Я покупаю формочки для печенья и позволяю детям самим вырезать фигурки и макать их в сахар. Я даю им самостоятельно чистить овощи и резать фрукты к праздничному столу, наливать тесто в форму, сбивать белки и тереть сыр для начинки. А еще у нас есть миксер, вафельница, две мультиварки, электромясорубка и бесконечное число формочек для теста. Любая техника привлекательна, а уж хитрые щипчики для сосисок или лопаточка для крема и кисточки для смазки, это просто гимн кухонного вдохновения.

Например, когда я пеку куличи, старшая дочь сбивает миксером белки для глазури. Я конечно умею их взбивать сама, только не открывайте ей эту тайну! Для всех домашних мама боится техники, потому что помнит динозавров, и ей требуется специально обученный человек, чтобы включать стиральную машинку или мясорубку.

На самом деле это позволяет детям проявить смелость и самостоятельность там, где им интересно. И конечно получить похвалу от мамы и папы.

В итоге старшая умеет варить и стряпать все, что пожелает, младшая уже почти достигла такого же уровня, но еще иногда прибегает уточнить рецепт, а старший в состоянии разогреть себе еду, сварить яйцо или макароны, и конечно налепить печенья.

Глава 18

Семья

Если предыдущие главы нарисовали вам радужную сахарную картинку семейного счастья готовьтесь — сейчас я буду ее разбивать. Любая семья — это труд двоих. Очень мне нравится ассоциация, приведенная одним батюшкой:

— 'Влюбленность, это два жеребенка резвятся на лужайке, а семья это два коня впряженных в один воз'.

Невозможно тянуть воз в одиночку. Вернее, кое-кому это удается, но обычно лишь некоторое время и с фатальными последствиями для здоровья.

Для зачатия детей нужны двое и для гармоничного воспитания тоже нужны двое. Мама переволновалась — папа взял детей и ушел гулять. Папа устал, мама усадила детей слушать сказки и рукодельничать и так во всем — носить тяготы друг друга.

Сразу после рождения старшей я влетела в послеродовую депрессию. Кто бы еще тогда объяснил, что это такое и как с этим бороться. Я держала малышку на руках, кормила грудью, а ее пеленка промокала от моих слез. Муж растерялся и просто сидел рядом и держал меня за руку, а еще по моей просьбе читал вслух. Со временем это прошло, но я до сих пор вспоминаю тот период с содроганием.

Когда мы смогли спать по ночам я вышла на работу и конечно все нервы и переживания тащила домой, не умея справится с ними сама. Благодаря тому, что супруг старше и спокойнее мы кое-как пережили этот период попортив друг другу нервы не так сильно, как могли бы.

Пример из той самой 'молодой семейной жизни'. Комната, в которой мы жили у свекрови не ремонтировалась лет шесть-семь. Когда я забеременела, мы решили хотя бы переклеить в ней обои. Купили. Вместе. Поклеили. Муж забирался на верх, а я с семимесячным животом придерживала обои внизу. Прошла неделя. Полосатые обои вызывали у меня неудержимое ощущение тошноты. Я получила зарплату, поехала в магазин, купила обои и за три дня, кусочками переклеила их заново!

Хорошо, что муж нашел в себе силы посмеяться и восхититься моим стараниям, а не оскорбился тем, что я не дождалась выходных, чтобы поклеить обои вместе.

Только -только мы попривыкли к нашей семейной жизни, как сюрпризом оказалась вторая беременность. Тут конечно был многоголосый хор 'отстреляетесь' и будете спокойно жить. Хуже всех вторую беременность восприняла бабушка наших детей, то есть моя свекровь. Она постоянно находила повод напомнить мне, что я только что вышла на работу. С любым чихом заявляла:

— С такой болячкой рожать нельзя!

И вообще она всячески противилась нашей радости. Но к девятому месяцу смирилась, а внучка родилась ее точной копией и обожает бабушку больше всех прочих родственников.

Когда родилась вторая дочка у меня отслоилась сетчатка. Прямо в родах. Один глаз не видел совсем, второй успели 'пристрелять' лазером. Нужна была операция, но как раз в ноябре операционные офтальмологического центра закрыли на ремонт.

Потом праздники, когда на операции никого не брали. Потом молниеносна сдача анализов, нервная ночевка в больнице, муж с дочкой приехал на маршрутке, чтобы я ее покормила, потому что она отказывалась от смесей. И наконец операция.

Не знаю, что пережил мой муж, он никогда особенно не делился переживаниями, но думаю он изрядно напугался, когда приехал в больницу. Обычно после операции на глазах больного привозили в палату и поручали уход родственникам, а меня оставили в реанимации. Он приехал, а меня нет. Дома плачет дочка, отплевываясь от сосок и бутылочек. А ведь он приехал после рабочего дня!

На следующий день меня вернули в палату, с жуткой головной болью и заклееными глазами. Обезболивающие только самые мягкие, капать антибиотики и лежать. А у меня грудь разбухает от молока, и дочка дома ничего не ест вторые сутки! По правилам я должна была лежать в больнице две недели. Но клятвенно заверив врача, что буду только лежать и кормить я уехала домой на третьи сутки.

Старшая дочка закричала от ужаса, увидев маму в марлевой повязке с выкрашенными зеленкой бровями.

Дома я лежала, кормила младшую, а старшая подносила и уносила памперсы, гладила меня по голове и постоянно заглядывала в глаза. Вопрос шел об инвалидности по зрению и как же я тогда молила Господа даровать мне возможность видеть глаза моих детей! Полгода я ходила как в тумане, сшибая табуретки, осваивая вязание носков 'в слепую'.

Родственники мужа тихо перешептывались на тему возможной пенсии, а мой папа одобрил вязание и похоже прикидывал, насколько я могу обслуживать себя наощупь, если перееду к нему. Только муж молча водил меня по дому под руку, выгуливал, водил к врачам и терпел мои истерики на тему 'зачем я тебе такая нужна'.

Прошло время. Глаз зажил, 'украсив' мое лицо шишечками шрамов, но я смогла работать и даже видеть в сильных очках. Вернулась в подростковый центр, вгрызлась в карьеру, попутно подталкивая мужа к смене деятельности. Но жить как прежде, забывая о бытовых условиях и разногласиях с родственниками не получалось.

Я очень строптивая по характеру. Эмоциональная, горячая. Всегда трудно давалась сдержанность и такт. Вот сейчас удивляюсь, как меня родственники мужа терпели семь лет со всеми моими 'закидонами'. Но тогда я даже провоцировала разборки, запутавшись в эмоциях и желаниях.

В итоге мужа я 'дожала'. Мы уехали в деревню в лютый мороз с двумя детьми на руках и третьим в животе. Уехали после второй операции на глазах.

Тут надо добавить маленькое отступление о наших желаниях и промысле Божием. Нам часто хочется большего. Вот есть один ребенок, требующий внимания и заботы — хорошо, но мало! Вот есть два ребенка требующих внимания и заботы. Хорошо, но... две девочки же! (Обиииженым тоном). И тогда мы начинаем просить. Умолять. Упрашивать. Не думая о том, чем наши просьбы могут обернуться. В голове прочно сидит глянцевая картинка аккуратного мальчика в белой рубашечке со скрипочкой.

А рождается бурный темпераментный ребенок, требующий перестройки всех правил, сложившихся в семье. И мы начинаем возмущаться! Громко кричим: 'да что это такое!' 'Посмотри на Н., какой он чистенький, аккуратненький, и умненький, а ты! Да за что же мне все это?' И вот тут-то мы и понимаем, что выпросили себе науку. Вразумление. Мяяягкий пинок по тому месту, которое думало, когда просило.

Впрочем, у нашего старшего сына был большой шанс совсем не появиться на свет. В тот год впервые была назначена общая диспансеризация работающего населения. Я вместе с коллегами бодренько пробежала по кабинетам, немножко задержавшись у гинеколога. Почтенная дама спросила, когда я закончила последнее кормление и списала мою увеличившуюся грудь на последствия мастита. Я пропустила этот 'звоночек' мимо ушей и бодро побежала к терапевту, завершать 'круг'.

И вот там выяснилось, что подходят сроки ставить прививки, а у меня нетданных о предыдущих. Я легонько отмахнулась и сказала:

— Да поставьте снова и все. В моем представлении тогда прививка для взрослого человека была неопасна, укольчик и побежали дальше.

Но врач уперлась. Она заставила меня объехать полгорода, отыскать прививочную карту, вернуться к ней одурев от жары и узнать, что возобновлять прививки мне не надо, но можно поставить антигрипп, тут уж я отказалась чисто из вредности. И как выяснилось — правильно отказалась. Я уже была беременна нашим сыном, но еще не знала об этом. А прививки, которые мне собирались ставить 'корь' и 'гепатит', однозначно сказались бы на развитии плода.

В общем вскоре я узнала о беременности, и была невероятно благодарна врачу за ее профессионализм. А на шестнадцатой неделе у меня снова отслоился кусочек сетчатки. На этот раз там, где его 'пристреляли' лазером. Я плакала в кабинете врача, которая настаивала на аборте, а потом взяла себя в руки и пошла к заведующей консультацией. Милейшая молодая женщина утерла мне слезы и сказала:

— А как рожают после удаления аппендицита? Ступай на операцию, а потом ложись на сохранение, чтобы уменьшить последствия общего наркоза, — и недрогнувшей рукой подписала мне все анализы!

И я действительно беременная легла на операцию, снова напугав мужа. На этот раз в реанимации меня задержали как раз из-за беременности — анестезиолог придержал, чтобы понаблюдать за динамикой. На этот раз операция была деликатнее, но вторая порция шрамов меня тоже не украсила. Зато сплотила нас как семью.

В семье моего мужа есть такая история. Одна из его двоюродных бабушек вышла замуж очень хорошо — за председателя колхоза. И так как ему нужно было много ездить он приобрел бричку. Им завидовали, говорили в след много злых слов и однажды бричка опрокинулась, а копыто лошади ударило молодую красивую женщину в лицо. След остался на всю жизнь. Я видела фотографию, действительно вмятина прямо в центре лица. Но муж ее не бросил, остался рядом и потом у них родились еще дети. Наверное, эта история про верность, не смотря на обстоятельства сыграла немалую роль в наших взаимоотношениях. Муж знал, что это возможно, а верила ему и держалась.

Глава 19

Село

Через семь лет совместной жизни, холодным январским днем мы приехали в село, бывшее когда-то колхозом. Когда-то здесь был водопровод, канализация и даже проводные телефоны. Ко времени нашего приезда от цивилизации осталась почта, школа, детский сад и пара магазинов. Кроме того, как раз во время нашего приезда закончилась внешняя реставрация огромного старинного храма.

Для тех, кто не знает, поясню: 'село' от 'деревни' отличается как раз наличием храма. И могу сказать, что кое-в чем нам повезло. Не смотря на бытовую неустроенность, мы жили в центре села и до храма было рукой подать, чем лично я бессовестно пользовалась, забравшись на девятом месяце на свежеотстроенную колокольню в Светлую седмицу, позвонить в колокола.

Самое трудное, что мы там испытали это не купание в тазу и даже не стирка пеленок вручную и не ледяной холод зимой, не затопление септика, самое страшное это было одиночество!

Местные жители справедливо полагали нас 'городскими' и не стремились завязывать разговоры, осторожно присматриваясь. Родственники остались в городе, как и друзья. Активного сетевого общения тогда не было. Мы и компьютер поставили не сразу, а уж подключение проводного телефона, затем телефонного интернета и покупка карточек оплаты, это вообще отдельные истории.

Муж рано уходил на работу, благо он сменил ее и мог ездить на автобусе недалеко. А я оставалась одна с детьми — старшей пять, младшей два и с апреля новорожденный на руках. Одна комната, забитая до отказа диваном, двухъярусной кроватью и детской кроваткой. Были игрушки, были книжки и краски, мы даже расстарались и на вторую зиму сделали ремонт, но это была просто бесконечная карусель домашних дел и детей.

Я даже не могла выпустить их во двор без присмотра, потому что жили мы в маленькой двухподьездной двухэтажке, а соседи не стесняясь заезжали во двор не снижая скорости. Еще во дворе был огромный домовой септик, который постоянно переполнялся. Возле него даже в жару стояла зловонная лужа, в которую тянуло нашу младшую со страшной силой. Один раз мне все же пришлось отмывать ее с головы до ног, когда она подошла к луже на шатающихся ногах и с довольным видом плюхнулась туда попой! Благо мы уже купили газовый баллон для плиты и электрочайник, так что воды удалось нагреть быстро, хотя отмывать пришлось долго.

От усталости и одиночества я однажды уснула с открытой дверью и пропустила визит патронажной медсестры. Она зашла в наш дом как в клоповник, не снимая сапог и кажется сочла мое заплаканное лицо алкогольным отеком. Впрочем, мне было все равно к тому моменту градус моей усталости превратил меня в маму-робота.

Больница в селе была, но прием вели только терапевт и педиатр, к специалистам нужно было ездить в город. А так как после операции на глазах я была под особым наблюдением врача, мне приходилось ездить в город каждую неделю по тряским кочкам проселочной дороги. Как сын 'досидел' до 36 недель до сих пор удивляюсь.

После кесарева болел живот, а нужно было вставать каждое утро, топить печь, благо муж успевал утром принести воды. Стирать, готовить, мыть посуду и детей. Мы справлялись. Во всяком случае тогда меня спасли две вещи: храм и библиотека!

Да в селе была замечательная библиотека с активным фондом, я набирала горы книг, болталась у полок часами, просто отдыхая и общаясь. Потом я узнала, что библиотека проводит в день села конкурс вышивальщиц — и мое хобби получило новый толчок. Чуть позже я вела в библиотеке кружок рисования, для маленьких детей и их мам. А еще позже я получила благословение петь на клиросе.

Круг общения расширился, дети подросли, старшая даже пошла в подготовительный класс музыкальной школы и все было просто замечательно, если бы не одно 'но'. М жили в однокомнатной квартире впятером. Да мы подключили газ и наладили отопление через котел. Да мы провели воду и добились регулярной выкачки септика и даже установили ножную ванну и душ, но места было катастрофически мало, и расширить его у нас не было возможности.

Мы пытались найти дом, ведь после рождения сына нам выдали сертификат на 'материнский капитал'. Но увы, все наши поиски были напрасны — денег не хватало на новый дом, а старые были однокомнатными и обычно в ужасном состоянии.

В это же время обострились проблемы со здоровьем детей, я набрала просто нереальное количество веса, и наша семейная лодка зашаталась в очередной раз. Надо было что-то делать, что-то менять, но как страшно было сделать хоть какой-то шаг!

Нас очень поддержали друзья — священник и его матушка. Они убеждали, уговаривали, просто настаивали на том, что детей нужно показывать специалистам. Ведь младшей было уже четыре, а она до сих пор практически не говорила.

Все решилось в один из майских дней. Я вышла на улицу, достала телефон и позвонила двоюродной сестре, проживающей в крупном сибирском городе:

— Мы через месяц приедем, помоги пожалуйста найти квартиру под съем.