Явилась, наконец. — Пропели позади ехидновато. Аля втянула голову в плечи, буркнула: 'Здрасьте, Наталь Степанна', мышкою прошмыгнула внутрь. Что ж за непруха-то?! Первый день, первый урок. Нате вам, не ждали?

С руководительницей классной, математичкой Натальей Степановной, у Али отношения не то, что не складывались — их не было вообще. В лучшие дни это походило на военное перемирие, когда обе стороны старались друг друга не затрагивать. Точнее, Аля делала все, чтобы со стенками сливаться, а учительница ее милостиво не замечала. В плохие дни Алина тактика оставалась прежней, зато 'педагогиня' видела, кажется, исключительно ее одну, а заодно все на перечень Алины явные и додуманные недостатки. О недостатках этих она обожала поговорить. Четким, профессионально поставленным голосом. К концу учительских спичей Алю обычно тик принимался бить, настроение же Наталь Степанны поднималось как хорошо заквашенное тесто. Соклассники с удовольствием спектакли наблюдали и Але добавляли — на переменах. Верите ли? — я б на ее месте их тоже ненавидела. М-да.

Сегодняшний денек, судя по приторному учительскому голоску, склонялся к варианту худшему. Не поднимая головы, Аля пробралась на свое место. Проверила привычно на предмет гостинцев непрошеных, вроде пятен жира и шпилек в седушке, и принялась сортировать тетрадки, надеясь успеть до звонка.

— Сашка, слышь, Сашка! — зашипели из-за спины с придыханием. — А ты че, на них в натуре, крыс натравила?! — Аля вздрогнула, обернулась рывком, выговорила сквозь зубы, еле сдерживаясь:

— А вам что, тоже хочется?!

Брякнула, не думая, чтобы отвязались, пылая закипающей обидой. Прийти не успела, опять начинается?! Сейчас она их так отбреет — до завтра переваривать станут. И... осеклась.

Девчонки таращились на нее с неподдельным ужасом. Аля смешалась, пробормотала неловко:

— Люди, вы чего? Я так просто... Пошутила!

— Пошутила?! — Взвилась в голос черноволосая пухленькая Анжела. Смугляночка Ритка скептически выпятила губы. — Ни фига себе шуточки! Ты, типа, не в курсе, отмазаться хочешь, да?

— От чего отмазаться? — Аля начинала злиться уже всерьез. Рита небрежно причмокнула.

— Ну да, ну да, ты же у нас грипповала себе! Таблеточки, койка, телек. Бедная, несчастная! А что Аленка с Тарасиком и Ваней, и Юрась тоже, и Матвей уже неделю как в реанимации, это мы ни духом, ни сном, ага?!

Аля замерла. Посидела, моргая и выравнивая дыхание. Деревянно, всем туловищем развернулась. Отовсюду ее настороженно буравили глаза — изумленные, напуганные, неверящие, злые. Разные глаза, разные выражения. Одного она не находила — превосходства их привычного, уничижения... Правда, что ли, боятся?.. Они. Ее?! Вот это финт!

Снова окинула взглядом, остановившись на болтающей за столом по телефону учительнице. Встав из-за парты повернулась к доске спиной. Уперевшись в столешницу пальцами, подалась наклоном вперед. Странное у нее ощущение, болезненное но и приятное, в животе горячо, а горло иголочками покалывает. И еще — бесшабашность такая и сила, будто она движением единым до основания тут все разворотить способна. Подавив лепящуюся к губам ухмылку, обводя глазами каждого по отдельности, Аля негромко, задумчиво произнесла:

— Я вас первая никогда не трогаю... Но вы постоянно... трогаете!.. меня... Думаете, вам все можно?.. Тогда... продолжайте! — Она не сдержала себя и широко улыбнулась. Прислушалась к неестественной, стылой тишине, нарушаемой лишь частым сдавленным дыханием и заключила взвешенно, серьезно, — Я лично (выделила ударением) — ничего им не делала. А вы думайте, что хотите. Вот так!

Грациозно и гордо опустилась на сидение. Пригладила волосы, взялась за учебник. Будто вспомнив о чем-то, посмотрела учительнице в лицо.

Наталья Степановна сидела неестественно прямо, словно палку глотнула, и приоткрыв рот, хлопала на нее из-под очков близорукими щелочками глаз. Будто призрака увидала, или выходца из мира параллельного. Аля мило улыбнулась ей и приветливо звучно заявила:

— Наталья Степановна, а если вы меня еще обзывать станете, я это все на диктофон запишу и директору отнесу. Или на телефон сниму и в интернет выложу. Можете мне двойки ставить, если я тему не знаю. Но оскорблять — права не имеете. Понятно?

Классная руководительница звонко икнула и принялась хватать ртом воздух, покрываясь красными пятнами. Справившись с задышкой, выговорила слабо:

— Ты что такое выдумываешь, Александра? Когда это я тебя оскорбляла?

Аля опять улыбнулась пугающе ласково, не отводя заледеневших глаз. Учительница ощутила вдруг тошноту и дрожащую слабость в коленках. Она отерла лоб, стараясь не уронить достоинства, нахмурилась, выдавила:

— Так, Лаврентьева, мы с тобою эту тему после уроков обсудим. А сейчас, — прихлопнула ладонью по столу, откашлявшись, вернула голосу строгость, — извольте немедленно приготовить ручки и двойные тетрадные листы. У нас самостоятельная. На закрепление вчерашнего материала.

— И у меня? — Подала Аля голос невозмутимо. — Я же болела, Наталь Степанна.

— А ты берешь учебник и читаешь. — Прорычала математичка придушенно. — Потом спросишь, что не ясно. Я тебе... объясню.

Аля снова лучезарно улыбнулась.

* * *

— Алька-а!.. Алька, слышь! Иди сюда... Ну иди, пожалуйста! — Конопатая рыженькая Жанка из 5-А, азартно блестя хитрющими масляными глазками и поминутно оглядываясь, усердно махала ей ладошкой. — Ну подойди, пожалуйста. Поговорить надо!

Поколебавшись, Аля приблизилась. Младшие ее обычно не задирали, если их только не наставляли заранее жаждущие развлечений старшеклассники. Но сейчас, вроде, вся подчистую головка из игры выбыла. Интересненько. Разобраться б еще, что ж там такого страшного приключилось.

Ухватив Алю за рукав, Жанна затянула ее побыстрее в темный угол под лестницу и снова выглянула — не видал ли кто. Аля дернула плечами, хмыкнула.

— Так боишься, что нас кто-нибудь вместе застукает? — поинтересовалась угрюмо. — В чем дело? Надо тебе что?

— Да ни в чем... в общем. — Жанна замялась, растерявшись от Алиной резкости. — Мы просто это... как это... ну...

— Мы хотим сказать тебе спасибо. — Проговорили из темноты дрожащим сипловатым голоском. К Але шагнула, пошатнувшись, вторая девчачья фигурка. Аня Камушкина, соклассница Жанны. Одной рукой девочка прижимала к себе полосатого пушистого котенка. Другой, неестественно подогнутой, протягивала коричневый бумажный узелок из скрученной уголками салфетки. Анюту Аля знала хорошо. Безответная, тихая, мыши не обидит. Она тоже в париях ходила, но по другой причине — девочка страдала ДЦП. Передвигалась трудно, прихрамывая и подволакивая стопы, гримасничала, когда волновалась, и пользовалась полноценно только левой рукой. Правая, выкрученная наружу локтем, подымалась до половины и удержать что-нибудь тяжелее ластика или тетрадки тонкой не могла.

— Ой, симпатюлечка! Это твой, да? — Сначала Аля обратила внимание именно на котенка. Кошки и собаки были ее отдельной слабостью. С малолетства она мечтала о четвероногом домашнем побратиме и даже собственноручно выкормила два года тому назад крошечного котенка-слепыша, оставшегося без мамы и умиравшего от голода в подвале Алиного подъезда. Котенок благополучно вырос, превратившись в аккуратную, изящную кошечку с густой серебристой шубкой, угольной маской на приплюснутой круглой мордахе и черными длинными носочками. Василинка, так окрестила питомицу Аля, отличалась независимым бойцовым характером. Окрестных котов, да и собак незнакомых, со своих владений гоняла почем зря. Посторонним в руки не давалась, хотя ее не раз пытались прикормить и отловить — очень уж необычная была у киски внешность, прямо экзот какой-то, а не дворовая мурка. Пищу предпочитала добывать самостоятельно, причем грызунов стойко игнорировала, а вот на птиц охотилась прямо-таки виртуозно, доставляя Але немало грустных минут. Аля была единственной, у кого кошка с удовольствием принимала еду, и за нею же Василинка бегала следом, будто замечательно отдрессированная собачка. Утром провожала на остановку, за два квартала от дома. Вечером шестым каким-то чувством угадывала Алино приближение. Встречала с мурчанием, ластилась и, пока Аля оставалась на улице, ни на шаг от нее не отходила. Соседи дружно поражались уникальной кошачьей привязанности, а сама Аля не уставала уговаривать родителей позволить ей взять Василинку домой. Мол, Вася станет только ночевать в ее комнате, а дни на улице проводить. Родители оставались глухи. Животному в квартире не быть. Это не оспаривается, точка.

— Только грязи мне и не доставало для полного счастья! — Прикрикивала мама, брезгливо кривясь и оттряхивая руки от воображаемой прицепившейся шерсти. — Пропылесосила бы лучше лишний раз, полочки отмыла на кухне. Здоровая деваха, а на уме бредни одни. Заняться нечем, вот и маешься.