-Вань, ты чего? Я ж беременная?
— Кому это помешало? Да и пять месяцев срок небольшой, — буркнул он. — А теперь уже я пургу гоню, ревную... сам не знал, что такой собственник. Слышь, Наташ, у нас все как-то интересно, а, наверное, мы скучно жить вряд ли будем, вот ещё дитёнка родим, я его с первых месяцев спортивным буду делать.
-Будешь, будешь, ты сам у меня дитёнок, двухметровый.
-Кто бы говорил, салага малолетняя, но такая вкуусная.
Заглянувшая в зал мам Оля, увидев их целующихся, прикрыла дверь.
— Девочке восемнадцать, а Ванька на одиннадцать лет старше, никакой разницы, детский сад в одном месте у обоих.
ГЛАВА 4.
Началась весна. Как-то враз просел снег, и потекли повсюду ручейки на радость детворе — можно было бродить по лужам в резиновых сапогах. Минька лужи обожал, но ни разу не пришел с мокрыми ногами:
-Папа же сказал, по лужам можно, но ноги мочить не надо.
Настасья заметно подросла, подросли и её реденькие поначалу, темные волосики, и начали немного завиваться, получилось, что оба ребенка Аверов слегка кудрявые.
-Рад, Вань, как говорится, до соплей, дети у меня и впрямь похожи, — делился Авер с Чертушкой.
-Сашк, не жалеешь ни о чем?
-Не, наоборот, что бы я без них делал? Жил бы как-то, но вот родишь, поймешь какой это кайф когда приходишь со службы, а тебя три пары любящих глаз встречают и каждый раз распирает от восторга.
Аверу очень не нравилось бывать в исполкоме, он старался на всякие второстепенные совещания посылать Щелкунова, но приходилось и самому. Уж очень не нравились ему всяческие намёки, завуалированные предложения, так сказать, интрижек.
Вот и в этот раз на выходе из райкома, в небольшой нише у окна, где всегда собирались курильщики, стояли две женщины. Одну Авер искренне и глубоко уважал — бессменный секретарь Редькина, Елизавета Васильевна, пухленькая, вся такая уютная, знающая всех и вся, ходячий справочник, курила свою неизменную сигарету, вставленную в длинный мундштук. Вторая же, хамоватая, лет тридцати пяти, дама из отдела учета, уверенная в своей неотразимости, остановила Авера:
-И не надоело Вам, капитан, все время одни и те же щи хлебать? — она выставила вперед свою немаленькую грудь. — Надо же когда-нибудь и рассольничка попробовать, — подбоченилась она, явно намекая на себя.
-Щи, они такие вкусные, не оторваться. А рассольник? Кто знает, из чего он приготовлен, может, там мясцо или почки чьи-нибудь, например, собачьи, да и огурцы с душком, отравишься вот так невзначай... Придется всю жизнь на лекарства работать мы уж как-нибудь проверенные щи продолжим хлебать.
-Какой у вас юмор, капитан, ...солдафонский.
-Товарищ капитан, — поправил Авер, — а юмор? Что, вы разве не знаете расхожую байку о том, что у офицеров всего одна извилина и та от фуражки?
-Вот-вот, — вступила в разговор Елизавета Васильевна, — я так однажды отравилась: муж с сыном с большим аппетитом, я бы сказала, зверским, уплетали рыбу горячего копчения, я же, взяв кусочек, даже не проглотила, выплюнув: "какую гадость вы едите". Они нормально, а меня в ночь на "Скорой" увезли.
-И я про то же, отравиться — оно легко...
-Хмм, хамло, и вправду, солдафон! — кинув окурок в урну, дама выскочила из ниши.
-Именно что, Александр Борисович, Именно, пусть одни щи у Вас и будут. Поверьте, не стоят эти интрижки тепла и любви семьи. Не всякая женщина может простить такие вот рассольнички, я вот не смогла, — она грустно вздохнула, — и дети со временем смогли простить, и просили за него, и сам не теряет надежды вернуться, а у меня ничего не осталось, ни зла, ни обиды. Верите, даже не проклинала вслед, отпустила сразу, и как умерло у меня в душе все к нему: не хо-чу! Не же-ла-ю, — по слогам проговорила она. — Знаете, что больше всего останавливает? Раз предавши, сможет и ещё, а зачем мне это? Так, к чему это я? Берегите, Саша, все что у вас сейчас есть, я частенько вижу вас четверых, когда вы гуляете, не стоят такие вот вамп — или как их ещё назвать, доверия и тепла семейного, поверьте старой сове.
Саша молча взял её руку и поцеловал:
-Спасибо, Елизавета Васильевна, вы поистине мудрая сова.
А дома подрастающая папина капелька обожала ковырять пальчиком папин шрам на щеке, мусолить его пальцы, и заливисто смеялась, когда папа вертел и подбрасывал её как хотел.
Алька первое время боялась, а сейчас уже привыкла:
-У десантника и дочка десантура.
Дочка в восемь месяцев имела уже шесть зубов, аппетитно ела, но больше всего обожала мамину грудь, стоило Альке взять её на руки, она тут же лезла в вырез платья. Шустро ползала, цепляла все, что можно, тащила на пробу в рот. Спокойно сидеть могла только возле Миньки, когда тот рассказывал ей сказки, или оба с неослабевающим вниманием смотрели мультики и 'Спокойной ночи малыши!'
Ванька Чертов озадачил, позвонив им:
-Ребята, у нас двойню признают. Мы не поверили, съездили в Центр матери и ребенка, там подтверждают два сердцебиения. Авер, я в ауте... у нас же в родне ни у кого двойни нет, откуда? Правда, мужик этот в центре сказал, что так бывает. Вроде как оплодотворяется одна клетка, а в первую неделю под воздействием чего-то самопроизвольно делится на две, а бывает наоборот, из двух одна рассасывается. Механизм зачатия изучен поверхностно, сказал, и кто знает, отчего так случается.
-А ты не рад, что ли?
-Да рад, я рад, а если оба пацаны? Это ж караул случится. В общем, надумал я по совету Толюшки в академию поступать, там тоже и Витек собрался. Все на месте будем, куда мне с двойней, пока не подрастут, уезжать, тут вон сколько нянек, мамулька, Галинка, старшенькие грозятся прибегать, а там посмотрим. Вот и сидим вечерами, учимся с женушкой, спорим, правда, часто, по ерунде, но мириться так сладко бывает! Я тебя частенько теперь вспоминаю, на самом деле, прирастаешь всеми клеточками к ним. Не ожидал, сам от себя тащусь. Во я какой хороший и муж, и производитель, а?
Авер долго смеялся:
— За раз и меня догонишь, будет и у вас парочка. Наташка когда уезжает?
-Да, блин, завтра! Как эти две недели буду... ведь годом покажется.
-Точно, я в Литву себя на канате тащил, а там вроде и времени свободного не оставалось, а все равно тоска заедала, я домосед, а вот ты-то... удивил. Но здорово!
Отметили пять лет Мишуку, успешно провели призыв. Натаха как раз попала домой в день проводов в армию её двух пажей — Валька и Юрика, затем заскочила на немного к Аверам — они залюбовалась на округлившийся животик и сияющие глаза жены Чертовой. Натаха же с восторгом тискала хорошенькую куколку — Настюшку. Алюня, смеясь, сказала, что скоро и у них будут аж две куколки. Через день конопушечка поехала к истомившемуся без своей козы-дерезы Ваньке.
-Думал, не доживу! — прогудел он, жадно обнимая свою девочку на выходе из вагона.
-Да ладно, всего-то две недели.
-Кому две недели, а кому и два года!
Иван не стал ей говорить, что без неё фактически не спал. Едва засыпал, начинали сниться дурные сны: опять он полз между камней, зная, что вот сейчас его зацепит душманская пуля... судорожно вздрогнув просыпался, ища свою Наташку и с тоской осознавая что нет её рядышком. Кряхтя как старик, вставал и шел на балкон, долго сидел там, покуривая и боясь опять заснуть.
-Ты как сонное зелье на меня действуешь, без тебя хреново спится, ух, сегодня я оторвусь.
-В смысле — выспишься?
-Хмм, и это тоже... опосля, — и нагнулся к её уху, шепнув, — голодный, как волк!
-Вань, с твоим голодом я так и буду по парочке рожать, — захихикала Наташка.
Июнь выдался жарким, и Чертов отправил своих девок в Гагры:
-Нечего вам здесь дышать всякой гадостью, там у моря всегда ветерок и воздух чистый, а в июле и мы приедем с Аверами.
Чета Адлейбо с радушием встретила их, и отъедалась Наташка витаминами, на её робкий отказ Манана сильно рассердилась:
-Зачэм так гавариш? Ви и ми тэпэр савсэм радня, нэ обижяй!
Мам Оля и Манана крепко сдружились, обменивались рецептами блюд. Ольга Евсеевна учила Манану -русским, а Манана рассказывала и показывала секреты абхазской кухни.
Наташка поначалу стеснялась раздеваться на пляже, но потом, увидев, что таких будущих мам здесь много, начала с удовольствием понемногу плавать на спине, а мам Оля следила за ней, как за маленьким ребенком.
В конце июля у Адлейбо высадился "уральский русский десант" — стало шумно, весело и многолюдно.
Аверы приехали с дедом, который после Туапсе не отлипал от окна, любуясь морем:
-Этта да, от этта махина!
Они с Минькой восторгались яхтами, корабликами, быстроходными катерами. Минька весь изъерзался — когда приедет наконец-то поезд на место. Настюшка вела себя прилично, только плохо засыпала в непривычной душноватой обстановке.
В Адлере их встречали приехавший на два дня раньше Ванька и Георгий. Быстро перезнакомились, загрузились в машину и поехали, опять дед и Минька раскрыв рты смотрели на необычную природу и горы.
В Гаграх, опять же быстренько покидали вещи, и благо время близилось к вечеру, пошли на море. Минька, немного уже умевший держаться на воде, с разбегу забежал вводу, плюхнулся, заорал в в восторге:
-Какая теплая водичка!!
И все — ребенок пропал, не было ничего лучше для него чем пойти купаться, он остался равнодушен ко всем аттракционам, жевачкам, сладостям. Он просыпался и засыпал с мыслью:
-Купаться пойдем?
Малышка тоже не боялась воды, она шлепала ладошками по воде и радостно визжала от брызг, с огромным удовольствием плавала на надувной уточке, придерживаемая сильными руками папы.
Дед же воды побаивался — был у него печальный опыт форсирования какой-то небольшой реки в Польше. Видя, что "унучечка засыпая", забирал её и и уходил домой.
А Аверы втроем отрывались... по очереди. Саша, а потом Алюня, заплывали подальше, кто-то один был при Миньке, которого из воды вытащить было очень сложно. Накупавшиеся, разморенные, они неспешно поднимались в небольшой подъем, а там их уже встречала Манана и заставляла поесть.
Минька чуть поклевав, шел спать, родители иногда, если спала их егоза, тоже урывали часок другой, а дед наслаждался разговорами с Георгием. Сидя под огромной шелковицей и попивая холодное, из погреба, домашнее вино, он неспешно рассказывал какие-то житейские истории.
Узнав, что дед фронтовик, Георгий долго обнимал его и сожалел, что своего отца он так и не увидел, родился в сорок первом, за неделю до войны.
-Где-то в Восточной Пруссии лежит, — вздыхал он, — мать гаварила, я на него пахож, а фатаграфии нэ осталось савсэм, жалко, да?
Через пару дней он привел двух почтенных стариков, тоже воевавших, и у деда появились друзья — они часами сидели в тенечке и неспешно разговаривали.
-От я на старости лет ешчё и окромя моря славных абхазов узнал. Не, Альк, ты як хочеш, вы с Минькою для мяне як этта... как яго, Минь, кажи?
-Талисман, деда?
-От, ён самый, не приехав бы до вас и ня узнав бы всяго. У кирзачах бы и помёр .
-Молчи лучше про свои любимые, я ведь и в Медведке их выкину, чего ты в них там рассекаешь, одеть больше нечего?
-От язва, у их привычняя. -У Чаховке привычняя.
-Не ворчи, Сашка разлюбить язву такуя. Сашк, да?
-Не, дед, не угадал.
-Да я с проверкою, можа?
-Не можа, дед, смотри, они у меня все какие стали, красивые, шоколадные.
-И то, Алька в ету, як яго... а, женскую силу вошла, от и расцвела. А як же, при таком-то муже, не цвесть?
Вечерами, уложив деток, убегали с Чертовыми на море, отрывались по-полной, Саша и Иван заплывали далеко, а девки, плавая возле берега, ждали их. Мужья, подплывая поближе устраивали битву китов, вовлекая в веселье жен. Ванька брал на руки свою невесомую в воде козу-дерезу и потихоньку возил её на себе. А Аверы, как два дельфина, плавали, ныряли, иногда надолго застывали, прижимаясь друг к другу, и целуясь под выкатившейся на небо луной.
Как-то с утра собрались, пока не началась жара, пробежаться всей компанией, кроме деда с малышкой, до недальнего рынка, полюбоваться на южное изобилие фруктов и овощей, и купить по поллитровой банке полюбившейся всем местной ряженки с вкусной коричневой пенкой сверху.
Алька вышла первая и отойдя на пять шагов залюбовалась на растущие неподалеку красные канны.
— -Что такой дэвушька один стоит? — раздался голос, Алька равнодушно взглянула на возникшего перед ней джигита:
-Девушка ждет своего мужа! — Она отвернулась от прилипчивого молодого человека.
-Шьто, цена набиваэм, да? Сколько ты хочишь?
Он навис над Алькой, та приготовилась отбиваться, но джигит неожиданно дернулся и воскликнул:
-Ай, шьто ти дэлаешь?
Минька, пнувший его в ногу, пнул второй раз и, сжав кулачки, закричал:
-Не трогай мою маму!
Он протиснулся к Альке и загородил её собой.
-Защитник, да?
-Да! — Раздалось за его спиной. Повернувшись, тот увидел двух крепких, рослых мужчин — оба в десантных майках и с тату на левом плече, знаменитой 'курицы' — эмблемой десанта, известной всем.
-Э-э-э, я хател,.. — он замялся.
А из их двора выскочила Манана с большой шумовкой в руках:
-Ишак, син осла, пазор сваих радителев, ти зачэм тянишь грязные лапы к моим гостям?
Она лупила его шумовкой и кричала на всю улицу, перейдя на абхазский, разойдясь не на шутку. -Я ни хатэл, — закрывая голову руками, пытаясь увернуться, оправдывался джигит.
-Наги тваей у мэня болше не будэт, пазор моих седин, радителям стидно за такой син. Вах, за што такой наказаний? Все племянники дастойние люди, а етот, уйди с глаз маих. Саша, не бей этава паразита, он савсэм дурак, да?
"Савсэм дурак" уже и не рад был, что зацепил Альку: -Праститэ меня, праститэ!
-Надеюсь, мы тебя больше близко возле нас не увидим? — Ванька неторопливо разжал кулаки.
-Даа, нэт, нэ приду болше.
Вечером пришли родители джигита, родственники Мананы с дарами, извиняться. Алька вздохнув сказала: -А если бы у меня не было защиты, что, так бы и не отвязался?
-Стидно мне, дочка, ой как стидно, я его в армию отправлю осенью, жалел-жалел, младший же, а все терпение кончилось. Ми его к деду в горы отаслали на все лето, пусть там на ишаках ездит, раз ума савсэм нет.
-И дары ваши мне без надобности, такой хороший отдых был, все настроение испортилось.
Георгий, подошедший сзади, негромко сказал, чтобы взяла угощенье, иначе будет сильная обида и позор родителям.
Авер вечером, после купания, держал её за руку до самого дома:
— Уведут вот так, за две минуты и останусь с двумя детьми, неприкаянный. Но Минька у нас с тобой -рыцарь, как он лихо заступился за тебя? Горжусь своим таким сыном!
-Санька, он весь в тебя, ведь как губка все твое впитывает.
Авер приосанился:
-А то, Аверы никогда слабаками не были!
-Я вот подумала...
-Что ты подумала?
-Не корми я Настюшку, точно с Абхазии ляльку бы привезли.
Авер потерся носом об её висок:
-Тут такая обстановка располагающая, а мы с тобой еще не попробовали... ночное море и мы.