Вышивальщица - 2

Мы миновали ворота белого города и зашагали по его мостовой, розоватой в ранних сумерках. Я вспомнила про кухарку и всполошилась. Ларна усмехнулся, меня от страфа отстранил и к себе поближе подтянул, под руку. В усы буркнул: он уже отправил кухонную девку домой, встретил на площади у самой ниточной лавки и отпустил, предварительно отругав... Помолчал и предложил мне вовсе уж неожиданное. И не просто так предложил! Остановился на повороте улицы, где два канала сходятся и надо перейти через красивый мост над водой. Пропустил усы через кулак, хмурясь и прикидывая нечто важное. Кивнул своим мыслям, даже слегка улыбнулся.

— Я не показал тебе город, хоть и обещался. Давай прогуляемся завтра? Возьмем для удобства страфа Марницы, Клык знает тебя, он обучен охране... Покатаемся на двух вороных. Гнилой город рассмотрим. Там каналы все в чистке, стройка огромная. Убогие хибары снесены, новые дома заселяются. Народ смешной. С такими большими глазами ходят люди, что, пожалуй, и на ночь их не закрывают. Все улыбаются, веселые.

— Почему?

— Так даром отдают дома взамен старых! Точнее, в оплату работ по чистке каналов. Что одно и то же, толковой работы-то в гнилом городе уже давно не было ни для кого. Сейчас там выделилось семь слободок. Все они избрали старост, и все такие важные, новое имя своему городу выдумывают. Не хотят зваться гнилыми. У берега обосновались выры из безродных. Им тоже рады, зовут соседями, а не гнильцами... что для людей необычно.

Ларна чуть нахмурился и указал рукой туда, где находится новая вырья слобода. Потом повел ладонью, обозначая берег и начало порта. Нарисовал в три движения свою галеру, занимающую почетное место у причала для боевых кораблей. Все невидимые отсюда и интересные места располагались далеко, и указывал Ларна на самом деле на светлую стену, расположенную на другом берегу более широкого из двух каналов. Старая кладка потрескалась и местами от воды камень слоился. Но стена высока и широка: вот по её гребню процокал лапами дозорный выр, приветственно качнул нам клешнями и скрылся за углом. Ларна махнул рукой в ответ... и резко подался вперед. Я испуганно зажмурилась на мгновенье. Не решилась поверить, что слышала именно хлесткий двойной щелчок спуска взводных крюков игломета. И что вижу теперь, шагнув в сторону, две иглы, торчащие из спины Ларны.

Зато страф ни в чем не усомнился, взвился в прыжке над узким каналом, прянул в сторону, запросто уходя от третьей иглы. Обрушился всем своим весом за довольно высокую, в полторы сажени, стену ближнего особняка знати. Нечто сочно и страшно треснуло, страф победно заклокотал.

Со стены напротив — той, на которой Ларна рисовал порт — упал в воду дозорный выр и метнулся через канал туда же, где вороной страф нашел врага. Я наконец-то выдохнула 'ох', и вцепилась в Ларну, помогая ему сесть. Запоздало удивилась: почему этот выродер еще держится на ногах? Иглы, вроде, точно под левую лопатку вошли... или так мне, дурехе, от страха кажется?

Ларна сел на высокий край каменной набережной, улыбнулся мне ободряюще и обнял, усадил к себе на колени.

— Так спокойнее, — пояснил он, ничуть не думая умирать. — В тебя не попадут.

— Я слышала сплетню еще в Тагриме, — подозрительно прищурилась я, клацая зубами и вздрагивая всем телом, цепляясь за его плечо. — Что у тебя два сердца. И яды тебя не берут.

— Яды, — задумчиво повторил Ларна и порылся в поясном кошеле. — Тинка, дай иглу, хоть одну. Дергай без опаски, это не больно. А сердце у меня одно... Я это точно знаю и не высовываюсь в город ни единого дня без малой кольчужки. Знаешь, не уважаю геройства.

— И часто тебя так? — охнула я, выдергивая иглы и передавая Ларне, жалостливо гладя его по больной спине.

— Последнее время редко, — отозвался он, рассматривая иглы, принюхиваясь к наконечникам. — Чисто. Видишь, какое дело: они рассчитывали не на иглы. На страфа понадеялись. Обычно самоуверенные седоки пристегивают к поясу повод, даже разбогатев и прикупив вороного. Рыжих-то страфов можно удержать, они не так норовисты. Если бы я поступил, как они думали — пристегнул, а не заткнул свободно за ремень — рывок птицы, бросившейся мстить обидчику хозяина, скинул бы меня в канал... Прямиком туда.

Ларна указал на решетку, перегораживающую узкий канал. Созданы такие для отслеживания подводного передвижения выров в столице. Миновать преграду — их в Усени немало — можно лишь по берегу, покинув глубину. Решетка почти скрыта в бурливой мутной воде, имеет надежные прутья, упирается в самое дно. И располагается как раз за спиной Ларны, точно в том месте, где через канал метнулся вороной. Я долго смотрела на острые верхушки узорных кованых прутьев, и страх накрывал меня с головой, тянул все глубже. В конце концов я всхлипнула и крепче вцепилась в плечо Ларны.

— Прости, виноват, напугал тебя, — покаянно вздохнул он. — Обманщик я, чего еще ждать от выродера? Так устроен: взгляды всегда ощущаю, когда мне целятся в спину. От поворота эти нехорошие люди выцеливали нас. Я сперва забрал тебя под руку, чтобы не попали. Потом сам присмотрел удобное место, где стоит меня пристрелить.

— А если бы в голову? — ужаснулась я, шмыгая носом все чаще, ощущая себя ужасно жалкой и маленькой.

— Нет, не попасть в висок из такого положения, — качнул головой Ларна. — Они бы, пожалуй, и не сунулись, сняли на сегодня засаду, потому что рядом был выр-страж. Но я так заманчиво подставился: они уже видели, как страф нанизал своего беспечного владельца на копья... и помер рядом. Не плачь. Не судьба мне умереть от игломета: еще не все котята по мискам распределены.

— Так никогда тебе их всех не спасти... — начала я, шмыгая носом.

Он, злодей, прищурился и весело кивнул. Потом вроде посерьезнел, крепче обнял за плечи, чуть покачивая и успокаивая. Шепнул в самое ухо:

— Этого опасаюсь ужас как! Всех не пристроить. Вдруг мне теперь и смерти нет? Ох, Тинка, странные ты пояса шьешь! На той неделе два раза так нелепо промахнулись в меня — били-то в упор! Я уверовал: спасенные котята засчитываются мне. За каждого дают одну жизнь. За сегодняшнего вот — рассчитались сразу. Не плачь, обошлось. Не поджимай хвост. Все равно мы поедем завтра смотреть город. Я давно уже заказал тебе кольчужку, а утром аккурат доставили. Первая пьянка свободных дураков в столице заканчивается, Тингали. Люди привыкают к закону. Еще неделя, ну две от силы — и город примет новое. Собственно, как только спихнем и заменим шаара.

Он встал, повернулся к каналу и свистнул страфа. А я так и осталась сидеть на его руках, чувствуя себя неправой и не желая ничего менять. Он — ранен, но держит меня, потому мои ноги стоять не хотят, подламываются... Куда удобнее быть смелой, чувствуя себя бессовестной, но пригревшейся. Под защитой. Возле самого уха, под тонкой кольчужкой, ровно бьется сердце. Единственное оно у Ларны, вопреки слухам... Даже жаль. Эта сплетня мне нравилась.

— Платок тебе вышью шейный, — пообещала я. — Я умею такие делать: он будет глаза отводить, и никто уж точно не попадет в глупую твою голову. Ты почему без охраны ходишь, ар-клари? Тебя ведь тоже, оказывается, надо беречь...

— Надежный ты человек, Тингали, — рассмеялся Ларна. — Другая бы сказала: сиди дома, раз в тебя стреляют. Но ты выискала правильные слова. Меня защищать надо умеючи. Шей свой платок, буду рад. Я люблю подарки.

Страф взвился из незримого для нас парка и победно встопорщил крылья, заняв место на высокой ограде. Гордо прошелся вправо-влево, почистил клюв и закинул голову, щелкая когтями и топоча лапами... Нет сомнений: извел врагов, допрашивать некого. Возле страфа из темноты парка выбрался выр-страж. Перевалился, плеснул водой аж до нас, пересек канал и оказался рядом. Мокрый, встревоженный: вон как усы топорщит, глаза на стеблях вытянул и обшаривает окрестности, оба глаза по-разному бегают, так только выры могут глядеть.

— Брэми, их было двое и оба мертвы, — сообщил страж. — Два удара клювом в голову. Игломет имелся у одного, второго ваш страф взял уже на стене дома. Думаю, это был соглядатай. Я свистел, вызвал усиленный дозор.

С высокой стены закрытого города плюхнулись в воду два выра, следом, негромко ругаясь, прыгнули люди. Все ыбрались на набережную рядом с нами. Рослый северянин, немного похожий сложением и повадкой на самого Ларну, сказал ему несколько слов. Из которых я не поняла ни единого. Человек покосился на меня и сердито сплюнул. Снова вызверился на Ларну.

— Ты, твою мать, который день ходишь домой этой дорогой, гнилец?

— Третий, брэми Михр, — с самым невинным видом отозвался Ларна, изучая стену поодаль.

— То есть виноват и не отпираешься, — зло уточнил названный Михром. — Сколько тебе говорить...

— Так удобнее. Полагаю, это была последняя попытка. У меня, если верить слухам, два сердца, три руки и пять глаз. Они уймутся, устали пробовать. Да и выловили мы самых упрямых. — Ларна хитро прищурился. — Или это твоя работа? Захотел на неделю раньше срока стать ар-клари. Тинка, гляди: это тоже настоящий выродер... бывший. Отошел от дел лет семь назад. В Горниве прятался. Человек он неплохой, хоть и жаден до денег. Его нанял князь Чашна Квард, прислал к нам, а Шрон перекупил. Он еще и на славу падок, наш брэми Михр.

— Ты и прежде не дружил с головой, а теперь вовсе сдвинулся, — оскалился в ответ Михр. — Да, я работаю за деньги и уважением не брезгую. Но что творишь ты? Тебе чего вообще надо? Место в столице получил, золотое! И уступить его мне... Не понимаю.

— Я оберегаю брэми Тингали и служу только ей, да еще дому ар-Бахта, — гордо отчеканил Ларна, погладил свои усы. Развернулся и зашагал прочь. — Спасибо, что не отказался занять место ар-клари.

— Всегда пожалуйста, — буркнул в ответ северянин у нас за спиной. И добавил громче, вроде бы шуткой, но в голосе звучала надежда: — Как возьмешься отпираться от княжеского титула, не забудь про меня ...

Глава 2.

Ким. Сказочник

— Вот так я могу, вот так, я совсем научился... — восторженно твердил Эгра, младший из выров семьи ар-Сарна, еще недавно владевшей всем миром.

Тогда кландом был Аффар, и он не зря прятал свою родню от посторонних глаз, обосновывая замкнутость ревностным следованием закону раздельной жизни людей и выров.

Все три брата Аффара — ущербны. Увы, дело не только в малом размере и отсутствии некоторых пластин панциря, это легко принимается и допускается, препятствует лишь успешному участию в боях на отмелях. К сожалению, все ар-Сарны разумом подобны пяти-семилетним человечьим детям. Зато, в отличие от своего подлого брата, не накопили в сознании злобы и мстительности.

Вместе с прочими ар-Сарнами из затхлого влажного коридора нижних, закрытых, ярусов дворца выбрался и Эгра. Было это всего три недели назад. Некрупный выр восторженно рассмотрел большой мир, обнаружил, что солнце, которым его пугали от самого рождения — прекрасно... И влюбился в столицу всей наивной детской душой. Он лишь теперь, после гибели брата, живет по-настоящему, в радости. Аффара помнит плохо, но иногда вздрагивает усами и спрашивает, точно ли ушел, не начнет ли снова бить и ругать 'тот, с золотым панцирем, совсем злой'.

Из всех выров, которые пробуют осторожно налаживать общение с людьми столицы, одного Эгру город принял безоговорочно. Да, невелик, а что клешни смешные, крошечные — тоже хорошо, он не вызывает страха и не умеет угрожать. Зато трудолюбив, общителен, неизменно пребывает в отличном настроении и не обижается на шутки.

— Вот так я могу, — еще раз повторил Эгра, забивая последний гвоздь.

Спустился с надежных строительных лесов для отделки потолка. Именно их Эгра и возвел только что со скоростью и усердием, вызывающими умиление работников-людей. Закончив дело, сложил у стеночки все три молотка из правых рук, ссыпал левыми в корзинку оставшиеся неиспользованными гвозди и побежал к мастеру, отчитываться. Пожилой каменщик, руководящий ремонтом, выслушал, похвалил и дал новую важную работу. Сравнивать все привозимые для отделки плитки с одной — образцом. И, если хоть самую малость не совпадут размер или форма, если трещина видна, без жалости откладывать негодные. Эгра подтянул к себе несколько корзин и заработал шестью руками, помогая себе и верхней парой лап, тонких, кривоватых, но достаточно ловких. Мастер огладил бороду, нежно провел рукой по полумягкому, почти прозрачному в верхней части, спинному панцирю Эгры. Буркнув похвалу, человек зашагал к дверям большого зала. Стащил с головы повязку, выказывая уважение к тому, кто ждал его.

— Ар Шрон, вы будете сами проверять работу?

— Зачем? О вас отзываются хорошо, нет смысла тратить время, — прогудел Шрон, двигаясь по наружной открытой террасе к перилам ограды над каналом. — Кажется, надо прекратить называть этот замок бассейном, тем более — главным. Люди не понимают слова.

— 'Дворец' будет звучать удачнее, — согласился мастер. — Мы выгребли столько гнили и грязи... теперь он красив внутри и действительно нуждается в новом названии. Мы заканчиваем работы в больших залах через три дня, ар. Собственно, уже теперь можно их принимать, потому я и звал.

— И только?

— Мы хотели попросить... всей слободой, — замялся мастер. — Эгра несчастлив у вас. Он мельче стражей, не так силен. Ему обидно, он стесняется своих клешней. Мы бы забрали его в нашу слободу, если это не нарушает законов. Город у нас нижний, рядом море. Опять же, детишек много. Он очень любит детей, и сами они не отлипают от Эгры. Обещал всех научить плавать и за всеми приглядеть в воде. Работящий, склонен к плотницкому делу. И пригляд, и денежки свои, и уважение... Я слышал, нет более у ар-Сарнов законных земель, куда ему деться теперь?

— Замок у них есть, только отсюда далеко, весьма безлюдный... — отозвался Шрон. — Доход имеется немалый и казна накопленная, вы о том знаете. Я не грабитель и Эгру не обидел, не вынудил платить за гнилость брата. Но вы правы, брэми. У вас он счастлив. Поговорите с ним: будет так, как решит сам Эгра.

— Мы уже говорили, — оживился мастер. — Он душою прост. Сказал: всех нас станет опекать и позаботится о каждом. Эгра полагает, в заботе и опеке как раз содержится власть. Он в нашей слободе вроде кланда собирается быть: самым полезным... Чудно слова меняются, если на другого выра их примерить. А что братья его? Здоровы ли?

— Лекари Ларна и Ким смотрели вдвоем, думали, что можно сделать, — грустно отозвался Шрон. — Гнилость бассейна подкосила обоих выров. Ох-хо, черная плесень— она к нашему народу изрядно зла... Оба плохи и еще до весны отбудут в замок. Там прохладнее, им это полезно, легкие у обоих едва работают. Опять же, они не привыкли к людям. Пусть живут остаток дней, как умеют. Князь Горнивы обещал подобрать достойную прислугу. Да и стражи отправятся с ними, нельзя бросать несчастных. Выры Ар-Сарна были весьма славной семьей, я в огорчении. Получил вчера тросн. Осмотр бассейна показал: неущербных личинок в нишах рода нет. Говорить такое мне страшно и трудно. Последняя надежда на возрождение для них — новые мальки. Те, кто согласится принять имя ар-Сарна и снова вырастит славу рода, от икринки и до взрослости.