Путь домой. Главы 1-18

— Вы понимаете, что предложили? Это переворот в технике беспроволочного телеграфирования! Немедленно оформляйте патент!

— Бумагами уже занимается жена, это и её изобретение, — сказал Вельяминов. — А я хотел бы сделать экспериментальный образец катодной лампы. Если вы позволите воспользоваться университетской лабораторией...

— Никаких возражений, месье Вельяминов! Всегда к вашим услугам. Только потребуется немного заплатить мастерам. А сегодня вечером непременно жду вас с супругой. Оказывается, у мадам Кюри нашлась последовательница в далекой Австралии. Просто удивительно!

Вечер у профессора удался. Леклерк жил в просторной квартире с окнами, выходящими на тихий бульвар. В большой гостиной, по размеру похожей на спортзал, собрались женевские интеллектуалы-марксисты и политические эмигранты из самых разных стран. Спорили в основном о Бернштейне. Многие ругали ревизионизм, но некоторые поддерживали новации от австрийского социалиста. Доктор Федоров азартно спорил о возможности революции в России с каким-то немцем, не забывая потягивать пиво. Появление Ма Ян произвело фурор. Экзотическая красота кореянки даже приглушила дискуссию. В отношении прекрасной дамы социалисты проявляли старомодную галантность. Впрочем, во время спора поведение становилось менее джентльменским. Леклерк долго и нудно объяснял Ма Ян свои взгляды на дальневосточную политику, превознося заслуги Хирабуми Ито как великого японского реформатора, достойного ученика европейцев. Ростислав вспомнил, какую роль предстоит сыграть Ито в истории Кореи, и чем он кончит. Поэтому физик поторопился отвлечь профессора вопросом про его отношение к новейшим открытиям в естествознании. Леклерк с энтузиазмом откликнулся и начал рассуждать про работы Лоренца и Планка. Вельяминов заметил, что инерция мышления была еще очень велика: швейцарский профессор мыслил еще классическими категориями, для него перспективы квантовой теории казались совершенно неопределенными.

— Месье Вельяминов, занимайтесь лучше своими катодными лампами. Теория Планка — пока чисто математический фокус, феноменологическое описание процессов излучения...

Леклерк подошел к столу и взял бокал вина. Ростислав последовал его примеру, стараясь отвлечься от резкого запаха табачного дыма. Курильщики собрались в дальнем углу комнаты, среди них выделялась рослая дама. Не выпуская из пальцев длинной папиросы, она резким голосом рассуждала о каких-то редакционных делах.

— Редакция должна быть в одном месте! Невозможно вести серьезную работу по переписке. И Жорж с этим согласен.

— Вера Ивановна, голубушка, я уважаю Георгия Валентиновича, но не надо торопиться...

Неужели это сама Вера Засулич? Революционерка, в прошлом народница, а ныне член редколлегии "Искры". Сейчас Вельяминов впервые видел человека, известного ему раньше из исторических книг, и остро чувствовал разрыв со своей эпохой. Вспомнив свой опыт партийной работы в двадцать первом веке, Ростислав отпустил несколько замечаний по поводу ведения марксистской пропаганды среди студентов и рабочих.

— Необходима действительно боевая марксистская организация, без кружковщины и национального чванства, на основе революционной идеологии.

— Партия, конечно, необходима, — заметила Засулич, — но вы забегаете вперед. Так можно впасть в якобинское сектантство в духе Бланки. Вы, наверное, читали последние статьи Ильина? Он чрезвычайно сильный полемист, но как марксист совершенно ортодоксален.

Вельяминов не сразу сообразил, что Ильин — один из псевдонимов Ленина. Видимо, речь шла про статью "Что делать?".

— Вера Ивановна, я тоже ортодоксальный марксист и во многом согласен с Ильиным, но сейчас дело не в нем. Нас время поджимает. Вы следите за дальневосточной политикой? После японо-китайской войны и боксерского восстания военное столкновение между Россией и Японией стало неизбежно. И российский, и японский капитал проникают в Корею, безобразовские молодцы рубят там лес — будто в Сибири мало деревьев, а японцы зарубили королеву Мин.

— Японцы превращают Корею в колонию, — зло сказала Пак Ма Ян. — Император Коджон давно стал их марионеткой.

— Вы ведь кореянка? — спросила Засулич. — В Корее что-нибудь знают о марксизме?

— Пока немного, — ответила Ма Ян. — В основном сеульская интеллигенция, читающая на европейских языках. Но численность пролетариата растет быстро. Да и настроения крестьян меняются после разгрома восстания тонхак.

— Так вот, — продолжил Ростислав, — Япония крайне бедна природными ресурсами, но после переворота Мэйдзи встала на путь индустриализации. Японские промышленники жизненно заинтересованы в угле, руде, рисе Кореи и не потерпят конкуренции. А со стороны России в дальневосточных аферах участвует придворная камарилья, не принимающая японцев всерьез. Поэтому компромисс маловероятен. Скорее всего, войну начнет Япония, причем в ближайший год, пока сибирская железная дорога не достроена до конца.

— Ну и что? — недоуменно сказала Засулич, стряхивая пепел с папиросы. — Будет очередная колониальная война наподобие подавления боксерского восстания. Не могут же японцы всерьез противостоять европейской державе.

— В том-то и дело, Вера Ивановна, что теперь уже могут. Англичане неплохо вооружили самураев. Японский флот гораздо сильнее российской тихоокеанской эскадры. Может получиться что-то вроде Крымской войны. Так что единственный шанс для Санкт-Петербурга — затянуть войну в расчете на истощение противника. Но в этом варианте тяготы войны лягут на русский пролетариат. В случае победы рабочим постараются заморочить головы ура-патриотической кампанией, но при поражении ситуация будет напоминать Францию 1871 года...

Ростислав описывал международный расклад с позиции позднейших историков. Для марксистов начала двадцатого века возможность революции не в неопределенном будущем, а в ближайшие несколько лет означала необходимость серьезно заняться организацией. Вельяминов помнил из истории, что курс на вооруженное восстание партия взяла, когда первая русская революция фактически уже началась. Сейчас же пока шла подготовка второго съезда. Впереди раскол на большевиков и меньшевиков и долгие внутрипартийные склоки...

Размышления Вельяминова прервал возмущенный голос профессора Леклерка.

— Я ни в коем случае не одобряю выход Аннама из-под французского протектората! Азиатская раса косна по своей природе и для развития требует обучения под руководством просвещенных европейских наций. Простите, мадам Вельяминова, но вы — редкое исключение.

Ма Ян еле сдерживала ярость. В двадцать первом веке расизм был дурным тоном в приличном обществе, но сейчас взгляды доктора Гобино не шокировали даже европейских левых.

— Месье Леклерк! Уверяю вас, что среди европейцев процент тупиц ничуть не меньше, чем среди азиатских народов.

Федоров попытался перевести разговор на другую тему, взяв со стола последний номер "Трибюн".

— Вы представляете, какую чушь пишет буржуазная пресса в погоне за популярностью? На одной странице сказки про гигантский управляемый аэростат из железа, якобы упавший на границе с Францией, и про таинственные знания тибетских шаманов. А на другой — здешние писаки смакуют подробности похождений какого-то бандита по имени или прозвищу Ле Мюэ. Ходят слухи, что это лондонский душегуб Джек Риппер перебрался в Женеву.

Ростислав пытался вспомнить, в какие годы Джек Потрошитель наводил страх на Англию. Пак Ма Ян сообразила быстрее:

— Это исключено! Маньяк не может выключить свою манию на десяток лет. Наверно, Ле Мюэ — местный псих.

Ма Ян бесцеремонно выхватила газету из рук Федорова и бегло проглядела статью.

— Ну вот видите — здешний маньяк не режет людей, а ломает им шеи одним ударом. Вероятно, владеет ударной техникой боя.

Споры переросли в склоки, и гости стали постепенно расходиться. Ростислав и Ма Ян шли пешком вдоль набережной. Вельяминов рассмеялся и сказал:

— Всё-таки я доволен сегодняшним сборищем, дорогая. Мы постепенно врастаем в нынешнее общество. Может быть, сумеем присоветовать здешним марксистам что-нибудь дельное, исходя из опыта двадцатого века. Но прежде нужно изучить местные реалии, завоевать авторитет в революционном движении.

— Я согласна, что надо по возможности ускорить движение человечества к социализму и предотвратить торжество реакции, случившееся в 1991 году. Но этот Леклерк меня разочаровал, — фыркнула кореянка. — Не социал-демократ, а какой-то куклуксклановец.

— Увы, до толерантности еще очень далеко. Но твои достижения в экспериментальной физике наверняка переменят взгляды профессора. Он всё-таки ученый, а не лавочник.

— Хотелось бы верить, но... — ой, Слава, что там?

Из темных аллей парка Монрепо донесся отчаянный женский крик. Вельяминов рванулся на голос, выхватывая из притороченных под сюртуком ножен купленный на днях охотничий кинжал. Ма Ян посмеивалась над приобретением Ростислава, но теперь остро заточенная железяка могла пригодиться. В "смутные девяностые" ученый провел немало времени в спортзале, осваивая азы обращения с холодным оружием. Весьма полезные навыки для Москвы эпохи дикого капитализма. В лунном свете физик разглядел упитанного мужика, вытаскивающего сумочку из рук лежащей женщины. Ма Ян опередила Ростислава и ловко ударила грабителя по шее ребром ладони. Удар, хоть и не очень сильный, заставил отморозка сжаться и выронить добычу. Вельяминов тем временем чиркнул по лбу бандита острием кинжала. Кровь из длинной раны потекла в глаза. Луна осветила окровавленное лицо — физик узнал полковника Никитина и от души выругался по-русски. Полковник тоже матюгнулся, разглядев противников. Похоже, офицер понял, что без оружия с Ростиславом ему не совладать. Никитин с неожиданной для его комплекции быстротой отпрыгнул в сторону и скрылся в зарослях. Ма Ян нагнулась, чтобы пощупать пульс у лежащей женщины, но тут же разочарованно махнула рукой. Всё было ясно и так: полковник свернул своей жертве голову, как курице.

— Черт, как я раньше не догадался! — раздраженно сказал Вельяминов. — Никитин и есть пресловутый бандит Ле Мюэ, то есть немой. Лингвистические способности полковника практически нулевые, владеет только русским матерным. А женевские уголовники вряд ли знают русский. Для них Васька немой и есть.

— Полагаю, хроникёры, сравнившие Ле Мюэ и Джека Потрошителя, были отчасти правы, — заметила кореянка. — Твой знакомый тоже охотится на проституток. Покойная надушена дешевым парфюмом сверх всякой меры. И платье, насколько я могу разглядеть в потемках, подходит именно для такого рода ночных занятий. Видимо, у господина полковника возникли серьезные проблемы с психикой.

— Ты прямо Шерлок Холмс в юбке, — усмехнулся Ростислав, — но теперь нам лучше убраться отсюда подальше. Имей в виду, дорогая, дактилоскопия уже изобретена.

Ма Ян смущенно отдернула руку от трупа и вскочила, прислушиваясь к ночным шорохам. Вельяминов спрятал в ножны кинжал, подхватил девушку под руку и увлек ее прочь от места трагедии.

На следующий день Вельяминов и Ма Ян отправились в университетские мастерские. Рекомендации от Леклерка сделали своё дело — в мастерских гостей ждали и охотно шли им навстречу. Пожилой мастер с лихо закрученными под кайзера Вильгельма II усами показал стол с бунзеновской горелкой и печь со стеклянным расплавом. Сам месье Луи оказался опытным стеклодувом. После короткой беседы с кореянкой и разглядывания эскизов он уверенно взялся за изготовление колб для радиоламп. Тем временем Ростислав нарезал проволоку — из объяснений университетских служащих он понял, что тугоплавкий сплав был близок по составу к нихрому. Первой радиолампой должен стать простенький диод с катодом прямого накала.

Когда Луи подал первую заготовку, предварительно отпустив стекло на малом огне, Ма Ян уже выгнула из проволоки электроды, а Вельяминов собрал испытательный стенд с измерительными приборами и гальваническими батареями и подготовил вакуумный насос. Девушка умело вставила электроды и впаяла их в стекло, оставив трубку для подключения насоса. Когда колба немного остыла, Ростислав подсоединил насос и начал крутить ручку привода.

— Когда привод ручной, фитнесс обеспечен на рабочем месте, — пошутил физик, глядя на манометр.

Когда стрелка манометра замерла вблизи нуля, Вельяминов окончательно запаял колбу на бунзеновской горелке, потом установил готовую лампу на стенд. Кореянка взяла карандаш, готовясь записывать показания приборов, но после включения диод ярко засветился. Луи присвистнул. А Ма Ян разочарованно сказала:

— Вместо радиолампы мы изобрели газосветные трубки для световой рекламы. Вакуум недостаточен, а другого подходящего насоса в мастерской нет.

Ростислав почесал затылок.

— Не унывай, прорвемся! Ма Ян, я ведь постарше тебя и застал в детстве ламповые телевизоры. Помню, что внутри ламп был серебристый налёт — след химического поглотителя. Вроде бы кальций или какой-то щелочной металл. Надо проконсультироваться со здешними химиками.

Через неделю Ма Ян и Ростислав в Женевском университете уже демонстрировали Леклерку и Федорову первый радиоприемник с вакуумным диодом в качестве детектора. Из подключенного телефона отчетливо звучали телеграфные сигналы, передаваемые Луи с помощью вибратора Герца из соседнего корпуса.

— Это пока игрушка, — с улыбкой сказала Ма Ян, — но всё-таки лучше когерера Попова и Маркони. Нам удалось принимать сигналы удаленных радиотелеграфных станций даже на короткую антенну.

— Мы уже подали заявку на швейцарский патент, — добавил Вельяминов. — И есть еще кое-какие идеи по поводу устойчивой передачи электромагнитного сигнала на большие расстояния.

— Ростислав Александрович, извините, вы сказали "передача на большие расстояния"? — возбужденно выкрикнул врач.

— Да, волны Герца способны распространяться очень далеко, — подтвердил физик. — Доказано экспериментально.

— Дело в том, что один мой хороший знакомый рассказывал про передачу на большие расстояния энергии взрыва.

Ростислав замолчал, вспоминая давно прочитанное. Интересуясь историей науки, он несколько раз встречал в разных мемуарах упоминание об одном петербургском профессоре-марксисте, опубликовавшем сообщение об изобретении аппарата для "передачи энергии взрыва с помощью электричества". Однако что это значило? Вскоре после этой публикации профессор погиб при очень странных обстоятельствах. Вот только когда это случилось?

— Александр Иванович, случайно фамилия вашего знакомого не Филиппов? Автор "Осажденного Севастополя"? — спросил физик.

— Значит, вы тоже знакомы с Михаилом Михайловичем? Я имел возможность общаться с ним в Петербурге.

Похоже, Филиппов еще жив. Но есть ли возможность спасти его? Вельяминов усмехнулся, представив себе гипотетический визит к профессору. Является странный субъект из Женевы и предупреждает о непонятной опасности. Интересно, Филиппов сразу даст в морду, приняв за полицейского шпика, или, не прерывая вежливой беседы, пошлет за психиатром?

— Александр Иванович, с профессором Филипповым я лично не знаком. Но кое-что о нем слышал. Информация не слишком хорошая — профессору угрожает серьезная опасность. Простите, не могу раскрыть все свои источники. Да и сведения отрывочные. Кто-то хочет его убить. Кто конкретно — не знаю. Может, охранка, а может, японская разведка. Это связано с его изобретением. Если хотите Филиппову добра, пошлите ему письмо или лучше телеграмму поубедительнее, чтобы он не писал никаких опрометчивых статей, касающихся его работы, а выезжал побыстрее за границу. Так будет лучше и лично Михаилу Михайловичу, и всему социалистическому движению.