Риль. Асхалут дракона

— Мы пойдем к магу сегодня! — Риль сузила глаза, уткнула руки в боки, попыталась принять наиболее грозный вид. Увы, грозный вид неподкрепленный реальной силой был всего лишь иллюзией, которую нагло проигнорировали.

Шел третий день ее пребывания в этой дыре, гордо именуемой тайно-скрытной, неприступной пиратской базой. Под скрытностью подразумевалась его маскировка рыбацким поселком, заросшего грязью, загаженного рыбьей чешуей, выделяющимся на живописном берегу, словно пятно сажи на лице светской красавицы. Покосившиеся домики с обшарпанными стенами маскировали своим видом жилье покорителей морских просторов и трюмов чужих кораблей, а разной степени мусора-утоптанности улицы знавали на себе отпечатки сапог самого Дейла Кровопийцы, ужаснейшего Дуна Кривомордого, хитрейшего Олла Кривое Ухо, удачливейшего Лойла Красавчика, жаднейшего Дыха Длиннорукого и многих, многих других, не оставивших значимых следов в народной памяти.

Неприступность этому поселению обеспечивало несколько факторов. Короткий и ближний путь проходил через Гремящие острова, а потому годился лишь для сумасшедших, ну, или для очень храбрых и уверенных в себе моряков, что в принципе было одним и тем же. Уверенность в море всегда граничит с сумасшествием. Окружной путь был не лучше — запутанный лабиринт островов Пьяного архипелага позволял сбрасывать любой хвост, решись кто-нибудь последовать за пиратами.

Свое название архипелаг получил не зря. Раз в год местные водоросли зацветали. Довольно рядовое для любого растения событие привлекало множество обитателей, как морских, так и сухопутных. Мелкие, невзрачные, бледно-фиолетовые цветы щедро усеивали поверхность моря между островами, распространяя вокруг чуть сладковатый аромат, от которого кружилась голова, сердце начинало биться быстрее, а жизнь приобретала розовый оттенок радости и веселия. На этот аромат собирались многие, желая приобщиться к блаженному состоянию, в котором тревоги и горести отступают на задний план, а любое событие вызывает приступ неудержимого хохота. Для животных, конечно, смех не входил в список естественных реакций на природный дурманящий аромат, но они приходили сюда не за этим. Морские обитатели плескались среди цветущих водорослей, теряя всякую осторожность. Им нравился вкус цветущих растений, который в эту пору приобретал особый оттенок и особое влияние на их организм.

Тучи насекомых, привлеченных ароматом, роились над цветами. На это скопище крылатых, сосущих и жужжащих слетались их извечные враги — птицы. Опьяненные запахом насекомые летали слабо и с трудом удирали от охотников, те, впрочем, объевшись в первые дни, летали тоже не особо быстро, с трудом удерживая в воздухе обожравшиеся тушки. На эти тушки сверху пикировали хищные обитатели прибрежных скал, продолжая пищевую цепочку.

Люди, появившись здесь, сначала гребли все подряд: ловили руками одуревшую рыбу, били обожравшихся птиц, забивали морских собак и тьянов, до тех пор пока... пока кто-то особо умный не придумал, как использовать цветы водорослей, перегоняя их в крепчайшее пойло. Нет, с дааргом этот продукт конкурировать не мог. Дурманящие цветы после переработки теряли все свои веселящие свойства. Их пробовали сушить и заваривать — тщетно, напиток выходил крайне гадкий и горький, да еще и со слабительным эффектом. Пробовали курить сушеные водоросли, но те воняли так, что их вполне можно было использовать в качестве отравляющего газа для враждебной армии, появись та каким-нибудь чудом на затерянных в море островах.

Но человеческий ум пытлив и настойчив, особенно когда дело касается придумывания очередной отравляющей организм гадости. Водоросли давили, полученный сок сбраживали, разводили водой, перегоняли и полученное зеленоватое пойло поставляли на материк. Отдельная выжимка только лишь из цветов стоила от золотого за бутылку и отличалась кристальной прозрачностью, отсутствием запаха и похмельного синдрома. Дешевле обходилась покупка напитка, в который для удешевления добавлялись и сами водоросли. Он, конечно, пованивал и отличался мутно-зеленым видом, но в целом тоже был не плох, тем более что его следовало не нюхать, а употреблять внутрь. Сей продукт был назван "Пиратская совесть" — для дорого варианта и "Пиратский дух" — для дешевого, вонючего и неплохо расходился в прибрежных кабаках, доходя иной раз даже до столицы.

На пару недель раз в году острова сходили с ума вместе со всеми обитателями. На поверхности воды живописным ковром расстилались темно-зеленые щупальца водорослей, сплошь усыпанные мелкими фиолетовыми цветами. В воздухе над ними носились тучи мелких птиц, периодически прорежаемые хищными пернатыми. На мелководье мелькали темные туши мелких и крупных морских обитателей, по проплешинам, не спешащих зарастать можно было отследить залегшего на дне любителя дурман-водорослей. Время от времени из проплешин поднимались пузыри воздуха, и тогда нежный цветочный аромат на пару мгновений сменялся жуткой вонью. Слабительный эффект действовал не только на людей. Такое плотное скопление всевозможных форм жизни не было спокойно-статичным, и поверхность часто взрывалась тучей брызг. Разлетались в разные стороны ошметки водорослей — морские собаки устраивали дружеские догонялки, или вода окрашивалась красным — очередная добыча находила свой конец в пасти какого-нибудь хищника. Но охотились здесь редко. Дурман действовал на всех, приводя в мирное расположение духа, разве что птицы не были подвержены этому безумству, просто набивая свои желудки.

Люди тоже вносили свою лепту. Они собирали цветы на мелководье, буквально топчась по жирным тушам разлегшихся там тьянов, оберегая ноги от острых зубов морских собак. Те могли и хватануть наглеца, посмевшего наступить им на хвост.

Юркие лодчонки, несуразные плоты, больше напоминавшие корыта, да и просто соединенные между собой старые полусгнившие деревья, все, что могло держаться на воде, пребывало в эти дни на поверхности моря. И перекрикивая птичий гвалт, с них доносился смех, громкоголосое ржание, мелкое хихиканье, когда сил больше не оставалось, мелодичные вопли — под песню работа шла быстрей. Слова в данном случае не важны, все перекрывал душевный порыв.

К магу Риль попала только лишь на следующий день, когда ее терпение было уже на исходе, а жизнь Дон Маррона висела на волоске. После его трехдневных увиливаний, скрываний и пустых обещаний, она была близка к тому, чтобы уменьшить срок своего ожидания, подсократив кое-кому конечности или укоротив длинный лживый язык. Капитан тянул время, пытаясь придумать, как половчее использовать попавшую к нему в руки магиню, да еще в таком беззащитном состоянии с антимагическим ошейником на шее. Придумывалось плохо. Идея требовала длительной подготовки, ошибиться можно было легко, а птичка то тю-тю, из рук уже выпорхнет.

Маг по прозвищу Лохмач, как и положено многоуважаемому магу жил на отшибе. Хотя возможно он избрал себе столь отдаленное местожительство из-за своего приработка. Маг занимался улучшением пищевых качество производимого на островах напитка, мечтая перебить запах водорослей и тем самым сделать напиток более дешевым и еще более популярным. Посему уже на подходе к небольшому, сложенному из камней дому тяжелая вонь перебродивших водорослей сбивала с ног, вызывала рвотные позывы и одно единственное желание — удалиться отсюда и как можно дальше. Посторонние ароматы присутствовали, но вонь была сильней, крепко удерживая свои лидирующие позиции.

Не смотря на это, очередь желающих попробовать на халяву очередное творение Лохмача, оценить его вкус, крепость и аромат не иссякала. Дегустаторов не отпугивала ни вонища, ни отсутствие гарантии их выживания.

Риль поморщилась, приложила платок к носу — ткань помогала плохо. Около дома ветер еще как-то разбавлял колыхающее облако, а вот внутри помещения дышать можно было с трудом. Грозный на плече покачнулся, сипло крякнул и постарался не дышать, даже глаза прикрыл, чтобы от вони не слезились.

— Кого еще принесло? — сипло вопросил угол.

— Привет, Лохмач, — капитан вежливо поклонился углу, — Вот, одну убогую привел. Глянь, может, поможешь чем.

Риль нахмурилась — ее сейчас за больную рыбачку примут, неизвестно какую заразу подхватившую.

— Пусть к Бортихе идет. Она по бабам спец, — ворчливо отозвался угол.

Замечательно! Этот специалист по вони, единственным достижением которого стало абсолютное загрязнение маленького участка суши, еще и помогать не хочет! Да после него здесь лет сто никто жить не сможет!

— Уважаемый, — терпение Риль закончилось, — мне нужна ваша помощь, чтобы снять антимагический ошейник. Боюсь, Бортиха их в глаза никогда не видела.

Темный угол, наконец, заинтересовано зашевелился, и из него к окну выползла человеческая фигура. Лохмач выглядел под стать своему жилищу — длинная, потрепанная рубаха, серые, но вполне еще целые штаны, стоптанные сапоги и абсолютно лысая голова. Маленькие глазки немного терялись под огромным покатым лбом. Нос тоже был довольно выдающимся, а вот губы привыкли сжиматься в тонкую презрительную линию.

— Оше-ейник, — протянул Лохмач, и лысая голова качнулась в разные стороны, словно, удивляясь этому слову, — покажь, — требовательно произнес он и, внезапно, за одно движение оказался рядом с Риль, сильными пальцами ухватил девушку за подбородок. Гронн зашипел и постарался лишить наглеца пальца, но Лохмач уже ловко отдернул руку, задумчиво хмыкнул, почесал голову и, произнеся: "Грызь-порошок достанете — сниму", удалился в свой угол. Там что-то загремело, завоняло еще сильней, а затем стихло.

— Пошли, что встала, — сдавленно прошептал Дон Маррон. Долго сдерживать дыхание даже ему было не под силу.

— Как это пошли? — уже на свежем воздухе начала возмущаться Риль, — Куда это пошли? И что за порошок этому лысому Лохмачу понадобился?

— Ох, и говорливая же ты, — поморщился капитан, дыша полной грудью, — Ну, что здесь непонятно? Грызь-порошок любой металл берет. Щепотку на ошейник кинем, враз дыру в нем прогрызет.

— И где его достать? — уточнила девушка, подозревая худшее.

— Где-где, — тяжко вздохнул Маррон, — на материк идти надобно. В Лустру. Есть у меня там знакомый торговец, приторговывает он им иногда. Дорогой, правда, зараза этот грызь. Щепотка чуть меньше моего корабля стоит.

Пришлось пообещать, что за этот порошок она расплатится сама, как только от ошейника избавится и доберется до имеющегося у нее золотого запаса, мол, успела кое-то скопить — готова потратить на собственное освобождение. Риль, правда, не представляла, сколько стоит такое корыто, в крайнем случае, придется оставить одно из Ластиных колец в качестве залога. Ничего, он его потом выкупит.

Два кольца, одно — подарок на помолвку, второе — обручальное, — все, что у нее имелось из драгоценностей. Девушка еще в темнице предусмотрительно спрятала их на груди, повесив на цепочку рядом с амулетом, подальше от чужих глаз и ненужных вопросов. Сам амулет представлял собой ценность разве что для мага. Изящная капля серебра была подарком свекрови на свадьбу. Идеальный накопитель энергии, пока, правда, пустой, так как до такой ювелирной работы, как закачивание энергии в материальные предметы, в своем обучении она еще не дошла. И, по словам наставника, дай Создатель ему долгих лет жизни и терпения, еще не скоро дойдет. Конечно, снести половину дворика любой недоучка может, а вот обуздать потоки энергии, сложить нити в одну и направить в нужный предмет... н-да не будем о грустном. Риль вздохнула. Учеба и в Академии не была простым делом, а теперь, когда за нее взялись драконологи, превратилась в настоящую пытку. Увы, геройство проходит, остаются тяжелые повседневные будни.

— За грызь, я так и быть расплачусь, — задумчиво проговорил капитан, внимательно рассматривая морской горизонт, — но за тобой должок останется, вернее два. Первый — за то, что от крылатого дружка тебя спас, второй..

— За второй, — перебила его Риль, пусть невежливо, но терпеть наглость капитана выше ее сил, — я предпочту расплатиться золотом. И разве обучение вашего племянничка и мытье палубы не достаточная оплата?

— Ха, красотка, я бы сказал, что может стать достаточной оплатой для Дона Маррона, — капитан приосанился, выпятил грудь вперед, демонстрируя, кто и в какой степени может принять платеж, но Риль лишь презрительно хмыкнула — патлатые капитаны ее не прельщали. Гронн предупреждающе раскрыл клюв и встопорщил перья, Маррон оглядел обоих, сплюнул на камни и буркнул: "Сама же пожалеешь", но сдаваться не собирался и решил прижать наглую магичку по-другому.

— Значит, так, — продолжил Маррон с хмурым видом, — всё это обучение, а то я не вижу, какой дурью вы маетесь, и махание мокрой тряпкой пойдет в оплату проезда на моей Орлине, да питание твое и вот этого облезлого проглота. Или ты думаешь, что и дальше я буду с тобою возиться за просто так или за мифическое золото? Ха, да разве может такая недотёпа что-то там накопить? Небось, весь заработок на платья, да побрякушки спускала? Хотя, о чем это я, у тебя даже побрякушек нет. Либо ты мне услугу должна будешь, точнее две, либо разбирайся сама, как хочешь.

Капитан сложил руки на груди и замер, давая девушке пару секунд на раздумье. Риль сжала руки в кулаки, потом заложила их за спину. Очень хотелось врезать этому наглецу, да не один раз. Вот только здесь она одна, заступиться на нее может только гронн, но он еще маленький. Лейтор, конечно, неплохой парень и годится на роль защитника, но не помощника. При всем многообразии вариантов: попробовать побить капитана — хоть душу отвести; уломать мага связаться с пространственниками — нормальный здесь сидеть не будет, только сумасшедший или опальный, а такой нарушать свое добровольное заключение ради девчонки никогда не станет; научить Лейтора магической связи — если только на небе слова нарисовать, дальше раскрашивания предметов дело у них так и не пошло; из самых приемлемых оставался только один — торговаться. И Риль торговалась.

Начала с душевно-трогательного — спасения безвинно-пострадавшей девушки из лап жестокого чудовища — не проняло. Капитан лишь понятливо качнул головой и сказал, что некоторые только и мечтают о похищении, а потом сами на шею кидаются. И вообще, откуда ему знать, может, чешуйчатый всего лишь осторожничал. Вдруг у магички жутко вредный характер, чуть, что сразу тяжелым, гм, заклинанием в лоб бьет.

С какой бы радостью Риль продемонстрировала этот вредный характер капитану прямо сейчас... Оставалось лишь прикусить губу и взывать к собственному хладнокровию. Хладнокровие отыскалось с трудом, погребенным под кровавыми помыслами.

Риль от совести перешла к выгоде. Капитан оживился. Но воображаемая куча золота за ее спасение, его не устроила. У Дона Маррона, видите ли, плохо с воображением, зато очень хорошо со счетом. Пришлось, скрепя сердцем, пообещать услугу, но только одну: без убийств и в пределах ее способностей и умений. На эту оговорку Риль рассчитывала очень сильно. Способности у нее были, а вот умений пока маловато набиралось.

Вторую часть сделки — грызь-порошок — она могла оплатить золотом или отдать услугой. Похоже, обучение племянничка дядю больше не интересовало. Он решил не ждать, пока выучится родственник, а обзавестись магиней в должниках прямо сейчас.