Мертвые Земли (1-26 главы)

— Не бойся, Аля! Майре, как магу-целителю, тоже интересно — кто ты и откуда. И да, ты ей понравилась, — с улыбкой в голосе добавил архимаг.

Алька осторожненько, стараясь не стряхнуть ладони архимага, потянулась и приняла протянутую ладонь, вежливо кивнув странной девушке:

— Аля, эльфинид.

— А кто тебе сказал, что ты — эльфинид? — усмехнулась целительница.

Алька, стрельнув глазками на мужчин, попыталась выдернуть свою ладонь из тонких и изящных пальчиков Майры, но это ей не удавалось. Майра, бесцеремонно дернув на себя девочку, с изумлением начала рассматривать пальцы девочки, а Тин, нахмурившись, напомнил хозяйке дома о приличиях:

— Майра, я, конечно, понимаю... У тебя — загадка интересная, я тоже об нее запнулся. Но мы — с дороги, Алька устала и не привыкла к манерам магов.

Майра, оторвав задумчивый взгляд от запястья готовой либо заплакать, либо ударить её девочки, пару раз моргнула и, сфокусировав взгляд, спохватилась:

— Ой, да что же это я! Прости, Алька! Ты просто за месяц уже третий загадочный ребенок, притаскиваемый к нашим целителям в Южный. Я уже тоже всю голову сломала — что вы за дети и откуда! Думала, хоть с тобой загадка разъясниться. Пойдемте в дом скорее!

Алька, быстро отойдя от шока, нашла в себе силы спросить:

— Троих? Как я?

— В том-то и дело, что все вы разные. Всех сначала за полу-эльфов или эльфинидов приняли, а потом, проверив, сошлись во мнении, что нет ни капли примеси человеческой или иной крови! Только эльфийская.

— А они тут сейчас? — заинтересовался Ольвэ.

— Да нет, мы их в Академию отправили, пусть там посмотрят. Алю я сама, если она согласна, проверю, а потом — в Академию нужно будет всё равно отправлять.

— Мы так и собирались сделать, только до осени ей бы в нормальной семье пожить, да где бы её взять... — съязвил Тинвэ.

— А мы?! — возмутилась Майра и вскочила на ноги, — Пусть с близняшками побудет, а там, к осени — в школу, — предложила целительница и, позвала всех в дом.

Тин, перехватив Альку за руку, пошел следом за хозяйкой и крайне довольным, что не пришлось уговаривать жену, Ольвэ, в дом.

Там, следуя безапелляционному тону хозяйки, послушно разошлись освежиться с дороги по комнатам, а к Альке прибежали знакомиться и помогать освоится близняшки, уведя её, совсем оробевшую, с собой.

Через пару часов девочки, по просьбе Альки, повели её смотреть на фруктовый сад, а взрослые, вольготно разместившись в оплетенной виноградом беседке, сели пить чай и поговорить. Ольвэ сжато и коротко, по просьбе супруги, рассказал, как её нашли и что успели от девочки узнать, а Тин, все еще заинтригованный загадочными 'детьми', накинулся с расспросами на загрустившую ценительницу:

— Майра, ты обещала рассказать...

— Ну да, сейчас, — девушка из кармана вытащила и передала архимагу свернутые в рулончик цветные портреты двух детей — мальчика и девочки, — Так, Тин, вот эта девочка найдена первой.

Тин как раз рассматривал портрет довольно симпатичной даже по его высоким критериям, сероглазой и темноволосой, с тонкими, аристократически-изящными чертами, девочки примерно того же возраста, что и их Алька, а Майра продолжила.

— Зовут её Мира-Найденка, племянница кузнеца Одинца, село 'Большие пожоги'.

Тин кивнул, мол, знаю примерно — где, а Ольвэ переспросил:

— Это где-то рядом с трактом, да?

— Да, рядом. Село раньше по-другому звалось, Большие Леса или как-то так. Но там лет так шестьдесят как большой лесной пожар прошел, а село, на высоком пригорке стоявшее, они смогли уберечь. Долго потом Пожогами их звали, теперь вот разрослось и добавили 'Большие' к названию, — рассеянно пояснил Тин и все крутил в руках портрет.

Майра, налив мужчинам горячего чаю, продолжила:

— Сестра у Одинца пропала давно уже — сбежала с кем-то от строгого батюшки, а через четыре года, говорят, вернулась ночью, да девочку подбросила, годовалую. Батюшка, позора не выдержав, умер, а кузнец девочку выходил, Мирой назвал и воспитывал без малого тринадцать лет. Ровно до тех пор, пока проблемы не начались у них. Девочка маг воздуха, сильный в потенциале, а тут — деревня... ну и хорошенькая, сам видишь. Да еще и эльфийких кровей, что и дураку ясно. Ну в целом, обычная ситуация, типичная для деревень: на Одинца ополчились, ходить к нему и работу заказывать перестали, девочку, лет с двенадцати, начали клевать и дразнить, а как магия проснулась, так и того хлеще...

— Да, знаю, что это такое, — грустно протянул Ольвэ и мягко коснувшись руки супруги, ободряюще ей улыбнулся. Точно так же когда-то было и с его супругой, хотя Ольвэ повезло больше — с момента смерти родителей — мама-эльфийка последовала за погибшим отцом, он жил в доме дяди, где все, кроме Тина, его нещадно баловали.

— Ну а после того, как девочке сломали в драке руку, а та, от боли и шока, снесла кому-то пол-дома, Одинец подхватился, погрузил все что успел на телегу и быстренько к нам, на границу. Там уже девочке помогли, нормально срастили кости и дальше в Южный направили. Мы её изучали, а толку. Ну смогли вытащить маги Разума из неё расплывчатые ранние воспоминания, а толку? Год был малышке. Только маг, её сканировавший, чуть не свихнулся от желания мстить Пожогам. 'Мать', что она помнит, оказалась человеком. Женщиной лет тридцати от роду. Русые волосы, заплетенные в косу, серые глаза, нос картошечкой, пухленькая... Ни имени, ничего.

— Под это описание подходит половина человеческих женщин по нашу сторону от Миестаса... — протянул Тин, — Это не реально найти.

— Я о том же, а если учесть, что дитя она то ли украла где-то, то ли наоборот, спасла, а по воспоминаниям постоянно перемещалась с места на место, то тут вообще можно хоть по всему континенту искать, — развела руками девушка.

— Ну ладно, а второй? — Ольвэ присоединился к дяде, заглянув тому через плечо.

На портрете был мальчик самого хулиганского вида, глаза, чуть удлиненные к вискам, были сочного, зеленого оттенка, как и у самой Майры, более крупные, узкие ушки торчали из взлохмаченного гнезда из черных, торчащих в беспорядке волос, казавшихся довольно жесткими — художник это хорошо передал, даже акцентировал на этом внимание.

— Мешка, деревня Хмелищи, пара недель от Миестаса. Нет, Ольвэ, не угадал! — усмехнулась девушка заулыбавшемуся супругу, — Там не пьют все напропалую, там хмель выращивают и сушат. У них даже дорога до столицы есть своя собственная, хмель возить.

Ольвэ, поджал губы и плечами пожал, а девушка, усмехнувшись, продолжила:

— Этого никто не подбрасывал никому, сам сбежал из соседней деревеньки в возрасте шести лет и просто бегал с бандой беспризорников, пока его не изловили и не определили в работнику местному голове. Там тоже не продержался долго — староста его на хмелесушку пристроил, как у того магия пробиваться начала. Пристроили хмель сушить. Малец от туда сам сбежал с торговцем, да к нам два месяца добирался. В общем, этому примерно лет двенадцать-тринадцать.

— А до шести где бегал? — спросил архимаг, раскладывая перед собой портреты на столе.

— Да просто скитался из деревни в деревню. Там по-плотнее население, проследить смогли его путь от Глории, с лудильщиками.

— Да уж... — ядовито бросил архимаг, — Если бы я не знал, что у меня в руках портреты реальных детей, я бы сказал, что это чья-та буйная фантазия.

Майра, раздраженно пожав плечами, отправилась искать девочек, чтобы позвать к обеду, а Тин, задумчиво барабаня пальцами по столешнице, разглядывал портреты, и тихо, будто для себя, проговаривая:

— У одной черты лица высшего эльфа, но при этом темно-каштановые, как у горцев, волосы, а глаза слишком темные. У нас всего две ветви с такими глазами.

— Да и ты каждого из них знаешь лично, там нет побочных никого, да и быть не может, — вставил Ольвэ.

— Не только в этом дело, дружище! Если бы были горцы, то мы бы получили янтарные или золотисто-карие глаза, это могу тебе точно сказать. Их метисы всегда с карими глазами. А тут серые...

Тин умолк, рассматривая портрет мальчика-Мешки, изогнув тонкую черную бровь.

— Этот, — Тин ткнул пальцем в портрет, — Вообще на селестина смахивает, только уши будто от дроу приставили и глаза, как у большинства лесных, зеленые.

— Кожа смугловата для селестина, Тин, — выразил сомнения магистр.

— Ну и наша Алька — золотистые кудри и синеглазая, как нольда, при этом нос и губы у нее, как у лесных эльфов с восточного побережья, но кожа слишком белая, как у селестина или Высшего, но при этом мать — черноволосая...

Ольвэ, устав в пустую рассматривать портреты, цапнул со стола тарелку с вишней и принялся, как ребенок, копаться в них, выбирая самые спелые. Не то, чтобы он вишню любил, просто долго одним делом не мог заниматься, если не видел в нем смысла... Тин же, наоборот, старался любое начатое дело довести до конца, потому упорно, будто дырку решил просверлить взглядом, продолжал разглядывать портретики.

— Возраст — двенадцать, тринадцать и пятнадцать лет. Найдены все в одно лето, у всех разом проснулись магические способности, все — маги воздуха... Бред какой-то, — резко заявил всегда сдержанный Тин.

— Да не то слово! — Поддержал его племянник, — Будто кто-то собирательный образ эльфа рисовал, в трех вариациях. И ладно бы использовал для этого по паре ветвей, так нет же, в каждом — по три-четыре намешаны.

Тут как раз подошла Мейра и позвала всех на широкую крытую террасу, обедать. Тин, решительным жестом скрутил в плотный рулончик взволновавшие его портреты и отдал их целительнице, буркнув эмоциональное и совершенно от архимага неожиданное: 'Да бред какой-то!'

Глава 7.

— Имение 'Белый Бук' —

Алька с близняшками сошлась сразу же, только, как водится у непоседливой Мэй, сначала 'слегка' подрались за конюшней, потом получили обе от Айри, потом помирились, а теперь сидели кружочком все трое, кривились и сопели, помогая друг другу с обработкой длинных царапин, щедро вымазывая их слоем лекарственной мази. Мейра их заставила самих обрабатывать царапины, категорически отказавшись лечить с помощью магии.

— Догадались драться в кустах шиповника, теперь вот сидят и выбирают друг из дружки шипы и лечат... — объяснила странную картину Мэйра, когда маги взошли на террасу, — В следующий раз будут умнее.

— Ага, не в шиповничек, а на травку, на травку, девочки! — подмигнул им Ольвэ.

— Да? Деда, а ты пробовал после травки рубашку отстирать?! — возмутилась Мэй.

— Не-е-е, не пробовал, — улыбнулся Ольвэ, — Я их после этого выкидываю обычно.

— А вот мы уже отстирывали. Ба заставила. — Спокойно отозвалась Айри, которая в данный момент выбирала листву и сухие ветки из буйной шевелюры попискивающей Альки.

— Айри, счастье моё рыжее, вы чего подрались-то?

— Алька с Мэй поспорили, кто быстрее на дерево залезет. А я им сказала, что на это дерево не залезешь никак...

— И? — заинтересованно спросил Тин, не понявшей, где тут причина ссоры может скрыться.

— И они поссорились из-за того, кто первый лезет. Потом решили жребий тянуть. Выпало по их расчетам — мне. А я и не соглашалась лезть на это дерево, и жребий не тянула, — так же флегматично поведала Айри, — Ну так они еще раз тянули, выпало Альке...

— И кто победил-то? — спросил Ольвэ, устраиваясь за накрытым столом.

— А дерево победило, — хмыкнула Айри, а Мэй и Аля засопели еще громче, — Я им говорила, что на Белый бук залезть без веревки сложно, они не поверили. Аля залезла на пять локтей вверх по стволу и сорвалась вниз, на Мэй, дающей советы... Ну и понеслось...

Ольвэ и Мэйра расхохотались, а Тин спросил:

— Это тот Белый бук, что еще моя сестра маленькой сажала, когда города тут не было, так?

— Ну да, — отсмеявшись, и вытерев слезы простонала Мэйра, — Он самый.

— Девочки, я вам открою секрет, но на него никто уже лет триста залезть не может! — ехидненько произнес архимаг, — Его кору зачаровала от таких, как вы, еще мать Ольвэ. Её, помнится, достали гроздья отпрысков, висящих на её детище до тех пор, пока их от туда не снимут. У этого бука кора гладкая и очень скользкая! Она специально сорт выводила таким, для военных нужд. Тут одно дерево посадила, на память, и роща заложена близ столицы. И все, кто на них залезает, обратно сами слезть уже не могут! Только с веревкой. Так что Айри вам правду сказала.

Айри пожала плечиком и принялась за шевелюру Мэй, а Алька, вздохнув тяжко-тяжко, начала вымазывать свои царапины на локтях. Мэйка, красная как вареный омар, сопела, опустив глазки в пол.

— И, похоже, что единственный, кто это не знал, была Алька, так? — спросила Мэйра, стоявшая над ними надзирателем, со сложенными на груди руками.

Девочки, быстро переглянувшись, кивнули. Алька втихушку, как ей казалось, показала Мэй кулачок. Мэй под строгим взглядом прабабушки буркнула 'прости, Алька.' На этом инцидент исчерпали, а Мэйра, проверив как девочки справились, отправила их за отдельный, детский стол, накрытый там же на террасе. Тин и Мэйра, рассевшись по местам, принялись за обед, состоящий только из холодных блюд — ничего горячего в такую жару в горло не лезло. Когда перешли к десерту — мороженному с вишней, было продолжено обсуждение 'что делать с Алькой'.

— Ну а что с ней делать-то? Утром смотаетесь через стационарник в Академию, запишите её в школу, покажете целителям и куратору факультета, а потом — обратно мне вернете сюда. До осени я ей позанимаюсь — вижу тут много возни будет, — предложила магичка, указав подбородком на девочек, как раз пытающихся до Альки донести, что за чем следует есть во время обеда.

— Логично, она в таких условиях росла, что удивительно, что хоть какие-то манеры сохранились, — тихо пробормотал Тин, аккуратно и изящно поедающий свой десерт.

— Ты еще манеры Мешки не видел! — фыркнула целительница, — Вот там — ужас что. А Мирка, это тоже что-то с чем-то! А удар какой, ух! — передернула плечами девушка.

— Что, кого-то стукнула? — Заинтересовался Ольвэ.

— Стукнула! — опять фыркнула рыжая язва, — Это, любимый, не совсем подходящее слово! Сама на вид, как хрупкий цветочек, а сила в руках, как у кузнеца! Она дядьке своему в кузне всю жизнь помогала. А тут её целитель начал осматривать, раздеться попросил... ну и получил по сокровенному, да так, что потом разогнуться еще час не мог, пока ему помощь не оказали.

— И как же её осматривали? — уже Тин заинтересовался.

— Меня дернули, а я в отпуске, между прочим, — возмутилась целительница, — Сказали, что на меня, заслуженную бабушку кучи внучек, последняя надежда! — пафосно передразнила она, задрав курносый нос к потолку.

— Мдя-а-а... А они же все в один класс попадают, так? — спросил хитренько Ольвэ, на сей раз выковыривающий из мороженного вишню, складывая ягодки на край тарелки, под неодобрительными взглядами супруги.

— Ага, в один. И по возрасту и по дару... — подтвердила Мэйра и застыла, широко распахнув зеленые глаза, пискнула, — Ой!..

— Что — ой? — не понял Ольвэ.

— Да они... Они все к Ниа попадают в этот год... — прошептала девушка.