Смок - боевой змей

— У княжьего отрока должен быть меч! — пояснил, протягивая две серебряные монеты. — И нож...

— Как же ты?..

— У меня смок! — усмехнулся сотник. — С ним никакого меча не надо...

Кривой на левый глаз, хмурый кузнец долго и недоверчиво слушал Оляту, коня дал с большой неохотой, потребовав в уплату серебряную ногату, а также саблю — в залог. Оляте саблю отдавать не хотелось, но деваться было некуда. Кузнец вытащил клинок из ножен, внимательно рассмотрел и поцокал языком. И только затем вывел из конюшни сивого мерина. Как скоро убедился Олята, шерсть у коня была сивой не от рождения, а от старости: не взирая на его понукания, мерин и не думал скакать — лениво трусил по мокрой дороге, скользя копытами по свежей грязи. К счастью ехать оказалось недалеко: они приземлились в верстах семи от Белгорода. В городе Олята застал суматоху: по улицам скакали вооруженные всадники, бежали пешие вои — похоже, что войско собиралось в поход. Так оно и оказалось: получив известие о пожаре в Городце, Светояр велел трубить сбор. Олята нашел воеводу у княжьих палат; сидя верхом, Светояр отдавал приказы разлетавшимся во все стороны гонцам. Оляту он поначалу не признал. Дружинники стали отгонять наглого отрока, тогда Олята крикнул имя Некраса. Воевода мгновенно переменился.

— Где смок? Сотник где? — тревожно спросил, впиваясь взором в отрока.

Олята объяснил.

— Оба целы?

— Целы, воевода.

— Городец и в самом деле спалили?

— Дотла! — гордо сказал Олята, хотя не видел, дотла ли сгорела крепость, и добавил жалостно: — Смоку нужно рыбы, не то подохнет...

Олята не был уверен, что змей подохнет без рыбы, Некрас сказал только, что не полетит, но слово вырвалось и возымело действие. Светояр гаркнул на воев, те ускакали и мигом вернулись с корзинами полными рыбы. Как догадался Олята, дружинники попросту забрали ее у кого-то на торгу.

— Возьмешь с собой десяток воев! — велел отроку воевода. — Они проследят, чтоб никто не обидел. Брось эту клячу! — крикнул Святояр, видя как Олята заворачивает мерина. — На ней не дотащишься!

— Надо вернуть мерина!

— Вернешь другого! Дать ему коня! — велел воевода, и Оляте подвели рыжего жеребчика под седлом.

Как Олята сообразил — и сам не знает. Сунул конюху оставшуюся у него ногату и попросил присмотреть за мерином. После чего взлетел в седло рыжего. На свежих конях они мигом домчались к веси. Кузнец, едва завидев Оляту во главе десятка воев, сам вынес саблю.

— Сегодня же пригоню мерина! — пообещал Олята и повел воев к Некрасу.

Вои остались с сотником — сторожить. Лететь на змее среди дня и пугать обывателей Некрас не пожелал. Олята отпросился у него по делу, вернулся в Белгород, и отвел мерина хозяину. Кузнец подозрительно покосился на давешнего княжьего отрока, еще недавно разодетого, а теперь в рванине (Олята пришлось вернуть одежду и сапоги Некрасу), но промолчал. Жеребчик от скачки из города в весь, обратно устал; домой в Волчий Лог Олята ехал шагом. Там, едва поздоровавшись с сестрой, отвел рыжего в конюшню, расседлал и засыпал ему в ясли полную меру овса.

"Мой конь! — радовался Олята, наблюдая, как жеребчик жадно жует овес. — Воевода дал — все слышали! Хороший конь, молодой, гривну стоит. А то и две. Не отдавать же его кривому, хватит с него ногаты..." О том, что коня ему дали как раз для кузнеца, Олята старался не думать. Воеводе без разницы, а ему прибыток. Некрасу все равно...

Олята старательно вычистил Рыжего (так он мысленно окрестил жеребчика) и только после этого вспомнил, что сам не ел со вчерашнего вечера. В доме он торопливо переоделся в чистое и сухое, Оляна поставила на стол горшок наваристых щей, и отрок набросился на еду.

— Видела коня? — спросил он сестру, отложив ложку. — Мой! Воевода подарил! — торопливо добавил, уловив недоверчивый взгляд Оляны. — Мне! Мы князю службу великую сослужили, вот! Мы Городец... — Олята осекся, вспомнив строгий наказ Некраса молчать об увиденном.

Оляна продолжала смотреть на него вопросительно, и отрок догадался,

— Цел Некрас! Ждет в лесу, как смеркается. Я ему без нужды. Прилетит затемно, надо будет баню истопить, да харч согреть...

Оляна радостно кивнула.

— Идем! — не утерпел Олята. — Покажу!

Схватив сестру за руку, он потащил ее в конюшню. Рыжий уже покончил с овсом и встретил их вопросительным фырканьем. К удивлению Оляты сестра достала из-под передника горбушку ржаного хлеба и протянула жеребчику. Тот осторожно взял ее толстыми губами, мигом сжевал и благодарно ткнулся мордой в плечо Оляны.

"Я не догадался! — укорил себя отрок. — Даже дети знают, что кони печеный хлеб любят..."

— Рыжим его назову! — сказал Олята.

Сестра покачала головой.

— Не нравится?

Оляна кивнула.

— А как?

Оляна прижала руки к груди, затем протянула к брату, будто давая что-то.

— Дар?

Оляна радостно закивала.

— Пусть будет Дар! — согласился отрок. — Посмотри на его ноги! Какие сильные! А бабки! А шея! — он еще долго хвалил коня сестре. Дар, будто понимая о ком речь, перебирал ногами, фыркал и тряс головой...

Некрас прилетел затемно, усталый. В баню не пошел; наскоро перекусив, завалился спать. Олята терпеливо дожидавшийся сотника (нельзя мыться поперед хозяина, первый жар ему), отправился в парную один. Когда он, вволю похлестав себя веником, стал бросать раскаленные камни в деревянный цебр с водой, появилась Оляна. Быстро раздевшись, взяла мочало и стала тереть им худую спину брата. Олята блаженно сопел, затем в свою очередь вымыл сестру. Мочало легко скользило по гладкой белой коже отроковицы, и Олята вдруг сообразил, что за дни, что они прожили в Вольчьем Логу, сестра поправилась и округлела. Не было более выступавших ребер, спина стала ровной и гладкой. Олята отодвинул сестру и стал ее разглядывать. Оляна в самом деле не походила более на заморыша, с которым они спали в одной постели прошедшей зимой. Хозяйка отвела им чуланчик под лестницей, холодный и продуваемый сквозняками; там-то и две лавки поставить было негде, а зимой, чтоб не замерзнуть под худым тряпьем, только и оставалось, что согревать друг дружку. Теперь у Оляны была грудь, небольшая, но налившаяся, округлые бедра, ноги и руки, почти как у взрослой. "Замуж пора ее отдавать! — хозяйственно подумал Олята. — В веси четырнадцатилетних сватают, а нам на Покрова — пятнадцать..."

Оляна, недовольная его разглядываем, повернулась спиной и стала обливаться теплой водой, зачерпывая ее ковшиком из цебра. "Где ж в Волчьем Логу жениха найдешь? — продолжил свои мысли Олята. — Один Некрас... Не женится он на нищенке, у него Улыба есть. Красивая и богатая: дом, два коня, корова, свиньи... Служанку держит... К тому же не годится Некрас сестре в мужья — старый! Ему все двадцать пять, а то и тридцать..."

— Жениха хочу тебе найти! — сказал Олята вслух. — Что скажешь?

Сестра вскочила и, фыркнув, убежала в предбанник.

"Чего обиделась? — удивился Олята. — Все девки замуж хотят..."

Обдавшись теплой водой, отрок вышел в предбанник. Сестры уже не было. Олята утерся льняным рушником, оделся и прилег на лавку отдохнуть. "Наверное, Оляна подумала, что с рук сбыть хочу! — догадался отрок. — Неизвестно, какой муж попадется, а брата рядом больше нет. Защитить некому, пожалиться — тоже..." Оляте и самому не хотелось расставаться с сестрой. У матери детей больше не было, родив двойню, она более не беременела, потому, в отличие от братьев и сестер из больших семей, двойняшки были неразлучны. Внешне они не были похожи: долговязый, мосластый Олята и невысокая, ладная Оляна. У нее лицо кругленькое, миловидное, у него — длинное, как у жеребенка. Разве что конопушки у обоих одинаковые, только у Оляны они мельче и попригляднее. Волосы у Оляты темные, а у сестры светлые, с рыжинкой — но не настолько, чтоб дразнили. Коса ниже пояса — не у каждой девки увидишь. В веси на Оляну парни заглядывались, сейчас тем более должны. Только где тех парней взять? Кого вои Великого не посекли, того в полон угнали. Давно проданы в греки или ляхам...

"Со службой нам свезло! — подумал Олята, чувствуя, как тяжелеют веки. — Некрас только с виду строгий... Другие слугам — затрещины, заушины, могут плеткой вытянуть, а Некрас хоть бы раз. И к сестре не цепляется... Надо ему добре служить, собрать Оляне приданое. Тогда женихи найдутся... А я уж как-нибудь..."

Олята не заметил, как уснул. Не дождавшись брата, Оляна заглянула в предбанник, но будить не стала. Принесла набитую сеном подушку, подсунула отроку под голову. Затем сняла с гвоздя старый кожушок, укрыла. Олята сладко зевнул и вновь задышал ровно. Оляна погладила его по влажным волосам и загасила лучину...

* * *

Некрас спал до полудня следующего дня. Олята успел накормить змея (рыбу как всегда привезли рано утром), прибрать в большой конюшне, где обитал смок, и в маленькой, где в денниках стояли Дар и кобылка Некраса. Коней Олята вывел на луг пастись, спутав им ноги. Но не удержался, распутал Дара, оседлал его и несколько раз проскакал вокруг луга. Жеребчик шел ходко, чувствовалось, что с удовольствием — застоялся. Олята проскакал и на кобылке — для сравнения. Кобылка (Некрас ее никак не звал, а Олята окрестил Гнедой) бежала лениво, на ответ на понукания недовольно фыркала, и отрок с радостью заключил, что Дар лучше.

За этим занятием и застал его проснувшийся Некрас.

— Чей конь? — спросил, кивая на Дара.

— Мой!

Олята честно рассказал, как достался ему жеребчик и жалостно попросил не говорить воеводе.

— Сам увидит! — пожал плечами Некрас. — У Светояра глаз острый. Не отберет, не боись! Не такой человек... Нам второй конь надобен — не каждый раз случится, что воевода одолжит своего...

Святояр и в самом деле коня не отобрал. Он появился в Волчьем Логу спустя несколько дней и только зыркнул недовольно на Дара, щипавшего травку неподалеку от избы. Олята, боясь гнева гостя, старался угодить ему изо всех сил, подносил вареное да печеное (Оляна постаралась!), да подливал в кубок меду. Воевода по своему обычаю за едой все выспросил у Некраса, затем достал из сумы тяжелый мешок.

— Осьмнадцать гривен! Две ранее давал!

Некрас развязал мешок, подозвал Оляту и насыпал ему в пригоршню жменю тяжелых серебряных монет. Отрок онемел от неожиданности.

— Балуешь слугу! — заворчал Святояр. — Мало, что коня присвоил, так еще серебра гривну! За какие заслуги?

— Он разведал, что в Городце сено лежит, — спокойно ответил Некрас. — Твои люди до стен не добрели, а он внутри побывал. Убить могли! Как и тех...

— Малый еще, — уже тише, но все так же недовольно продолжил воевода. — Куда ему столько?

— Избу сожженную в веси заново поставить, орало купить, корову... Будет землю пахать, подать князю платить...

— Если так... — махнул рукой Святояр.

В ближайшее воскресенье Олята посадил сестру на жеребчика, и они поехали в Белгород — на торг. Там Олята сразу отправился в кожевенный ряд, где купил сестре красивые и прочные сапожки. Себе тоже выбрал сапоги — из воловьей кожи, высокие, с каблуками. Без каблука нога в стремени болтается, а у него теперь конь! Еще Олята купил сестре суконную шапочку, подбитую куньим мехом, отрез василькового сукна на свиту, затем повел к златокузнецам. Там, осмотрев выставленные в широком коробе драгоценности, приглядел серебряные серьги с бирюзой. Серьги были в виде полумесяца, подвешенного на цепочках, тот полумесяц и сиял голубыми камнями. Оляне серьги тоже приглянулись, но, услыхав цену (восемь ногат!), она только ахнула. Брат стал торговаться, но кузнец по злату уступил только одну монету.

— Дорого, Олята! — закрутила головой сестра. — Сам подумай!

— Ну и что! — не согласился Олята. — Подумаешь семь ногат... Еще выслужу!

— Верно! — сказал его кто-то сзади.

Двойняшки обернулись и увидели улыбающегося Некраса.

— Покажи!

Сотник взял у Оляты серьги, внимательно рассмотрел и вдруг ловко вдел в уши Оляны. Затем отступил на шаг и наклонил голову, оценивая.

— Невеста! Хоть сейчас сватов засылай!

Оляна вспыхнула.

— Плати! — велел сотник Оляте и повернулся к продавцу: — Мне тож серьги. Только золотые, и чтоб яхонты побольше...

"Это он Улыбе!" — догадался Олята.

Некрас быстро выбрал серьги, заплатил за них целую гривну, они пошли по торгу втроем.

— Мечи! Мечи! — раздалось неподалеку. — Острые, каленые — врагу на погибель, добру молодцу — на славу! Подходи! Выбирай!..

Некрас с Олятой, не сговариваясь, пошли на голос и оказались у воза, возле которого толпились вои. Воз был застлан сукном, поверх которого лежали мечи — кривые и прямые, с простыми рукоятями и отделанными серебром с камнями. Олята не удержался, схватил один.

— Ух! — только и сказал отрок, пальцем пробуя острие.

Некрас молча забрал у него меч, щелкнул раз-другой по клинку ногтем, затем положил его плашмя поверх шапки и попытался согнуть. Меч не поддался.

— Дрянь! — коротко заключил сотник, бросая меч обратно.

— Не гоже хаять добрую вещь! — укорил его продавец, кривоногий половец с бритой головой. — Не хочешь, не бери! Другие купцы найдутся...

— Я правду молвлю! — обиделся Некрас. — Железо в твоем мече сухое, мигом выщербится. Безоружных таким сечь можно, а вот коли на вое броня...

— И броню рассечет!

— Да? — сощурился Некрас. Оглядевшись, он взял с соседнего воза, где торговал кузнец, железный гвоздь-ухналь и положил его на край повозки половца. Одним движением вырвал саблю из ножен. Вои, толпившиеся у воза, расступились. Сабля описала сверкающий полукруг и с глухим ударом рассекла гвоздь пополам. Вои тут же окружили воз, с восхищенно рассматривая остатки гвоздя и ничуть не пострадавший клинок сабли.

— Теперь давай твоим! — весело скаля зубы, предложил Некрас. — Не останется щербины на мече — твоя правда, останется — моя...

Половец провел пальцами по лезвию некрасовой сабли и покачал головой:

— Твой меч три гривны стоит, а то все пять... Я по гривне отдаю. Чего же ты хочешь?

— Хитер! — засмеялся Некрас и отошел к соседнему возу, где брал гвоздь. Уплатил кузнецу белку за порчу и пошел к лошадям. Половец проводил его долгим взглядом.

— Кто это? — спросил он одного из воев, стоявших у его воза. — Ловко мечом управляется!

— Княжий сотник, Некрасом зовут.

Лицо продавца стало суровым.

— Побудь вместо меня! — велел он другому половцу, стоявшему поодаль. — Я отлучусь.

Бритый заспешил вслед Некрасу, но сотника догонять не стал. Следовал за ним в шагах двадцати-тридцати, стараясь не терять сотника и его слуг из виду. На выходе с торговой площади Некрас заметил женщину в рваной одежде и тремя детьми. Женщина, некогда очевидно красивая, стояла, понурив голову. Дети, мал мала меньше, окружали мать и жались к ней, словно цыплята к курице.

— Помоги, боярин! — тихо сказала женщина, поймав взгляд Некраса. — Дай хлеба детям. Со вчерашнего не ели.

— Откуда ты? — спросил Некрас, останавливаясь.

— Из Городца. Погорельцы.

Некрас потемнел лицом.

— Мне говорили, посад не сгорел!