Сон 10

Ласт предпочёл счесть вопрос риторическим и промолчать.

— Пойдёшь в общем потоке, — с лёгкой неприязнью сказал капитан с зелёными петлицами и кивком показал на внутреннюю дверь. — Ступай. Дежурному сам о себе доложишь, он тебе место укажет и в свой список внесёт.

— И пропишет, — хохотнул армеец. — Чтоб сразу к армейскому порядку привыкал.

Про армейскую "прописку" Ласт знал из камерных рассказов, да и кое-что читал ещё раньше, и потому обещание армейца заставило его даже на миг похолодеть. Но... "предупреждён — значит, вооружён". Потому ставить себя надо будет сразу, первой же фразой и первым взглядом. А сейчас он молча склонил голову, показывая подчинение, и шагнул в указанную дверь.

Забор сплошной, а ворота решетчатые, и потому торчащие у ворот якобы бездельники, а на самом деле свои часовые и посыльные видели и подъехавший... грузовик не грузовик, на фуру смахивает, у армейских такие, а называются... у Старшины спросим, он-то уж знает... и как к комендантам вошли двое, а вышел один, сел в свою тарахтелку и уехал, так что за Старшиной сразу послали.

Выслушав посыльного, что ещё привезли и вроде как одного, Гаор досадливо выругался, сунул уже замусолившуюся брошюру с текстом "Устава Особых Вспомогательных Подразделений" — вот ещё одна морока на его голову, вручили с приказом ознакомиться и остальных обучить — а книга одна, но, правда, и грамотных немного — в руки Четырка.

— С этого места вслух читай. Прочёл, остальные повторяют за тобой, пока не запомнят.

— Понял, Старшина. Сделаю. Кто не запомнил, тому по шее.

У ворот, как всегда в таких случаях, уже толпились, расспрашивая привезённого, откуда, да кто, да не встречал ли кого...

— Во, Старшина, новенький! — встретили Гаора.

Новенький? Что-то, хотя слово вполне обычное, встревожило, нет, насторожило Гаора, и, оглядев высокого, а по виду, ну, совсем чистокровного парня с кружком на практически неприкрытом лбу и в обычной, как у всех, рабочей одежде, он переспросил с удивившей его самого насмешливо неприязненной интонацией.

— Новенький?

Поздоровался Ласт со встречавшими его правильно, вопросы были простые и ответы могли быть полностью правдивыми, так что неприязнь в голосе дежурного или, как его называли остальные, старшины даже несколько удивила. И сначала он ... ощутил, что этот голос он знает, и слышал его ... недавно, во всяком случае уже после сдачи в "патриотический долг", а разглядев стоящего перед ним, узнал. Да, это он, Лохмач в камере, а тогда, в "Орлином Гнезде", Рыжий, шофёр одного из Ардинайлов.

Губы под рыжеватыми усами, сейчас не лохматыми, как в камере, а аккуратно расчёсанными, как в "Орлином Гнезде" Ардинайлов, дрогнули в улыбке. Или насмешке?

— А я тебя помню.

Страшным усилием Ласт остановил поднимающуюся к горлу леденящую волну страха и ответил:

— Я тебя тоже.

Если бы не Тихоня, не разговоры с ним, не работа над "Высокой кровью", Гаор бы, скорее всего, сорвался, или отправил бы сразу... этого к блатягам, но... да и там, в той камере, Новенький ему помогал, наравне тогда с Младшим. А значит, как с Младшим, ставшим Тихоней, так и с... этим. Огонь справедлив и не прощает неблагодарности.

— Помнится, твой хозяин к моему приезжал. На летний праздник.

— Помню, — кивнул Ласт. И с еле намеченным вызовом, заметным и понятным только знающему о причине: — За одним столом сидели.

Гаор кивнул.

— Было дело. Так, значит, шофёр. А ещё тебе чего в карточку вписали?

Ласт по возможности незаметно перевёл дыхание. Что ж, "скажешь обо мне, скажу про тебя", — сработало. Значит, теперь играем в: "А что было? Ничего и не было". Принято. Он пожал плечами.

— Грамотный.

— Это хорошо, — Гаор улыбался уже совсем свободно. — Грамотных мало, да и не каждого к делу приспособишь. Пошли.

Всё вместе заняло не больше двух, ну, трёх мигов, и вот они уже идут между палатками, и Гаор на ходу кого-то вздрючивает, кому-то что-то командует.

И вдруг, когда опять же на миг никого нет рядом, тихое:

— Если не можешь без этакого, — еле заметный выразительный жест, — я тебя к блатягам отправлю, там это позволяется, а у нас за это сразу придавят. Решай.

Ласт ответил короткой, но очень ёмкой и крепкой руганью.

Гаор кивнул.

— Сам шагнул, сам иди. — и громко: — Водилы, Старший ваш где?

— Тарахтелку на ремонт пригнали, — ответил белобрысый чумазый парень. — Никогда такой не видели.

— Видеть видели, — сразу вступил ещё один. — Но издаля. А так-то...

— А Четырок землекопам читает. Как ты велел.

— Ну и...

— Кунг? — решил показать себя Ласт.

— Чего?

— А ты, паря, разбираешься?

— Малый кунг и водил, и перебирал, — подчёркнуто спокойно ответил Ласт.

— Вот и разберись, — кивнул Гаор. — В какой вашей палатке койка свободная? Во, дело. Мешок там кинешь и иди пособи, раз знаешь.

Последние слова он выкрикнул, уже убегая за прибежавшим за ним посыльным.

— Заездили мужика, — покачал ему вслед головой немолодой — явно за тридцатник перевалило — чернобородый мужчина. — Как тебя? Ласт, говоришь? Ну, бывает. В моей палатке будешь. Пошли, определю тебя...

...Дороги, дороги, дороги... Вперемешку грузовики, легковушки, танки, тягачи с прицепленными к ним чем-то большим и непонятным, потому что укутано пятнистыми чехлами так, чтоб со стороны непонятно было, что там под ними. И тут же люди. В армейской полевой пятнистой форме с разноцветными петлицами и шевронами, и в штатском, на машинах и пешком. В этом непонятном, а потому и особенно страшном месиве бредут в когда-то аккуратной, но уже обтрепавшейся одежде "для внешних работ", бородатые и лохматые, сверкая заклёпками на ошейниках, двадцать мобилизованных во главе с лейтенантом в общегородской форме с зелёными петлицами Ведомства Учёта Несамостоятельного Контингента.

Карько был Старшим в Аргате на центральном комплексе у Сторрама, и здесь его поставили старшим, сказали: "Старший колонны", ну и... Девятнадцать человек смотрят на него, а что он может? Да ничего. Не знает он здесь ничего и не понимает,

Вроде совсем недавно хозяин выстроил их рано утром, практически на рассвете и до общего подъёма, оглядел и сказал:

— Началась война. Вы нужны там. Когда война закончится, вы вернётесь сюда. Я приму всех.

О-хо-хо, сколько нас вернётся? И какими вернёмся. Рыжий, храните его Матери-владычицы, братейка названный, побратим по-ихнему, про войну жуткие вещи рассказывал, да ещё добавлял, что о самом страшном не говорит. Карько тоскливо вздохнул.

И вот который день, счёт уже потеряли, их гонят куда-то. Из Аргата, правда, вывезли в грузовике, а потом прямо на дороге вытряхнули, заново пересчитали и погнали. И то беги, то в канаве лежи, то чего-то копай да таскай... Ну, с землёй возиться ещё куда ни шло, а вот после налёта, трупы собирать да из машин вынимать и на обочине складывать... все голозадые, но ведь тоже... люди, а их...

А он и здесь Старший, ему за всё и всех отвечать, а что он может? Вот паёк ещё вчера доели, сунулся к лейтенанту спросить, так получил оплеуху за дерзость, а на словах... Ну, что они все дикари, обжоры и дармоеды, так это ладно, пусть как хотят обзывают, но жрать-то чего будем? "Чего своруете, то и жрите". Сволочь ты голозадая, на что подбиваешь. Да только по-другому никак. И разбирая, растаскивая обломки — лейтенант то и дело срывал их с маршрута якобы в помощь, а на самом деле, чтоб самому прибарахлиться, видели, как он в брошенных домах в шкафах шарил и себе в карман что-то засовывал, а потом ещё от местного начальства получал "благодарность", ну и сами потихоньку чего-нибудь съестного, что под руку и на глаза попалось, жрать-то хочется, а голодный ляжешь на дорогу и пристрелят тебя в один миг. Война любого человека либо трупом, либо нелюдью сделает.

И вот опять. Сам же сказал, что до Центрального Сборного три периода пешим ходом, так нет же, приспичило ему в этом городишке покопаться. Ну и...

...Рядовой спецвойск Риарр Ронг был, в общем-то, доволен войной. Распорядок свободнее, офицеры не такие придирчивые, потому как не дураки и понимают, что на войне пули и многое другое ранящее и убивающее летает часто и со всех сторон. А что и тебя самого в любой миг может... ну, так ты с этим уже, да, с малолетства живёшь, ещё в Амроксе, будь он дюжину дюжин раз проклят, понял и прочувствовал. А уж тогда в Дамхаре, когда над трясиной посидел, то уж и вовсе... О том случае, когда смертный Огонь, ну, совсем рядом прошёл, аж лицо опалило, а потом и у одного костра с лохмачом сидел, и из общего котелка ел. Нет об этом лучше не вспоминать, потому что хоть и по приказу сержанта, но всё равно... опозорился. Хорошо, что о том только они трое и знают, и раскидали их сразу по разным частям, так что никакого совместного трёпа, где может нечаянно всплыть пережитое, нет и не будет, а лохмач совсем не в счёт. Так что всё у него в порядке, даже участок на самостоятельный обход и осмотр выделили. Живём и будем жить! Но вот чего согайны, таракашки грёбаные, к этому городишку прицепились, третий день уже налёт за налётом, ну, это не нашего ума дело, а мы что? Мы следим за порядком, пресекая всякое такое и этакое. То есть стреляем на месте грабителей и мародёров, потому как местной полиции уже нет, а трофеи всем нужны. Сержанту положенное дай, на храм сдай, вот и крутись как хочешь. И в одиночку больше натыришь и заранее разберёшь что сдать, а что себе оставить. Так что всё путём. А чтоб вас, опять летят! Риарр метнулся в подъезд остатков когда-то не самого бедного дома. Теперь его только прямым попаданием накроет, а дверь если и обрушат, то есть целые, но без стёкол окна, а от осколков его стены прикроют, тут главное — с мёртвым пространством угадать...

...И чего их лейтенанта понесло в эти развалины? Нет, понятно, что вопросов задавать не положено, и куда ты из хозяйской да господской воли денешься. Вот и привёл их к какому-то дому и велел:

— Что найдёте, всё мне. Всё!

Что, и кирпичи с досками?! Попробовал Медок дурачком прикинуться, так и огрёб. И ему, и всем досталось. Ну, стали таскать тряпки всякие, что из посуды не сильно разбитое, а он — придурок голозадый — стоит столбом, плачет и шепчет: "Что-нибудь... ну хоть что-нибудь...". А тут опять завыло-засвистело, все и ломанулись — опытные уже — кто куда, но чтоб хоть чем-то прикрыться, а он так и остался стоять. Ну и... Как затихло, только пожары трещат, повылезли из укрытий, осмотрели друг друга, спасибо матерям-владычицам: все живы, так поцарапало немного, но ран таких, что сразу в утилизацию отправят, нет. Ну и пошли лейтенанта смотреть. А он лежит. Вместо головы шматок кровавый, а тело целое. Ну, такая уж у него судьба значит. А им-то теперь куда?

Переждав налёт, Риарр вылез из укрытия и продолжил обход выделенного ему участка. Он, особо не задерживаясь и не приглядываясь, преодолел перегородивший бывшую улицу завал из обломков и остатков — ну, в таком искать нечего, если что и было, то задолго до него вычистили, похоронщики-костровые трупы собирают, и что на тех и вокруг лежит не упустят, и попробуй проверить, что там в костёр легло, а что в карманы и за пазухи, то ещё шакальё, да и храмовник при них всегда где-то рядом, а с Храмом шутки плохи, похлеще Дома-На-Холме контора — и увидел прямо впереди толпу... лохмачей? Точно, они самые! И чего они там стоят, рассматривают? Проверим. Добычу вряд ли найдём, придурки поселковые если и тырят чего-то, так только жратву, на более ценное у них мозгов не хватает. Но проверить надо. И позабавиться заодно немного. Стрелять и увечить армейских и гражданских, кого не на горячем застукали, и даже лохмачей очень серьёзно запретили, но во всём остальном он в своём праве.

Риарр громко передёрнул затвор, будто готовясь к стрельбе, и гаркнул:

— На колени! Руки за голову!

И удовлетворённо ухмыльнулся: надо же как резво попадали. Всё-таки и таких можно чему-то научить. А вот и понятно, чего стояли. Удачно пришлось: голова всмятку, а тело целое, удобно обыскивать.

"Ну, вот и всё", — Карько с отрешённой обречённостью смотрел, как возникший откуда-то спецовик споро обыскивает тело лейтенанта, снимает с мёртвой руки часы и надевает на свою, где уже их трое или больше, обшаривает карманы, вынимает из бумажника и перекладывает к себе в карман купюры, а в другой пересыпает монетки, а за пазуху во внутренние карманы мешочки со всяким разным, серьги там, кольца с браслетками, тоже часы, ну и ещё, что лейтенант на маршруте насобирал. Видно для того и карманов у спецовиков много, чтобы... мародёры — вспомнил он ургорское слово, Рыжий говорил его как ругательство и был прав. А их всех что, постреляют сейчас? Как... как ненужных свидетелей, не иначе. Ворон, было дело, объяснял как-то... Сам он -Старший, стоит в первой шеренге, ему и первая пуля. Да, Рыжий как-то сказал, что первую шеренгу первой и выбивают, и Ворон согласно кивнул. Да и... да, всякое бывало, и везде это.

Разобрав и разложив по карманам найденное на трупе, Риарр взялся за сумку с документами: интересно всё же, как это получилось, что лейтенант и в компании лохмачей. Это, правда, сразу объяснили зелёные петлицы. Из Рабского Ведомства лейтенант, крыска тыловая. Чего его в этот городишко и к этому дому понесло, объяснила личная карточка. Домашний адрес и указание на семью: родителей, младшего брата и незамужних сестёр. Вот дурак, нашёл где искать. С первого же взгляда видно, что кто не успел драпануть, то тех в крошево перемололи, на костёр положить нечего. Так, а вот тут что? А ни хрена себе, аггелы копчёные, головнями траханные, это он двадцать особей мужского пола должен был ещё когда и вон куда доставить, а, значит, решил по дороге попользовать. А это — Риарр насмешливо ухмыльнулся — нарушение и недобросовестное исполнение, и Огонь Справедливый нарушителя и наказал. Ну, Огонь своё долг исполнил, а вот что ему теперь с лохмачами сделать? Перестрелять на месте как дезертиров, потому что в военной зоне без командира только дезертиры, подлежащие расстрелу на месте, и... и ты сам — с обжигающей ясностью всплыло в памяти — такой же, подлежащий ликвидации, сидел на тонущем в болоте грузовике, а с берега смотрел на тебя лохмач. Помнишь? Ага, такое не забывается. Ну так, что твоё, то твоё, а лишнего на себя не бери, отдавай долги, чтобы перед Огнём чистым стоять. А обосновать... а патроны по счёту получены, и тратить их на лохмачей нерационально, а вручную забивать некогда, и вообще... приказано сберегать, чтоб им в Тартаре гореть, ресурсы. Риарр решительно отломал с опознавательного треугольного жетона лейтенанта регистрационный угол, два других остаются для костра и похоронщиков, у них своя отчётность, и бросил железку в сумку, повесил её себе через плечо, обвёл взглядом, пересчитывая, лохмачей и заорал:

— Встать! Прямо вперёд... бегом... марш!

Подгонять отстающих обещанием пристрелить не пришлось, бежали лохмачи кучно и достаточно резво. Но и настоящего темпа Риарр всё-таки не дал: не выдержат лохмачи, повалятся, и придётся тогда их уже поневоле перестрелять, а ему вот приспичило довести их до места и сдать целенькими, а спецовик что решил, то и сделает!