"Аниматроник: Князья Хаоса"

Участковый покосился на меня с сочувствием, развел руками:

— Выгнать мы вас не выгоняем, но нужно, чтобы вы обеспечили гражданке доступ к жилплощади.

— Как это «не выгоняем»?! — вспылила теща. — Вы посмотрите на него! Он же наркоман! От него разит, будто он под себя ходит!

Потом от скандала я отключился. Отдал ключи теще, собрал КВП и пару необходимых вещей и поехал к Алине.

Устроившись в углу полутемной палаты, прямо на полу, запустил игру. И, перед тем, как отправиться в очередной рейд, шепнул тоскливо:

— Забери меня…

Ответом мне была опостылевшая тишина. Но я кивнул, будто услышал ответ. Не слишком отдавая себе отчет в том, что делаю, будто загипнотизированный, увенчал голову нейрообручем и дал команду «на погружение».

И совсем не удивился, когда вместо реальности волшебного королевства, ощутил резкую боль.

Меня словно разрывало на части.

Земля ушла из-под ног, я ухнул в пустоту. В ушах загудел ветер, а глаза ослепила белоснежная вспышка…

Пропасть разверзлась подо мной…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Странник

Глава 1. На дне…

Минуту… две? Может быть — час? Не знаю, сколько я плаваю в красно-желтой пустоте. Будто нахожусь в кожаном пузыре, который не пропускает звуки. Почему-то возникает ассоциация с утробой…

Понемногу начинает работать сознание: уже не просто блеклые мыслишки лениво ворочаются в черепе, как новорожденные личинки, а подключились более сложные процессы, — память, ассоциативное мышление. Мне это напомнило конструктор, только вместо кубиков — кусочки моей души.

«Словно мою личность по байту воссоздают в Пропасти!» — пронеслась волнующая мысль.

Но развить мысль не дали.

Я услышал вкрадчивый шепот:

— Нет для человека ничего более ужасного, чем неопределенность. Нечто, не имеющее имени, страшит любое разумное существо. Даже концу всего сущего и смерти люди дали имена. Они считают, что, если у врага есть имя — его можно сокрушить. А потому, следуя извечной традиции, я предлагаю тебе выбрать для себя имя.

Голос шелестит в сознании. Я словно Адам, внимающий лукавому Змею.

— Выбери имя, странник. Ограничений нет. Только учти: за некоторые варианты тебя могут убить. Людей раздражают оскорбительные или нечитаемые имена.

Так, кажется я разобрался. Это такая хитрая регистрация.

Хм… как обозваться-то?

Я не вижу и не ощущаю своего тела. Но, попытавшись заговорить, слышу свой голос:

— Ну, пусть будет «Странник»?

— Хорошее имя. Однако необходимо предупредить, что люди с именем «Странник» уже топчут просторы Девяти миров. Возможно, они захотят убить двойника. Ты готов в бою отстаивать право носить это имя?

О-па… оригинальное предупреждение о занятом никнэйме.

— Хорошо. Тогда выберу «Стрелок».

— Неплохо, — шепчет голос чуть насмешливо. — Но прими к сведению, что люди с именем «Стрелок» в недавнем прошлом устроили массовую бойню, выясняя, кто из сорока двух обладателей этого имени — истинный Стрелок.

Черт возьми!

Не думал, что это такой распространенный ник…

И тут меня поразила идея!

— А свободно ли имя «Queen Lich»?

За короткую, в секунду, паузу, я успеваю отчаяться и вновь обрести надежду.

Невидимка вздыхает:

— Увы, и его уже носит один из жителей Девяти миров.

Господи!

Я на верном пути! Алина здесь! Более того, теперь я точно знаю, что она не сменила ник и найти ее будет легче. Самую чуточку, но — легче.

— Выбери имя, странник, — напомнил «Змей» с легким укором. — И пусть оно будет оригинальным. Тебе с ним еще жить.

Подумав немного, я говорю:

— Виджилант Овердрайв1.

Это имя когда-то придумала Алина. Мне требовался уникальный ник для регистрации в популярной когда-то игре — «Престолы: Войны королей», и Алина справилась с задачей мгновенно. Меня всегда удивляла ее фантазия, у меня не было и тысячной доли ее воображения.

Секунду ничего не происходило. Потом голос заревел:

— Да будет так, странник, назвавшийся Виджилантом Овердрайв!

И этот рев прорвал красно-желтую плоть утробы. Кожаный мешок лопнул. Громкий хлопок ударил по ушам, словно в кабине сверхзвукового истребителя нарушилась герметичность.

Я закричал от боли.

И в ту же секунду увидел, что мое бесплотное тело стало явным: возник из ничего скелет, поползли змеями сухожилия и вены, наросли мышцы, скрылись под кожей.

А затем меня потащило вниз…

Глава 2. Горячий прием

Я лежу на траве и смотрю в подернутое желтыми облаками небо, видимое в прорехах древесных крон. Шелестят листья под легким ветром, чирикают птички. Прохладная земля холодит лопатки.

­— Значит, — шепчу, — вот и приняла меня Пропасть.

Голос, кажется, не изменился.

Я поднимаю руку, оглядываю со всех сторон. Потом принимаю сидячее положение и осматриваю свое тело.

Не могу поручиться, но, кажется, точь-в-точь, как и мое настоящее туловище. Вплоть до родимого пятна на ноге и шрама на локте, оставшегося с детства, когда я грохнулся с велосипеда.

Одно изменилось — я в другой одежде. Теперь на мне серая футболка и серые же джинсы без логотипов. И все.

«Нет, — думаю, — не все…»

Подушечки пальцев без труда нащупывают за левым ухом небольшую шишку. Прикасаясь к ней, вызываю окно Меню.

Люминофорная рамка скрывает лесок, я вижу схематическое изображение человека в кругу. Оно напоминает знакомого каждому Витрувианского, только нет квадрата и даже приблизительных черт лица. Просто зеленая рамка. Хотя фигура, конечно, мужская. И видно это не только по узким бедрам и широким плечам, — между ног довольно узнаваемо очерчен пенис с яичками.

Подавшись наитию, я тряхнул головой, прогоняя Меню. И сразу, как ребенок, оттягиваю край джинсов.

— Все предусмотрено, — убеждаюсь я.

В некоторых играх намерено делают персонажей бесполыми, как кукла Кен. Пропасть, к счастью, реалистичное и приятное исключение.

Я вновь касаюсь шишки за левым ухом и возвращаюсь в Меню.

Справа от круга с контуром тела я вижу таблицу. Она не блещет разнообразием.

Виджилант Овердрайв [0]

Развитие в классе: 0.

Репутация: новичок.

Очки формирования: 1 [суточная доля — 1].

Наличность: 0.

Особые свойства: нет.

И никаких пояснений, никакого окна помощи.

Что ж, придется набивать шишки на собственном опыте.

Я тряхнул головой, полупрозрачное Меню исчезает. Поднимаюсь и оглядываюсь.

За спиной невысокий, этажа в три, но отвесный склон. Туда не подняться. С трех остальных сторон одинаково реденький лес. А перпендикулярно склону змеится в траве еле видимая тропинка. Скорее даже не тропинка, а след в виде примятой травы.

— Намек понятен, — говорю я и двигаюсь туда.

Сердце бьется учащенно, я то и дело озираюсь. Не от страха, я немного нервничаю. Еще нигде не читал, что Пропасть обещает легкую прогулку. Но редкий лесок… нет, скорее — загибающаяся от засухи роща просматривается насквозь. Нигде нет коварных монстров и страшных чудищ. Только небо неуютно желтое от странных, словно из пыли, облаков.

«Так и свихнуться недолго, — думаю. — Не удивительно, что здесь все маньяками становятся!»

Шагая по тропинке, начинаю копошиться в памяти. Вспоминаю прошлую жизнь, Алину, последние события, мелкие детали из детства, дни рождения, родителей и друзей. Странно, но я замечаю, что реальный мир теперь кажется сном, слишком подробным, живым, ярким, но — сном. А Пропасть — наоборот. Единственно верной и истинной реальностью. Однако, слава богу, пока ничто не забыто. И я вновь понимаю, что совет доктора записывать прошлое — полезный. Его можно даже немного модернизировать, проапгрейдить…

Не успеваю додумать, как что-то мелькает на периферии зрения. Спину обливает холодом, ноги вдруг подгибаются. Я спотыкаюсь о не вовремя подвернувшийся древесный корень. В колени бьется земля, а над головой что-то проносится со свистом. Так близко, что волосы больно рвануло.

Сердце замирает от страха. Я слышу короткое ругательство, но оборачиваюсь не на голос справа, а на тупой деревянный звук слева. И в желудок словно опускается глыба льда.

В стволе тополя торчит кривоватая стрела с примотанным черной нитью утиным оперением: серое чередуется с белым и блестяще-зеленым. Из трещин коры, как слезы, течет живица.

«Бог ты мой! — проносится у меня в голове. — Бог ты мой!»

Что-то происходит со мной. Страх сковал тело, не могу пошевелить ни рукой, ни головой. Однако обострившийся слух улавливает опасный звук: скрип натягивающейся тетивы. От этого скрипа мышцы на спине деревенеют, словно тело представило, как его пронзает кривая стрела.

Второй выстрел, кем бы ни был стрелок, произведет наверняка! Особенно, если я так и продолжу изображать статую, как распоследний идиот.

И все же двигаться в столбняке почти невозможно. Невероятным усилием воли я заставляю себе оттолкнуться ногами, прыгнуть, как жаба. Прыжок получается слишком неуклюжим и медленным. Хотя и спасает от верной гибели.

В полете мою лодыжку обжигает, я вскрикиваю от неожиданной боли. И плюхаюсь на пузо. Тут же переваливаюсь на бок и подтягиваю ноги. Вижу, что джинсовая ткань удивительно ровно рассечена, а края разреза быстро темнеют от крови.

И тут я замечаю стрелка.

Он метрах в пятидесяти. Раздвинув кусты, выхватывает из колчана за спиной новую стрелу. Я мельком отмечаю, что у каждой разное оперение. Стрелку лет двадцать на вид, точнее определить нельзя из-за слоя засохшей грязи на лице. По-видимому, она должна заменять маскировочный грим. Стрелок в таких же, как и у меня, серых джинсах, но на груди черная рубашка с оторванными рукавами, а поверх — кожаная безрукавка.

Я перехватываю взгляд стрелка. И он приводит меня в чувство.

В голубых глазах пацана нет злобы или ненависти, нет жажды крови или огонька охотничьего азарта. В них раздражение и желание поскорее меня прикончить. Так может смотреть на дичь привыкший к убийствам охотник. А охотник с жертвой в переговоры не вступает.

«Бежать!» — вспыхивает в мозгу единственно верная мысль.

И я кувыркаюсь в кусты. Вскакиваю и кричу от боли в лодыжке, но бегу. Свиста стрелы не слышно, а значит, — я все еще в прицеле. Охотник ждет удобного момента. И это заставляет мое сердце колотиться с утроенной частотой. Спина намокает от пота, подмышками скользкий жар.

«Твою мать!»

Думать связно не получается, в ушах гудит, страх сковывает движения. Забываю обо всем на свете: о том, что это игра, что роща не настоящая, как и смерть на острие стрелы. Чувствую лишь отчаяние загнанного животного, и единственное, что могу предпринять — начинаю удирать зигзагом.

Ледяной душок смерти ощущаю раньше, чем слышу молниеносный и резкий свист рассекаемого воздуха. Инстинктивно меняю направление, больно ударяясь в древесный ствол. Сдираю о трухлявую кору кожу на плече, и тут же, рядом с головой, в дерево громко и зло бьет. Отлетая, щепки царапают лицо.

В ужасе я кричу и отшатываюсь. Спотыкаюсь, запутавшись в траве, и падаю на спину. Чувствую, как выпучены мои глаза, но ничего поделать с собой не могу. Как зачарованный, пялюсь на стрелу, пронзившую тополь насквозь! Насквозь!

«Боже ты мой! Кто должен выпустить эту стрелу, чтобы она пробила десятисантиметровой толщины ствол?!»

Наконечник, торчащий с другой стороны ствола, заставляет меня вскочить и вновь обратиться в бегство. Он весь покрыт зубчиками, словно рыболовный крючок. Игрушка настоящего мучителя и садиста. Такой попадет в тело — и уже никогда не вытащишь.

— Стой! — раздается резкий окрик. — Да стой же ты! Парень, я обознался! Подожди!

Я ломлюсь, как лось, сквозь кусты, прыгаю через поваленные бревна и мелкие овраги. Не возникает даже тени желания остановиться. Не верю я ему, хоть убей — не верю!

— Стой, сука!

Одновременно с последний звуком, справа от меня проносится стрела. Она мчится, буквально раздирая воздух. Секунду я еще вижу неуклюжее оперение, а потом стрела пропадает. Скорость не намного меньше пулевой!

«Что ж у него за лук такой?!»

Эта мысль заставляет обернуться. Ну, точно говорят, — любопытство кошку сгубило…

Все забывается, когда вижу стрелка в полный рост.

Он бежит по-волчьи, спокойно, размеренно. Я замечаю у него на груди толстую нитку, на которой болтаются пучки волос: черные, рыжие, золотистые. Почему-то они напоминают ожерелья маньяков, где обычно болтаются отрезанные уши. Но больше всего меня поражает правая рука стрелка. Она просто огромна! Правое плечо мощное, крутые мышцы напоминают огромные валуны, облизанные водой. Бицепсы играют под кожей, словно там ползают жирные змеи. Кажется, что парню пришили руку Кинг-Конга!

Он замечает мой взгляд и улыбается. На бегу накладывает на тетиву новую стрелу. Мышцы вспухают, когда слышится тугой скрип, а толстое, в три пальца, древко лука сгибается. И неведомая сила заставляет меня прыгнуть. В ту же секунду слышится дикий визг рассекаемого воздуха, мелькает размытый силуэт стрелы… ф-ю-ю-ю-ть!!. И порывом ветра качает листву.

— А ты проворный! — смеется лучник злобно. — Но я и не таких мочил. Стой смирно, козел, и я убью тебя быстро!

— Хер тебе, — шепчу, отползая за кусты.

Там вскакиваю на карачки и в таком положении бегу. В том месте, где я только что находился, что-то хлестко бьет по листве, от пронзительного свиста сердце замирает.

Коварный сукин сын! Бил на упреждение. Страшно даже подумать, что было бы со мной, затаись я в кустах…

Следующую минуту моя голова пуста. Я бегу, не чувствуя тела. Все мое внимание поглощено землей под ногами. Корень — прыгаю, кочка — прыгаю, кусты — забираю в сторону.

На секунду мне кажется, что преследователь отстал. Но, огибая очередной куст, правое плечо обжигает мгновенной болью. Визг бьет по барабанным перепонкам, стрела исчезает где-то вдали. А я, скосив глаза, чувствую, как желудок болезненно сворачивается узлом.

На плече аккуратно разрезана футболка, в дыре я вижу широкий порез, сквозь который белеет кость. И пусть рана мгновенно заполняется кровью, которая щедро пропитывает футболку, но эта белизна остается перед глазами надолго.

«Бежать! — пульсирует в голове. — Бежать зигзагом! Менять направление, петлять, не повторять маневры…»

— Да что ты как баба?! — в голосе лучника ярость. — Петушара конченый! Не ссы! Будь пацаном!