Кукла для Мастера

Потом состоялся небольшой реабилитационный период, в течение которого Люцифиано окончательно восстановил полноценное зрение у Сати и привел в соответствие цвет нового глаза, старому. У юной травницы тоже все было хорошо и она, находясь в полном восторге, глядя из окна, могла сказать название и состояние каждого растения во дворе. Кстати, обе девочки, несмотря на недовольство отца Сати, лежали вместе в специально оборудованной комнате и подружились. Даниэль тогда не посчитал нужным сказать, что это сделано на всякий случай. Чтобы была возможность быстро пересадить второй глаз... если что.

По непонятной для Люцифиано причине, но, к его счастью, Сати в замке понравилось. С тех пор она постоянно, как только могла уговорить отца, ездила к Даниэлю в гости. Несколько раз и химеролог, до этого давно уже не покидавший свои владения, появлялся в столице. И вся эта идиллия продолжалась до того пока...

Даниэль Люцифиано. Текущее время

Вернувшийся мысленно в прошлое Даниэль, споткнувшись на произошедшей тогда трагедии, помрачнел, но вспомнив, зачем он собственно сюда пришел, перевел взгляд ниже. Там на красивой подставке в специальном контейнере, переплетенном небольшой светящейся паутинкой магических линий, в прозрачной жидкости, висел глаз с ярко-голубым зрачком, давно восстановленный из остатков поврежденного органа. Его Реликвия!

Глубоко вздохнув несколько раз, чтобы унять сильно бьющееся сердце, Люцифиано схватил контейнер и, выйдя из кабинета, распугивая выражением лица попадающихся на пути слуг, решительными шагами направился в лабораторию. При этом можно было расслышать, как он бормотал себе под нос:

— Это все для нее, для нее...

Закрывшись в лаборатории, Даниэль тщательно проделал необходимые для операции подготовительные процедуры. Затем, подойдя к неподвижно лежащему телу, еще раз глубоко вздохнул и, глядя на него, виновато произнес:

— Пойми и... прости!

После чего в несколько движений активировал комплекс специальных медицинских печатей и спустя пару мгновений еще одну, скрытую под ложем — Печать Подавления. До этого Люцифиано ее не использовал, так как предназначена она была для работы над химерами, являясь стационарным аналогом амулета Последнего Шанса. Склонившись над лицом девушки, Даниэль снял повязку и, поднимая инструменты, проговорил негромко, произнеся последнее слово беззвучно:

— Ну что, поможешь еще раз, "несравненная"?

И, сосредоточившись на работе, уже не услышал непонятно как прозвучавшее в воздухе с тихим вздохом:

— Помогу.

...

Смертельно уставший Даниэль в прострации сидел на стуле в лаборатории, бессильно откинувшись на спинку и вымотавшись гораздо больше, чем он предполагал. Не иначе чем чудом можно было назвать, то, что произошло. Ведь планируя операцию, Люцифиано совсем упустил из вида, что тело все-таки отличается от обычного человеческого, включая глаза и их строение с подсоединением к головному мозгу. Возможность воздействия изнутри тела он подавил, но это означало и отсутствие отклика, по которому можно было судить о том, все ли правильно он делает. И начались проблемы.

Но потом Даниэль вдруг почувствовал почти забытое ощущение тени за спиной, а руки приобрели давно прошедшую уверенность и точность молодости. Главное, откуда-то появилось "знание", как нужно делать. Конечно, имя той, кто пришел на помощь, он, вообще-то, мог произнести. Однако произошедшее далее...

Когда Люцифиано весь в напряжении снял действие Печати Подавления, ожидая попытки отторжения глаза, этого не случилось! Более того, без дополнительной стимуляции заработала система кровоснабжения, и появились признаки нервных реакций! Он был в шоке от столь быстрого принятия чужого органа, тем более по сравнению с ранее демонстрируемым полным контролем всех действий в предыдущей операции.

Просидев еще некоторое время, Даниэль со стоном встал и, пошатываясь, поплелся к выходу. Что же, для исполнения мечты сделано все возможное и сейчас осталось только найти в себе силы доползти до кровати.

...

Когда за химерологом закрылась дверь, одна из теней шевельнулась и, склонившись над телом девушки колеблющимся силуэтом, прошептала:

— Спасибо, что согласилась...

И исчезла, оставив после себя несколько тающих темных искр.

...

Даниэль Люцифиано и Анри Леардо. На следующий день

Анри с некоторым напряжением смотрел на друга, который с хорошим настроением и аппетитом уминал свой обед, бывший, впрочем, для него завтраком. Вчера, когда Люцифиано выполз из лаборатории и на попытки задать вопрос, лишь бессильно махал рукой, Леардо решил не мучить его, а расспросить позже. "Позже" затянулось и плавно перешло на вторую половину следующего дня.

— Не хочешь ничего мне рассказать? — вкрадчиво поинтересовался он у Даниэля, когда тот, утолив свой голод, откинулся на спинку стула.

— А что ты хочешь услышать? — благодушно поинтересовался Люцифиано.

— Ну, например, чем таким занимался вчера целый день, что к вечеру выполз еле живой? И не надо говорить об усталости от постоянных проверок состояния здоровья девушки.

— Да нет, не скажу. Пришлось еще немного поработать. Извини, что не буду вдаваться в подробности. Все-таки довольно узкоспециализированные действия я проводил. Но могу сказать, что уже все хорошо. Теперь нужно дождаться, когда тело полностью восстановится и можно выводить ее из комы. Думаю, дней пять это займет.

— Две недели от "котлеты" до нормального состояния? — с удивлением спросил Анри.

— Скоро ты сам пообщаешься с бывшей "котлетой" и поздравишь с возвращением из-за Грани, — самодовольно сказал Даниэль, добавив с какой-то непонятной интонацией: — Возможно, это тебя изумит.

Однако уже на следующий день удивились они оба, когда зашли проведать пострадавшую.

— Тебе не кажется, что она была... постарше, — заметив необычность в облике девушки первым, сказал Анри.

Даниэль с удивлением оглядел лежащее перед ним тело:

— Ну, скорее всего, организм, активно восстанавливаясь, начал использовать все возможные ресурсы, включая существующую мышечную ткань и жировую прослойку. Вот тело и "подсушивается". Пожалуй, я увеличу подачу питательных веществ и общего объема жидкостей.

Но и на следующий день изменения, происходящие с телом, не исчезли, а через два проступили еще более явно. Лицо тоже постепенно становилось другим, причем Леардо оно показалось смутно знакомым. И если только что упавшей, Анри давал восемнадцать — двадцать лет, то сейчас перед ними лежала девушка, выглядевшая от силы на пятнадцать. Даже Даниэль вынужден был это признать. Проведя диагностику, он, пребывая в очередном шоке, сказал, что все биологические ткани и общие размеры костей, уменьшились пропорционально определяемому возрасту. Как подобный процесс возможен в принципе, Люцифиано совершенно не понимал, о чем и поведал своему другу.

Однако раны продолжали активно регенерировать, а внутренние органы почти полностью восстановились. Осмотр же левого глаза (в отсутствие Анри) показал, что и с приживленным органом полностью все в порядке. И, похоже, планируемая коррекция по размеру будет минимальна, если, вообще, понадобится. Соответствие ауры Даниэль просто побоялся проверять, понимая, что в любом случае уже ничего сделать не сможет.

Еще Даниэля беспокоили, помимо отката биологического возраста, процессы, происходящие в шее пострадавшей. Нестандартный мышечный каркас, с невероятной скоростью окончательно сформировавшиеся странные многослойные, трубчатые позвонки, непонятные утолщения в начале и конце шеи. Трахея и голосовые связки, также выглядели очень странно. Что, для чего и зачем, куча вопросов без ответа. Но это было еще начало...

Даниэль Люцифиано, Анри Леардо и спасенная... девочка

Несколько дней спустя друзья, молча, сидели в лаборатории возле ложа, на котором лежал... ребенок. Девочка десяти-одиннадцати лет, не больше. Анри при этом пытался понять, почему она кажется ему знакомой. Все повязки были сняты, только небольшая салфетка пока еще прикрывала левый глаз. Как сказал Даниэль, внимательно осматривая девочку: "Временно, на всякий случай". Следы от ран, несмотря на ожидания их полного исчезновения, остались, но страшными не выглядели, так, тонкие линии, которые даже шрамами назвать было сложно. Люцифиано не переживал по этому поводу, с полным основанием считая, что позже их спокойно уберет. А Леардо все продолжал смотреть на девочку, пытаясь вспомнить, кого она ему напоминает.

— Ты по-прежнему не хочешь ничего сказать? — упорно пробовал он вытащить из своего друга истину.

— Я тут совершенно ни при чем, — стараясь выглядеть честным, оправдывался Даниэль.

Однако Анри подозревал, и не без основания, что тот явно знает больше, чем говорит. А Даниэль действительно догадывался о происходящем, и это предположение грело ему душу, сильно грело.

— И, кстати, почему у нее белые волосы? — опять спросил Анри. — Ведь я точно помню, что когда мы удаляли их остатки в первый день, они были черными.

— Да не знаю я, — вновь ушел от ответа Даниэль и постарался сменить тему: — Слушай, уже дважды все перепроверено. Физически, тело, несмотря на некоторые странности, полностью здорово. Процесс омоложения окончательно остановился. Показатели мозговой активности, насколько я могу видеть, в норме. Фактически э-э-э... девочку удерживает в бессознательном состоянии только моя Печать. Однако перед тем как выводить из комы, надо ее перенести наверх в комнату. Все-таки если она придет в себя в более обычной обстановке... будет лучше, — как-то неловко закончил он.

— А откуда ты знаешь, какая для девочки обстановка является обычной? Может, для нее такая, как в твоей лаборатории самая обычная, а? — спросил, демонстративно приподняв брови, Анри.

Но, в конце концов, так и не добившись от Даниэля внятных ответов, он помог, под горящими от любопытства взглядами слуг, отнести девочку в комнату, заранее выбранную Люцифиано. После того как они аккуратно уложили ее в кровать, Даниэль, под удивленным взглядом Анри, стал притягивать девочку к ней специальными ремнями.

— На всякий случай, — отвернувшись в сторону, ответил Люцифиано на невысказанный вопрос.

После чего он быстро подсоединил от заранее установленной линии энерговода проводники к телу и от небольшого агрегата с емкостями две трубочки с медленно капающей жидкостью. Наконец, навесил над кроватью несколько диагностических печатей. Потом, немного замешкавшись, установил специальный контейнер между ног. И тщательно укрыл одеялом.

— Энергия, питательные вещества, контроль общего состояния организма и э-э-э... сбор отходов жизнедеятельности, — пояснил, почему-то смутившийся на последних словах, Даниэль.

— И чем "это" отличается от обстановки в лаборатории? — усмехнувшись, спросил Анри.

Однако Люцифиано, не слушая его и глядя на девочку, прошелся несколько раз возле кровати и, резко повернувшись к другу, сказал, нервно подергивая рукав халата.

— Думаю, один день ничего не решает. Давай завтра сразу с утра, а пока отдохнем и выспимся. Предлагаю поужинать и поднять настроение парой бокалов хорошего вина!

Анри, в который раз с подозрением оглядел друга, и, отметив нервозное состояние, решил, что в целом это хорошая идея. Успокоиться Даниэлю не помешает, а добиться ответов на свои вопросы можно и позже.

...

На следующее утро они встретились перед комнатой, куда поместили девочку и Анри с удивлением, что, впрочем, последнее время уже стало привычным, уставился на Даниэля. Если он оделся, как обычно, в любимый охотничий костюм, который всегда носил в гостях у Люцифиано, то Даниэль... Приведенные в порядок волосы с аккуратно подстриженной бородкой, великолепный черный с серебром костюм, в котором и на прием королю не зазорно будет появиться. Похоже, он даже принял ванну! А если бы еще и духами побрызгался...

— Утро доброе! Мы собрались будить нашу гостью или на прием во дворец? — с ехидством пошутил Анри.

Однако Даниэль, поздоровавшись и улыбнувшись, ничего не ответил и, открыв дверь, прошел в комнату.

— А, я понял, ты собираешься сделать предложение, извини, но надо теперь подождать... года четыре, — продолжил, зайдя вслед за ним, Леардо, видя непонятно сильное все нарастающее волнение Люцифиано.

Тот, по-прежнему не реагируя на шутки, попросил друга расположиться сбоку от кровати так, чтобы его не было сразу видно. Убедившись, что Анри так и сделал, Даниэль аккуратно снял салфетку с левого глаза и, приоткрыв веко, заглянул в него. Потом утвердительно кивнув самому себе, наложил какую-то печать на голову девочки и положил на лоб небольшой кристалл. Затем Люцифиано, активировав его движением руки, встал перед кроватью так, чтобы оказаться первым кого она увидит и застыл в ожидании.

Вот тут Анри почувствовал себя нехорошо. Так как эта процедура была ему знакома, очень знакома... к сожалению. Ритуал Запечатления. Недомолвки друга внезапно стали понятными, все встало на свои места. Более того, Анри наконец-то осознал, кого на самом деле напоминает ему девочка! Неужели Даниэль?.. Леардо резко рванул ставший удавкой ворот костюма, попытался что-то сказать, но не успел. Девочка, лежащая на кровати, шевельнулась и, приподняв голову, взглянула на стоящего перед ней Люцифиано.

Остановившееся мгновение и две фигуры замершие друг напротив друга. Высокий, худой, беловолосый, но не кажущийся седым, старик с неожиданно яркими голубыми глазами. И маленькая девочка в кровати, с серебристо-белым уже довольно длинным ежиком волос, левый глаз которой имел тот же цвет, что и у старика. Они были такие разные и такие... неуловимо похожие друг на друга, как отец и дочь, как дядя и племянница, как... Мастер и Химера!

— Что же ты наделал, друг мой, что же ты наделал... — потрясенно прошептал Анри, переводя взгляд с одной фигуры на другую.

Глава 3. Все только начинается

Некто на кровати... (1)

Я проснулся. Первое ощущение — блаженство с легкой ноткой раздражения. Блаженство, потому что отсутствует боль, нет, не так, Боль. Кстати, интересно, почему я знаю, что она была, но не могу вспомнить отчего. А раздражение... не люблю, когда на меня так пристально смотрят. Причем сразу двое. Один сбоку, другой прямо, в упор. Интересно, кто это?

Приподнял голову и открыл глаза. Не понял? Я же только "подумал" о том, чтобы открыть их. Э-э-э... да, так и испугаться можно, в конце концов. Прямо передо мной стоял худой старик с хищным лицом, носом клювом и длинными белыми волосами. Причем внешний вид был, как говорится, краше в гроб кладут. Хотя, судя по всему, он недавно пытался себя привести в порядок. И даже что-то получилось. Этот нелепый черный костюм и неровно подстриженная бородка явно на это намекали.

Однако главным был взгляд, тяжелый и уставший, но со странной надеждой и... счастьем? Так смотрят на найденное сокровище или на выздоровевшего от смертельной болезни любимого родственника. Эй, дядя, я тебя не знаю, совсем не знаю. Не понял? А, это что за ответное чувство радости, поднимающееся из груди? Это что за ощущение, что он мой... а кто это "мой"? Да что за... на некоторое время я потерялся от бури каких-то непонятных эмоций, мгновенно поднявшихся изнутри. Хорошо, что они также быстро исчезли, будто их выключили.