Красные камзолы

Солнце уже давно село, а мы все без обеда. Очень хотелось есть и наконец-то отдохнуть, потому в казарму мы шли очень быстным шагом, почти бегом. Казарма, правда — это я слишком пафосно назвал. На самом деле это двухэтажный деревянный амбар с большой кирпичной печью по центру. С земляными полами,деревянными нарами и без каких-либо перегородок. Большой такой шалаш. Делали его явно на скорую руку и особо не заморачивались качеством да изысками архитектуры. Второй этаж — для старослужащих, потому как там теплее. Первый — для всех остальных.

То, что нам в котле оставили ребята из нашей артели мы с Ефимом смолотили за минуту. Да, да, артель наша сохранилась, хоть и было нас тут теперь всего восемь человек вместо двенадцати, вышедших из Кексгольма. А потом — сюрприз! В честь принятия присяги каждому — чарку водки. Прямо там, в казарме. Два бойца в мундирах выкатили бочку в прихожую и прям там налили. А мне — две, вторую в честь крещения. Новоявленным капралам — три. За звание и вторую присягу.

Местная водка, да под скромный ужин быстро свалила меня с ног. Не то чтобы шибко крепкая, сорока градусов явно нет, но с устатку разморило очень сильно. Уже на автопилоте добрел до деревянной лежанки, которую мне указали ребята как мое место и рухнул спать, наскоро укрывшись курткой. Отбой!

Глава 4

— Осторожно, двери закрываются. Следующася станция — Синево!

Электричка мерно загудела, набирая ход. Толстый пожилой мужик сидел напротив меня и чему-то улыбался в усы. Я быстро оглядел вагон. Странно. Люди были какие-то... ненастоящие, что ли. Больше похожи на растровые текстуры из старых компьютерных игр. Окно было покрыто узорами измороси, за которым — темнота.

Мужик явно чего-то хотел от меня. Вон как нетерпеливо вытирает об серый растянутый свитер свои жирные ладони, перепачканные в беляше, который он купил у разносчика еще когда проезжали Сосново.

Ладно, раз он так хочет — то начнем разговор.

— Привет — оригинальное начало, не правда ли?

Мужик будто этого и ждал. Заржал в голос на весь вагон, запрокинув голову и обнажив желтые некрасивые зубы с кариозными дырками. Ну вот, теперь все нормально. В том видении в Вырице он тоже так же ржал. И в новогоднюю ночь тоже.

— Смешно тебе, да? Ну так расскажи мне шутку, толстый. Я тоже посмеюсь. — Почему-то захотелось спровоцировать конфликт. Странно. Вроде бы мы пили тогда, а я по-пьяни веселый и добрый, в драки не лезу. А тут взялся провоцировать. Что это со мной? Как-то он ненормально на меня влияет.

Мужик еще несколько раз всохотнул — напоказ, нарочно. Будто в телевизионном ситкоме. Потом вдруг резко успокоился и серьезным голосом произнес:

— А ты хорош, малец. В истерике не бьешься, не кричишь, мол, верни меня обратно. Не спрашиваешь как жить дальше. Указаний не требуешь, наград всяких тоже. Молодец! Из тебя выйдет справный рекрут. Отслужишь до седины в забытом Богом гарнизоне, а потом сморит тебя лихоманка и закопают в солдатской могиле. И никто не вспомнит, кто ты был и зачем такой жил. Прекрасный план.

Хех! Конфликт, походу, все-таки будет. Вон он, уже к оскорблениям переходит. Скандалы — это я люблю.

— Тебе-то какая печаль, толстый? Живу себе и живу. Просто меньше бухать с незнакомыми надо, вот и вся мораль — давай, мужик, скажи какое-нибудь прямое оскорбление и сразу получишь в рыло. В свое жирное мурло. Дай мне повод, ну!

Мужик вытер жирной ладошкой свои грязные усы и продолжил таким же спокойным голосом.

— Все нормально, малец. Вживайся, адаптируйся, лишних вопросов не задавай. Не время нам с тобой сейчас о себе заявлять. Прогрессорством не занимайся, слышишь? Внимание ненужное привлечешь. Сначала узнай как тут оно все устроено да научись всему. Учись справно, инициативу проявляй, не бойся устать, не бойся показаться дураком. Пока все идет хорошо, ты там, где и должен оказаться. Где-то годик надо будет тебе прожить без приключений, понял? Слабы мы с тобой еще слишком, не хочу чтобы соперник тебя раньше времени выстегнул. Ну а я твоим родителям буду письма слать твои, все как уговаривались. За это не волнуйся.

Хм, кажется, не будет конфликта. Вон какой добродушный сразу стал. Блин, и про родителей моих помнит. А я, если честно, за эти две недели их и не вспоминал ни разу.

— А зачем это все? Что за игра, что за правила? Во что я играю, если, говоришь, мне предстоит сгинуть в гарнизоне от старости простым солдатом?

— Игра простая. Попаданцы, слышал такое? Ну так вот. В тот мир пришел попаданец, начал прогрессорствовать и менять историю. В принципе — удачно. Тот мир, в котором ты живешь — он уже сильно отличается от того, из которого пришел попаданец. Только вот по правилам каждый из нас получил право ввести по своему игроку. Кто знает, может, кому и выпадет шанс создать свою империю. Взгляни в окно.

Я послушно повернул голову и начал рассматривать узоры из инея на стекле. Снаружи темно, ничего не видно, да еще в глаза бликует отражениями вагонных лампочек. Кажется, электричка не по рельсам едет, а летит где-то в пустом грязно-сером пространстве. Вдруг что-то мелькнуло. Присмотрелся... Да ну, что за бред! Рядом летели то ли вихри снега, то ли полупрозрачные бледные привидения из фильма ужасов. И скалили свои призрачные пасти, будто пытаясь откусить от вагона кусок обшивки.

Тяжелая ладонь стальной хваткой легла мне на затылок и прижала к стеклу. Я дернулся было — но мужик был явно недюжинной силы, я не смог пошевелиться даже на миллиметр.

— Смотри-смотри. Вот они, мои родственнички. Демоны, чьи игроки уже погибли. Вот они, духи неродившихся империй. Новгородская Империя, Кишеневский султанат, королевство Выборгское... Да там наверняка есть и забытый дух первого 'А' класса девяностой школы, который так и не смог захватить всю планету. И уже не захватит. Мне такой участи не надо, так что затаись до времени. Как там у вас говорят? Усек?

Он резко отпустил мою голову и я отпрянул от окна.

— Усек. — я с облегчением выдохнул — Кстати, а почему так говорят? Усек — странное какое-то слово.

— Вот высекут тебя разок плетьми — перестанет слово странным казаться. Но ты интересный малый. Я тебе о судьбах мира рассказываю, другой был сейчас попробовал бы все секреты бытия выпытать — а у тебя в голове только лингвистика. Ты что, гуманитарий, что ли?

И снова заржал. Да противно так.. втащить бы ему... да что-то не по себе как-то, уж больно у него рука тяжелая.

Электричку начало заволакивать серым туманом. Или зрение портится? Нет, и правда пропадает. Вон, дальний тамбур уже растворился, поглощенный серостью. Лицо мужика поплыло, будто восковую фигуру из музея нагревают. Его голос доносился как сквозь тазик с водой, гулко и нечетко.

— В мире, откуда явился тот попаданец — Россия была уничтожена в 1799м году. Французами. Потому тот игрок и не помнит ее в своей истории. И не воспринимает всерьез. Ну как и ты не воспринимаешь всерьез народы адыгов да кабардинцев во время больших войн России с Персией и османами. Я не хочу сгинуть через полвека. Потому затаись до времени, если выживешь — я свой шанс не упущу. Доживу до следующей большой игры.

При слове 'игра' все перед глазами окончательно расплылось, а мужик тот уже казался не мужиком, а каким-то багровым осьминогом с торчащими из самых неожиданных мест клыками. Не очень приятное зрелище. Хорошо хоть все это быстро пропало в каком-то черно-красном водовороте.

* * *

Я проснулся от подступающей к горлу тошноты. Нифига ж себе сны! Или мы вчера закусывали чем-то несвежим? Надо встать да выйти из барака наружу, попробовать вывернуться в снег.

— Встаем, встаем, православные! — громкий, слегка осипший голос заставил шевелиться кучи тряпья, грудами разбросанные по казарме. А, не. Это не груды, это люди на деревянных нарах сбились кучами по три-четыре человека и так спят, укрывшись несколькими армяками. Так теплее.

Где-то за стеной барака гулко частой дробью забили барабаны.

* * *

Система обучения здесь интересная. К каждому рекруту приставляется старый солдат, который и обучает всему. Экзерциям — это маневры такие, навроде строевой подготовки, только экзерция, стрельбе, командам, сигналам... По идее, обучение должно происходить прямо в полках, и рекрут первого года службы долгое время таджичит подсобным рабочим в должности принеси-подай. Но в этом году армия готовилась к войне. А война это что? Война — это в первую очередь марши и походы. Потому командир нашего полка — как, наверное, и командиры других полков, судя по численности народа в военном городке — принял решение всех старых и немощных солдат вывести в отдельный батальон, а сам батальон отправить в более-менее оборудованный населенный пункт. Рекрут же усиленно гонять, чтобы к началу кампании они были готовы заменить старых солдат непосредственно в полку, в Риге или куда он там утопает к тому моменту.

Вроде ничего необычного, да? Ну, армия, ну, учебка, ну, курс молодого бойца. Ага, щаз! Это в мое время было нормой. В этом времени отдельная учебка для масс рекрутов — это чуть ли не революционное решение для армии! Прям даже интересно стало, а почему так? Ведь вроде царь Петр потешные полки — будущие гвардейские Семеновский и Преображенский — сам обучал, значит, идея учебки не нова... Впрочем, это уже не моего ума дела. Факт есть факт: нас учили уже в некоем пробразе учебки, а те рекруты, что были до нас — их учили по старой системе. То есть чисто теоретически мы уже в ближайшее время сможем обогнать прошлогодних рекрутов по навыкам. Если не тупить, конечно.

По навыкам, ага. Я, кажется, слишком высокого мнения о себе в плане освоения местных военно-учетных специальностей. Но обо всем по порядку.

Наша рота — четыре десятка старых солдат и восемь десятков рекрут. Из старых солдат десяток стоит в караулах, десяток — отдыхает, два десятка возятся с нами. С особо тупыми старый солдат возится отдельно.

Я умудрился попасть в число особо тупых в первый же момент. Меня пару раз стеганули прутом с криком 'что ты копаешься, как червяк в навозе!', после чего приставили ко мне персонального старого солдата. Который будет учить меня, тупицу эдакого, пользоваться одеждой. Ага, вот так. Одеждой.

Да, кстати. Когда я говорю — 'старый солдат' — я имею в виду что солдат действительно старый. На вид Семену Петровичу было глубоко за полтинник. В армии он уже более тридцати лет, последние пять лет был при обозе в виду совсем уж немощи. Ну или излишнего злоупотребления алкоголем. Потому как вид у солдата был откровенно пропитой. Видно, что пьянству он посвятил лучшие годы своей службы.

Так вот, одежда. Из своего мне разрешили оставить только исподнее. Остальное должно быть казенное, форменное, согласно артикулу. Артикул — это не наименование товара по ГОСТу. Я сначала не понял, что за слова такие — артикул воинский. Оказалось все просто — устав.

Ну так вот форма одежды. Нательное белье — рубаха и панталоны из какой-то не очень мягкой ткани, белого или светло-серого цвета. Выдали один комплект про запас. Должны были два, но второй отняли, так как я пожелал сохранить свое фирменное термобелье. Далее — чулки. По сути — обычные футбольные гетры выше колена, только без резинок на голеностопе. Связаны из шерсти, явно машинным способом, на ткацком станке. На удивление удобные. Пожалуй, единственная удобная одежда здесь. Ботинки. Дальний предок армейских берцев. Грубые башмаки с небольшим каблуком и очень жесткой подметкой, невысокое голенище слегка закрывающее щиколотку. Голенище застегивается на пуговицы. Стопу стягивают ремешком на пряжке. Ну это понятно, чтобы с размером не парится. Между чулком и башмаком повязывают портянки.

Поверх голенища этих недосапог и до самого колена идут штиблеты. Я думал, что штиблеты — это такие желтые сандалии Остапа Бендера, а нифига. Тут это такая штука, которую используют вместо голенища сапога. От ботинка до колена кусок грубой ткани, оборачивается вокруг ноги и застегивается опять же на пуговицы. Грубая ткань — это я так называю сукно. Здесь оно так называется — сукно. Хотя по мне это тонкий войлок, сильно сваляный с внешней стороны и чем-то пропитанный. Пуговицами на внешнюю сторону, на этом Семен Петрович особенно заострил внимание, многозначительно подняв ввеерх свой заскорузлый указательный палец. Не, ну так-то логично, зачем мне пуговицы с внутренней стороны бедра? Ан нет, оказалось, внешняя сторона — это вбок, а некоторые умники пуговицами вперед штиблеты застегивают. Что недопустимо. Фиг знает, зачем он этому посвятил целых пять минут своих наставлений. Видимо, у него с этим связано что-то личное.

Далее. Штаны. Их тут тоже называют словом 'панталоны'. Как различают панталоны, которые штаны и панталоны, которое исподнее — я без понятия. Наверное, интонацией. Это такие длинные шорты, чуть ниже колена. На поясе крепится пуговицами, штанины чтоб не болтались — закрываются чулками, которые гетры.

Я уже запутался в этих названиях и пуговицах, но это было еще самое начало. Дальше — камзол. Ну с этим просто — это такой китель. Для рубашки ткань слишком толстая, для куртки — слишком тонкая. Нечто среднее. Красного цвета, с рукавами, до самого запястья, ниже колен. В штаны не заправляется, естественно. Здесь вообще в штаны ничего не заправляют кроме нательного белья. Камзол тоже на пуговицах. По бокам разрешается нашить накладные карманы, но с этим я должен заморочиться сам. На шею повязывают черный платок, который должен скрывать ворот камзола. Заодно шейный платок используют здесь как знаки различия. У нижних чинов он черный, у офицеров — разноцветные. Если у кого желтый шейный платок — беги от него как от огня, это очень высокое начальство. Платок нужен для того, чтобы шею не натирал воротник. Эдакая более простая версия белой подшивы моих современников.

Кафтан — это вроде шинели. Зеленая суконная куртка, с кучей пуговиц и подвернутыми рукавами. Подвернутые рукава тут называют 'обшлаги'. Они для чего-то нужны, но я не очень понял зачем, а переспрашивать побоялся. Кафтан — зимняя форма одежды, летом ее не носят. В камзоле и нательном белье достаточно тепло. Теоретически кафтан длиннополый, до пяток. Но по здешней моде полы кафтана подворачивают и застегивают сзади на пуговицы. Так и носить удобнее, и внешний вид получается экзотический.

Погон один, на плече. Что на камзоле, что на кафтане. Используется не как знак различия, а как хлястик, чтобы перевязь со шпагой или сумкой с плеча не соскользнула.

Лядунка. Это такая патронная сумка. Квадратная кожаная коробка для ношения на ремне, в которую вставлена деревянная плашка с дырками. Туда вставляют патроны, которые берут из патронного ящика по команде унтер-офицера или каптернамуса. Это тоже какой-то личный момент для Семена Петровича, потому что его указательный палец не только был воздет к потолку, но даже гулко постучал меня по лбу. Хорошо, запомним. Заодно отметим, что тут есть патроны! Ура, не такое уж и дикое время! А то мне сначала показалось, что здесь ружья как в древние времена — которые со ствола заряжают раздельно. Патрон — это же магазин, обойма, лента, пулеметы? Ага, щаз. Семен Петрович показал мне патрон. Это просто бумажный кулечек, внутри которого порох и пуля.