После Пламени. Корона Севера

— Не все, — осторожно возразил я. — Что с... нолдо?

— Феанор мертв, — я предпочел бы, чтобы голос Мелькора звучал менее ровно.

— Ты уверен?

— Пламя освободилось. Это было бы невозможно, пока он жил.

— А края расщелины зачем сомкнулись? — не отступал я. — Ты опасался, что Феанор не сгорит, и решил для верности раздавить его?

— Не я, — Вала слегка поморщился. — Я Венцом занимался. Это Ангбанд.

— Ты рисковал, — сурово сказал я. — Венец поврежден. Ты мог уничтожить все Эндорэ!

— Да, — спокойно согласился Мелькор. — Но я всегда рисковал. Начиная с момента, когда запел свою Тему, вопреки воле Единого. И Эндорэ, прошу заметить, не только цело, но теперь его невозможно разрушить, не отправив в небытие всю Арду.

— Ты победил, — признал я. — И все же — где теперь Феанор?

— Вряд ли в Мандосе: туда отправляются добровольно. А его в момент смерти интересовало одно — добраться до меня. Нет, он в Эндорэ, Саурон.

— И он твой враг, — нахмурился я. — Что он станет делать? Мстить?

— Воплощенный после смерти беспомощен, — пожал плечами Восставший. — Ты знаешь это лучше меня — вспомни свои эксперименты на Тол-ин-Гаурхот. Хоть кто-то из призраков сумел получить новое тело?

— Пытались некоторые, — ухмыльнулся я. — Но другие Воплощенные им не по силам, а звери, похоже, не по вкусу. Только ведь Феанор твоими стараниями перестал быть обычным нолдо. Чего от него теперь ждать, Властелин?

— У него нет шансов обрести плоть. Даже если он попытается, я узнаю об этом, — Вала улыбнулся одними губами. — И уничтожу его снова. Я чувствую Эндорэ иначе, чем прежде, Саурон. Все Эндорэ — каждый уголок, каждую песчинку. Мне даже разведчики теперь не нужны.

Все Эндорэ?! Неудивительно, что у него не остается сил!

— Если Феанор сохранил хотя бы часть своей памяти и личности, ему останется лишь бессильно наблюдать за происходящим.

— Например, за расправой над его сыновьями? — весело оскалился я.

— Ну, нет, мы их не тронем! — Восставший ответил такой же хищной улыбкой.

И я подумал, что из него получился бы неплохой волк, надумай он принять такое обличье.

— Они умрут от рук своих же сородичей, — медленно проговорил Мелькор, не то проклиная, не то предсказывая. — Но сперва натворят такого, что смерть покажется избавлением — и им самим, и их спутникам. А если кто-то и выживет, это будет для него большей бедой, чем гибель.

Нет, не волк. Скорее кто-нибудь из кошачьих. Волки так не играют с добычей.

8

Саурон вышел, и я с трудом подавил желание снова опуститься на ложе. Силы заканчивались пугающе быстро.

Раньше мне требовалось сосредоточиться, чтобы смотреть глазами зверей или птиц. Теперь я не то, что видел — знал абсолютно все, что случалось в моих владениях. Слышал каждую мелодию. И хуже того — чувствовал любое событие так остро, словно оно происходило со мной.

Это было не просто неприятно и утомительно, это становилось мучительным. Охотничий азарт волков — и одновременно ужас загнанного ими оленя. Упоительный вкус горячей крови — и тут же боль мыши, пойманной кошкой. Ненависть ко мне эльфов — и жадная надежда людей на то, что я пошлю им урожай, дождь или победу в стычке с соседним племенем.

Мешанина чужих эмоций и ощущений мешала думать и действовать. В ней не чувствовалось Диссонанса — просто мелодий оказалось намного больше, чем я был способен выдержать. Если Единый воспринимает мир так же, неудивительно, что он не пришел в Арду, а отдал ее нам!

От навязчивого хора можно было закрыться. Временами я так и делал, чтобы дать себе отдых. Но не слышать ничего — не лучше, чем слышать чересчур много. Отгородиться от Эндорэ — все равно, что утратить часть себя.

Оставалось научиться выделять важное, улавливать только те мелодии, что касались меня, и безжалостно отсекать все прочие. И я учился — осторожно и медленно, то и дело проверяя себя. Очень уж легко было отсеять что-нибудь значимое. И слишком дорого могла обойтись потом такая ошибка.

9

Овцы испуганно метались по лугу — вот-вот разбегутся, собирай их потом. Это кто же их так напугал? Крупных хищников на равнине между Келоном и Гэлионом не водилось. Кроме волков — но ни один волк не причинил бы вред народу Властелина Мелхгура. Жаль только, что глупые овцы об этом не подозревали.

Ульнир перехватил посох поудобнее и прибавил шагу.

— Ульт! — окликнул он через плечо. — Иди, поможешь.

Бросать костер без присмотра не хотелось, но вдвоем с братом они быстрее управятся. Кроме того, из-за недавних разговоров о Кархароте, чудовище, вырвавшемся из-под земли и убивающем все живое, Ульниру было немного не по себе. Хотя старший сын Ульварта и внук вождя никогда не признался бы в этом.

Одна из овец закричала — нет, завизжала. И тут же смолкла. Среди кинувшихся в разные стороны животных мелькнула черная тень. Волк! Огромный — Ульнир никогда не видел таких.

— Мелхгур — наш Властелин, — быстро сказал мальчик, протянув к зверю раскрытую ладонь.

Слова защиты, которые знал каждый ребенок в племени Рейлин. Слова, отводящие беду, дающие уверенность и силу. Но в этот раз они не сработали. Зверь не зарычал — просто молча прыгнул. Кархарот?!

— У-ульт! — отчаянно заорал Ульнир.

Когтистые лапы ударили в грудь, опрокидывая паренька на землю. Оскаленные зубы вцепились в посох, который Ульнир успел выставить перед собой — затрещало дерево.

Нож! Добраться бы до него, но обе руки заняты посохом. Отпустишь — и забывшая Создателя тварь разорвет тебе горло.

И тут натиск зверя внезапно ослаб. Волк странно дернулся, словно его потащили в сторону. Ульнир отчаянно извернулся, выбираясь из-под рычащей и брыкающейся туши. Отполз в сторону, торопливо нашаривая нож.

Но пустить оружие в ход не пришлось. Враг хрипел и бился на земле, тщетно пытаясь вырваться из захвата другого волка. Еще несколько громадных, угольного цвета зверей спокойно стояли вокруг, не вмешиваясь. Наблюдали.

Ульнир не посмел напасть на них. Волков трогать нельзя — этот закон потомки Рейлин впитывали с молоком матери. Поднять оружие против волка — оскорбить Создателя.

Тварь издохла. Победитель отпустил убитого собрата и поднял взгляд на человека. С черной морды капала кровь.

Ульнир не шевелился. Волк отвернулся и неспешно потрусил прочь, не обращая больше никакого внимания ни на перепуганных овец, ни на пастуха. Стая последовала за ним.

10

— Мне нужно идти, — сказал Берен.

Словно вернулось прошлое. Словно мы вновь стояли у границы Дориата и впереди нас ждал Ангбанд.

— Чтобы снова добыть этот проклятый Камень? — тихо спросила я.

— Нет, Соловушка. Чтобы защитить тебя и твоих близких. И нашу землю.

Вот так — "нашу". Хотя никто в Дориате не признал человека своим, кроме меня. И не признает.

"Не надо..." — я не сказала этого вслух, только губы шевельнулись беззвучно. Я слишком хорошо знала ответ: Берена опять ведет долг, от которого никто не освободит. Долг перед собой. А я и наша любовь — на втором месте. Всегда только на втором. И просить бессмысленно. Он все решил. И за себя, и за меня, хотя уверен, что печется о моей безопасности.

— Что ж. Тогда я с тобой иду, — сказала я в точности, как тогда.

И улыбнулась. Чем закончится для меня схватка с Кархаротом, лучше не думать. Даже если уцелею, могу так и остаться чудовищем — гигантской летучей мышью. Я чувствовала, что в момент опасности облик изменится сам собой, даже против моей воли. И неизвестно, сумею ли я избавиться от него. Тема Восставшего вплелась в мою мелодию, слилась с ней — не разделить. Пока ее удается сдерживать и скрывать. Надолго ли?

— Нет, — нахмурился Берен. — На этот раз я пойду один.

"Сам" — это осталось невысказанным, но я поняла.

— С моим отцом, — поправила я мужа. — И с его воинами. И с Хуаном.

— Но ты останешься дома, — Берен ласково провел пальцами по моей щеке, заглянул в глаза. — Обещай.

Обещать... Но ведь тебе не совладать с Кархаротом, а в стороне ты стоять не будешь — полезешь в драку. Только ли ради долга? Или тебе важно доказать — в первую очередь самому себе — что ты все еще воин? Хоть и можешь держать оружие только в левой руке. Ты тренировался все время с тех пор, как оправился от раны. Доводил себя до изнеможения — и все же я видела: ты стал сражаться хуже. Немного хуже, но... Боюсь, ты тоже об этом знаешь. Потому и идешь.

— Да. Я останусь, — устало согласилась я.

Мне больше не было страшно. Правда, свет как будто померк. Хотя нет — это просто день пасмурный. И холодный. Только сейчас заметила.

— Обещай и ты мне, любимый. Когда... — я вздохнула. — То есть — если тебя убьют, подожди меня в Чертогах Намо. Не уходи сразу.

11

Мертвый зверь все-таки был волком. С виду. Но волк, забывший Закон и напавший на человека, стал изгоем. Его уничтожила своя же стая.

— Мелхгур — мой Властелин, — тихо и торжественно проговорил я, глядя вслед уходящим зверям.

Волка-отступника я не тронул. Не стал снимать шкуру, как поступил бы с любой другой добычей. Не выломал клык для ожерелья — не моя победа, да и нет чести в таком бою. Но и предавать тело огню не стал. Пусть вождь решает.

Я собрал овец — к счастью, далеко разбежаться они не успели. Правда, двух зверь успел загрызть. К ним я тоже не прикоснулся. Если волки голодны, они заберут мясо.

— Ульт! — сурово окликнул я.

Да ты, оказывается, трус! Не прийти на помощь попавшему в беду сородичу — тяжкий проступок. За такое изгнать могут. Рассказывать никому, так и быть, не стану: брат все-таки. Но выдрать — выдеру!

Я отломал от куста подходящую ветку и, на ходу очищая ее от листьев, быстро пошел к костру. Отсюда он казался совсем маленьким. Но горел ярко — слишком ярко, так земляные яблоки могут сгореть вместо того, чтобы испечься!

Земляные яблоки, память об Ангбанде, дар Властелина. Мы не показывали их Древним — впрочем, те особо и не интересовались нашим бытом. Им важно было сколько у нас бойцов, и все. Они не знали, что ни один воин из племени Рейлин не причинит зла Мелхгуру. Дед не говорил им об этом: Властелин приказал ему молчать. И делать вид, что мы друзья Древним. Хотя какая уж с отступниками дружба!

— Ульт!

Темная фигурка, склонившаяся над огнем, не пошевелилась. Словно была вырезана из дерева. Мне почему-то сделалось страшно.

— Ульт? — я подбежал к нему, но он будто и не заметил.

Смотрел на пламя расширенными глазами и беззвучно шептал что-то.

— У-ульт!!! — я отбросил прут, схватил брата за плечи и сильно встряхнул.

— А? — он заморгал, словно пробуждаясь от сна. — Ульнир, огонь говорит... он говорит со мной — слышишь?!

Я вслушался. Ничего.

— С тобой говорил Властелин? — мой гнев прошел, осталось только изумление.

— Нет, — выдавил брат, обхватив себя руками за плечи и вздрагивая. — Он... не знаю, что это... он хотел, чтобы я... стал им.

— Что?! — нет, в этом мог разобраться только дед.

— На, закутайся, — велел я, отдавая Ульту свой плащ. — Собери тут все, мы возвращаемся. И гаси костер... Впрочем, нет, лучше я сам.

12

— Хорошо, что ты не успел ранить волка, — лицо Ульфанга, и без того суровое, сейчас было совсем мрачным. — Такое проклятие ничем не смыть.

— Но зверь сам напал! — вступился за сына Ульварт.

И осекся под тяжелым взглядом отца.

— Пролить кровь волка — хуже, чем соплеменника, — жестко сказал вождь. — Гнев Властелина тогда на весь народ падет. И потому виновный должен уйти. А убивший одного из зверей Мелхгура — умереть.

Ульнир внутренне сжался, но глаз не отвел — смело смотрел в лицо деду. Не пристало трусить тому, кто рожден в Ангбанде. Да и не мальчик уже — почти мужчина. Хоть и не принес еще в селение голову первого поверженного врага. Так ведь и войны пока не было.

— Я не причинил волку зла, — твердо сказал Ульнир. — И я не мешал ему — только поприветствовал, как должно. Но он все же напал на меня. Почему, дед? Может быть, он не волк?

— Злой дух? — Ульварт встревоженно посмотрел на вождя. — Может ли он принять такой облик?

— У злых духов много обличий, — задумчиво сказал тот. — Приведи брата, Ульнир.

Ульт уже не дрожал. И глядел осмысленно. Но от очага старался держаться как можно дальше.

— Расскажи, что ты видел, — приказал вождь.

— Он говорил со мной! — мальчишка скривился, словно от боли.

— Нет, — остановил его Ульфанг. — Давай по порядку.

13

Я был занят. Все время. Таринвитис очень старалась не оставлять меня одного. Порой это утомляло, но чаще я был ей благодарен.

Да и дел хватало. Лично удостовериться, что в Ангбанде — и в Эндорэ — все в порядке. Осмотреть западные границы, убедиться, что угрозы со стороны Амана нет. Хотя мои собратья не могли не заметить изменения в Музыке Арды — при таком-то размахе. Впрочем, теперь шанс, что они нападут, стал еще меньше: не отважатся.

Проверить, что происходит у нолдор — пока одни разговоры, это пусть. Оценить боеспособность орков — армия в порядке, спасибо Саурону. Навестить юных драконов — о, как выросли, пора увеличить порции мяса! Показаться балрогам, но это — в последнюю очередь.

"Властелин! Мы так ждали тебя! Ты будешь танцевать с нами?"

"В другой раз, — какие уж танцы с моей ногой! — Но я хочу посмотреть на вас. Покажите что-нибудь новое".

И лучше — совсем новое! Не напоминающее ту пляску в Тронном зале.

"Властелин, а Огонь-скрытый-плотью придет снова играть с нами? С ним было весело. Мы могли бы творить танец все вместе — мы, ты и он".

Похоже, мне не стоило заходить сюда. Выслушать доклад Готмога — и все. Более, чем достаточно.

"Он не придет. Его больше нет".

"Погас? — искренне огорчились балроги. — Но ты ведь можешь вернуть ему пламя?"

"Он погас навсегда, — оборвал я Духов Огня. — И хватит об этом!"

14

Не нравится мне твое настроение, Соловушка. С таким ни на охоту, ни в бой нельзя — сгинешь.

Непохоже это на тебя, ох, непохоже! Решимость, гнев, ужас, печаль, даже отчаяние — это да. Я видел тебя всякой. Но вот такой... погасшей. Мне даже страшно стало. Кажется, ни в плену у Саурона, ни в Паучьих пустошах, ни даже в Ангбанде настолько скверно не было.

Менегрот давно скрылся из виду, а я все равно как будто чувствую спиной твой взгляд. Безнадежный. Усталый. И так хочется бросить эту охоту, бегом помчаться к тебе, обнять, прижать к себе — и не отпускать уже ни на шаг. Ни на миг!

Да нет, конечно, не брошу и не помчусь. Кархарота должен убить я. Я — невольная причина того, что он рыщет по Дориату. И еще — клятва-то исполнена только формально. Камень в моей руке — но не у Тингола. А я не приспешник Моргота, чтобы играть словами!

Я не умру, Соловушка. Во всяком случае, не теперь и не от клыков этой твари. Я все еще воин! Управляется же ваш Маэдрос одной рукой. А мы, люди, пусть и недолговечны, но в стойкости не уступим эльфам. Я вернусь к тебе победителем, и больше мы не расстанемся.