Там тебя никто не ждёт

На этой ноте меня обычно принимаются утешать все, кто рядом. Правильно, представьте рыдающую блондинку. Жалкое зрелище, от него все сразу хотят избавиться. Вот и...

Эдвард повёл себя очень странно. Вместо оправданий, злости или того же утешения он... сбежал. Нет, серьёзно. Всё время моего сумбурного, прерывающегося всхлипами монолога отступал к двери, странно глядя на меня этими чёртовыми зелёными глазами.

И так за дверью и исчез.

Совсем!

Я повопила ещё для острастки. И разрыдалась.

Мда... и за что ему клиентки платят? Нет, я понимаю... но куда же без истерик?

* * *

Давно пробило повечерие — девять часов.

Эда не было.

Он обиделся, что ли?

Я лежала на кровати, и уже около получаса, наверное, слушала вопли откуда-то снизу. Судя по голосу — толстухи. Я так понимаю, она тут местная хозяйка. Вопит знатно. Кто-то из девиц, кажется, рыдает ей в унисон. Я аж заслушалась и чуть не пропустила момент, когда дверь открылась.

— Я бы на твоём месте пряталась, — заявила знакомая рыжая девица, стоя на пороге.

— Почему? — буркнула я, думая: залезть под одеяло и действительно спрятаться или не стоит. Как ещё яснее показать "меня все достали"?

Рыжая фыркнула — интересно, она что-нибудь другое делать умеет? — и кивнула в сторону окна.

— Слышишь, Мелисса вопит?

Да уж. Наслаждаюсь.

— И что?

— А то, что её очередь быть девственницей.

Я минуту обдумывала фразу. Потом повернулась к девице.

— Это как?

— Просто, — снова фыркнула та. — Несколько дней воздержания, мазь и уксусная ванна. И всё. Так вот, Мелисса не воздержалась. Поэтому лучше прячься. Или беги — сейчас. Хозяйка герцогу никогда не откажет, девственницу из-под земли достанет, — красноречивый взгляд в мою сторону.

Я показательно зевнула.

Угу. Дурочку из меня решили сделать. Девственница, уксусная ванна... Ха-ха. Может, я, конечно, что-то неправильно поняла...

— Ну, как знаешь, — фыркнула рыжая, исчезая за дверью.

Честно говоря, чуть-чуть я засомневалась. Но ещё честнее — всё это просто не укладывалось в голове. Чтобы вот так... меня... да ну, бред.

Эх, сейчас бы закрыть глаза — и этот дурдом закончится...

Я закрыла.

Дурдом только начался.

Меня чуть не за волосы (за шиворот, точнее — я слышала, блио порвалось!) вздёрнули вверх.

Мы с хозяйкой уставились друг на друга.

Её взгляд мне оч-ч-чень не понравился.

— Так, личико ничего, — бормотала толстуха, разглядывая меня и так, и эдак. — Волосы — загляденье. Жене! Стяни с неё эти тряпки!

И когда из-за спины толстухи выдвинулась чахоточного вида девица, я поняла, что это не сон.

И завизжала.

* * *

Следующий час я только и делала, что визжала, царапалась, кричала и поливала этих двух... такими словами — в основном на русском.

Ничего из вышеназванного не помогало. Даже когда я запустила флакон с духами в дохлячку, помощницу толстухи, и они разлились по её рябой физиономии — это нисколько не замедлило приготовления.

Ванна — впервые за всё то время, что я здесь, — кружева, богатое блио, мягкая нательная рубашка, драгоценности (наверняка фальшивые)... Допотопная косметика.

Я всё думала: почему они меня не успокаивают, только держат, чтобы совсем уж макияж не размазался да прихотливая причёска не растрепалась.

Потом дошло: истерика выпила все силы. Вниз, к стоящей неподалёку от парадного (Дождалась! Увидела!) входа карете меня практически несли — я пошевелиться не могла, обвисая на руках у толстухи, точно сломанная кукла.

Зато в шелках и парче.

Толстуха давала мне последние наставления, прежде чем запихнуть в карету. А у меня в ушах звенело от ужаса и перед глазами плясали чёрные мушки.

Потом они увеличились. Десять штук.

Потом они ещё увеличились.

И, наконец, превратились в очень знакомых всадников в чёрных плащах.

Ха, а на последний визг у меня силы-то нашлись!

* * *

Колоритная, наверное, сцена: бьющаяся в истерика девица на пороге кареты, застывшая не то от ужаса, не то от изумления толстуха и пытающаяся вытереть последние капли духов из глаз чахоточная.

Всадников она нисколько не удивила. И не остановила — ни на секундочку.

Они строем спешились и шагнули к входу.

Толстуха всхлипнула, отмерла и тоже бросилась к двери. Кажется, сейчас повторится подвиг солдата с амбразурой...

Чахоточная метнулась мимо меня в карету и захлопнула дверцу. Судя по звукам — ещё и забаррикадировалась.

Кучер, до этого мирно дремлющий и даже временами похрапывающий, спрятался под козлами и не подавал признаков жизни.

А я что? Я своё уже отбоялась.

Ну ладно — просто застыла посреди всего этого дурдома... и на-блю-да-ла.

Эти, в плащах (а что, правда, что ли, мёртвые?), отодвинули — а это силища нужна немалая — толстуху и шагнули внутрь. Очень скоро на улицу посыпались девицы — кто в чём и кто как. Толпиться вокруг здания они не стали, сразу по углам попрятались.

Откуда-то изнутри донёсся вой толстухи.

А меня вдруг словно подбросило. Чего я стою?! Бежать отсюда, скорее!

Скорее не получилось: ноги не слушались. Подобрав подол блио, я медленно, как нашкодивший котёнок, принялась отступать... Легонько, шажочек за шажочком... Доотступалась до моста — совсем рядом, хорошо... Под мост я первым делом и сиганула. А там по бережку, да по камушкам, да вброд кое-где (чёрт с ней, с обувью, выдержит!). А на том берегу уж я припустила!

Всё время в ушах чудился конский топот.

Я петляла подстреленным пьяным зайцем, натыкалась на тупики, поворачивала обратно, плутала по переулкам...

А город словно вымер. И все двери-ставни заперты, ни души... Кладбище, ага.

Так, невесть каким образом я выбралась на окраину. Дома здесь стали пониже, целиком за оградами прятались. Да и победнее — вон, краска на стенах облупилась. Дорога и вовсе никакая. Я несколько раз падала, вставала, снова падала...

Остановилась только, когда замаячила городская стена и открытые — господи, спасибо! — ворота. Ха, ворота! Калитка, а не ворота, но стражи рядом не оказалось. А, наверное, должна быть.

Я уже примеривалась подойти и воочию убедиться, как...

Всё-таки стук копыт мне не мерещился.

А уж это "хлюп-хлюп" я везде узнаю.

Чёрная тень со стороны переулка приближалась.

А я замерла пойманной птичкой, пригвождённая вновь проснувшимся страхом.

Хлюп-хлюп.

Да что же такое! Вот же, калитка эта чёртова! Да там лес, поди, меня и не найдёт никто. Ну же, всего шаг... и ещё...

Хлюп.

У меня и один-то не получился.

Хлюп-хлюп.

Мне казалось, я уже слышу дыхание лошади. И уж точно вижу очертания всадника...

Хлюп...

Ну всё.

Примерно в этот момент меня дёрнули за руку. И, слава богу, что закрыли рот — я бы завопила. Думала, голос от страха кончился — щас! Когда надо — найдётся.

Я сдавленно мычала в чью-то руку, а меня уже тащили в какой-то закуток и с силой усаживали на колени в грязь.

Почему-то сейчас вдруг стало жалко платье. То есть блио.

Всадник остановился совсем рядом. Покрутился.

Я чётко слышала чужое дыхание в ухо — и от этого становилось ещё страшнее, чем от...

Мамочки!

Подъехав совсем близко, всадник... э-э-э... выпрямился, что ли? В общем, капюшон упал, и в красивом лунном свете матово блеснул череп.

Колоритный такой череп. Что там — мясо, сухожилия, сосуды — на нём остались. И от костей это отлипало очень живописно...

Господи, меня сейчас вывернет.

Ходячее пособие для медиков, блин. Реквизит фильма ужасов...

А глаза сияют голубыми яркими звёздами. Холодными. Можно сказать, ледяными. Колючими.

Я всхлипнула, отводя взгляд.

Всадник проехал почти вплотную.

Так вот он какой, трупный запах! О-о-о, лучше б не нюхала.

Всадник пошёл на второй заход.

Что он ищет? Не меня же, нет? Нет? Нет?!

Третий круг... Я почти ожидала, что сейчас он взовьётся на дыбы, как в каком-то фильме, и мелодично завопит.

Нет, он просто уехал.

Медленно, постоянно поворачивая лошадь. Лошадь, у которой в глазницах вились черви!

Меня отпустили, стоило чёрной тени скрыться из виду.

Та-а-ак. Теперь упасть вперёд на руки — корсет тоже жалко. А так хоть перчатки пострадают.

Обернуться.

— Эдвард?! — выдохнула я.

Не глядя на меня, юноша встал, закинул за плечи нечто вроде походного мешка (или котомки?) и... прошёл мимо.

— Эдвард! — неверяще прохрипела я ему вслед.

Он что, сейчас уйдёт?

И оставит меня? Одну?!

— Эдвард! — вот теперь голос не слушался. Чёрт!

Подхватив подол, я бросилась вслед за идущим к воротам-калитке юношей.

Он соизволил отреагировать, только когда я схватила его за плечо — уже за стенами.

— Что?!

— Ты... уходишь? — выдавила я.

Юноша сбросил мою руку, окатил хмурым взглядом и отвернулся.

— Не оставляй меня!

Эдвард обернулся.

— Мне казалось, ты теперь вовсе не рада меня видеть, — ледяным голосом произнёс он. И снова отвернулся.

Сейчас он уйдёт, а я... а я...

А я куда пойду?! Да он же здесь единственный, кого я знаю. Единственный... э-э-э... нормальный!

— Эдвард, я не смогу без тебя! — вырвалось отчаянное.

Юноша замер. Снова обернулся. И, тяжело дыша, показал на калитку.

— Там — Тёмные Посланцы. Они ищут... меня. Рано или поздно найдут. Так что возвращайся, Катрин... Так тебе безопаснее.

Я вспомнила толстуху и будни в подворотне. И содрогнулась.

Да какие, к чёрту, посланцы! Были и нет. А подворотня — она, вот она. И этот... любвеобильный герцог.

— Эдвард.

Юноша посмотрел на меня в упор.

— Пожалуйста. Возьми меня с собой, — тише и как можно спокойнее произнесла я.

Лицо Эдварда исказилось. И я поняла: на самом деле он очень хочет мне уступить. Потому что...

Почему?

Я вздохнула и... та-дам — заключительное:

— Прошу тебя.

— Ты сама же пожалеешь, — выдохнул Эд после паузы. — Глупая. — И, отвернувшись, добавил. — Идём.

Глава 5

Путешествовать по тёмному лесу — то ещё удовольствие. Ни черта не видно. Совсем. Какая там луна — под эти деревья солнце-то хоть проникает?

А ещё — я как-то больше к парку привыкла. Дорожки асфальтированные, там, скамейки, лотки с мороженым... Ну, или хотя бы тропинки! Здесь же — ну никакого удобства. Зато море листвы. Судя по ощущениям — по колено.

А вот интересно, змеи ночью спят?

А пауки?

Здесь же не водятся гигантские пауки, как... э-э-э... в каком-то фильме? Нет? Точно?

И гробовая тишина ночной чащи... господи, как представлю, что сейчас... кто-то... тот же мёртвый всадник... подкрадывается... сзади...

— Мамочки!

— Тише! — прошипел идущий впереди Эд. — Прекрати. Немедленно!

— Что прекратить? — всхлипнула я.

— Разговаривать!

Я честно замолчала... и через секунду очень красноречиво хрустнула веткой.

Что?! Я не вижу ничего в этом мраке!

— И это тоже! — потребовал Эд.

Я надулась и снова хрустнула веткой.

— Извини. Оно само.

— Твоё счастье, что Посланцы не слышат, — выдохнул Эд какое-то время спустя.

Тогда чего ты ко мне пристал?!

— Совсем не слышат? — пискнула я.

— Совсем! — прошипел Эд. И чуть тише добавил: — Они же трупы.

Угу. Заметила. Чего ж тогда они на лошадях разъезжают? И вообще, почему им в могиле не лежится?!

— Ну а как же мистическое колдовство, всякие там заклятья? — не выдержала я.

— Я же сказал — тише! — трагичным шёпотом простонал Эд, оглядываясь (его силуэт на фоне деревьев я ещё худо-бедно различала. И деревья, к несчастью, тоже — пугали они меня изрядно. О-о-о, блин, ёжик в тумане!). — Катрин, ты будто вчера родилась!

Следующие... м-м-м... очень долгое время мы молчали. Эдвард крался впереди, невесть как находя дорогу (или без дороги, уж не знаю), а я во всей полноте ощущала прелесть хождения по лесу в платье.

Ладно... Будем надеяться, что у змей и пауков чуткий сон и достаточно ума, чтобы уйти с дороги махины вроде меня... Потому как перевес в росте — это всё, что у меня против них есть.

Ещё спустя очень долгое время мы выбрались на узкий пятачок нелесного пространства. Точнее — обрыва. Внизу — далеко-о-о внизу — шумела речка. Нашу прогалинку со всех сторон обступили деревья, точно в плен нас брать собирались.

Эд остановился, осмотрелся и скомандовал:

— Отдыхаем.

Я скептично глянула на обрыв. Далековато лететь...

— А может, всё-таки, в лесу? А то вдруг дождь?

И на меня та-а-ак посмотрели...

Кому там сыра земля пухом? Мёртвым? К тому времени, как небо над головой посветлело, я им уже завидовала. Холодно, выданный Эдом плащ ни черта не греет, с обрыва туман ползёт (явно неестественного происхождения!), мокро, твёрдо. И грязно.

А Эд спокойно дрых, положив руку под голову вместо подушки.

Ему я тоже завидовала. И чему нас в универе учат? Вот это я понимаю — навык! Мне, несмотря на всю усталость и сонливое состояние, никак не удавалось даже задремать. Эх, а на лекция так хорошо обычно получается! Правда, там леса нет.

И кто нашёл шелест листвы романтичным? Или пение птиц? Жаворонка? Птичка-невеличка — а как грянула утром, я чуть в обрыв не свалилась. Будильник в кастрюле отдыхает!

А Эдвард спокойно спал себе до полудня, завернувшись в плащ (накидку?) и то и дело подкатываясь ко мне.

А потом мы снова шли — и снова молча. И, несмотря на то, что был день, дорогу я видела, а лес, живой и громкий, просто лез в глаза, наслаждаться какими-то там красотами дикой природы просто не получалось. Безумно хотелось спать.

Я шла, спотыкалась, может, даже падала (точно — пару раз) и снова шла за маячащей впереди спиной Эдварда.

И думала, как юноша, ещё пару дней назад такой заботливый, мог оказаться таким угрюмым, бесчеловечным, равнодушным незнакомцем.

Солнце стало катиться к горизонту, и Эд вдруг остановился.

Кажется, там же я и упала.

И земля действительно показалась пухом... Наконец-то.

* * *

— Катрин?

Не-а. Я сплю. Отстаньте.

— Катрин!

Тс-с-с! Мне безумно нравится лежать на этом... м-м-м... сене и смотреть сквозь ресницы на всполохи огня...

Так что отстаньте.

— Котёнок.

— Почему "котёнок"? — удивилась я.

В ответ раздался смех.

— Ты похожа на брошенного котёнка, — успокоившись, произнёс Эд. — Такая же беспомощная.

— Ну, спасибо, — фыркнула я, приподнимаясь и оглядывая... пещеру? — Это мы где?

Сидящий у небольшого костерка Эд пожал плечами.

— Ты упала в обморок, когда мы не прошли ещё и половину пути. Пришлось искать укрытие на ночь.

Половину пути?

— А куда мы идём? — промычала я, потирая глаза. Мда, голова тяжёлая, а выгляжу я сейчас, наверное... А пахну...

Долгий, пристальный взгляд.

— Марцеис, — отозвался Эд, наконец. — Но ведь это тебе ни о чём не говорит?

Я помотала головой и выдавила:

— Чудесно. А вода у нас есть?

Эд, изумлённо вскинув брови, подал мне кружку с кипятком.

— Да не! — я снова потёрла глаза. — Умыться.