Баловень судьбы (третье продолжение)

— Да у вас образовался клуб гедонистов! — поразился Антон. — Пожалуй, я схожу на эту вечеринку.

— Кто такие гедонисты?

— Это люди, провозгласившие подлинной жизненной ценностью чувственное наслаждение.

— А! Мы привыкли называть таких людей эпикурейцами.... Но мы все же другие: нам доступны не только наслаждения тел, но и наслаждения разума, проникающего в тайны природы, мира вокруг нас. А максимальное наслаждение, мне кажется, можно получить, добившись разрушения несправедливого государства и создания на его обломках общества свободы, равенства и братства! Ведь Вы испытали этот апофеоз чувств, когда во Франции была провозглашена республика?

— Увы, меня тогда во Франции не было. Зато высокое наслаждение я получал в битвах, завершавшихся нашими победами....

Когда Антон в компании с Клементе переступил порог двухэтажного обширного дома, принадлежавшего супругам Сан-Феличе, и увидел устремившуюся к ним с улыбкой хозяйку, то обомлел: так она оказалась похожа на Монику Беллучи! Его оторопь тотчас была примечена Луизой, которая спросила:

— Я Вам кого-то напомнила?

— Да, белла донна, — склонился перед ней уже взявший себя в руки Антон. — В Париже у меня была знакомая итальянка, поразительно похожая на Вас.

— Что значит была? Она умерла?

— Нет, сплендида падрона (великолепная госпожа), всего лишь вышла замуж, но неудачно: муж увез ее в провинцию и с тех пор ее никто не видел.

— В самом деле, неудачно. Но с кем я имею удовольствие разговаривать?

Антон выразительно взглянул на Клементе и тот включился:

— Перед Вами, белла Луиза, стоит Антуан де Фонтенэ, сотрудник посольства Франции.

— А! Это о Вас мне сегодня Элеонора пела дифирамбы и теперь я вижу, что ничуть не приврала: Вы натуральный тентаторе (искуситель).

— Перед Вашей красотой я могу быть лишь просителем, донна перфетта (совершенная).

— Что ж, не желаете быть искусителем, вставайте в ряды просителей — их в моем доме бывает достаточно много....

К этим уничижительным словам реинкарнация Моники Беллучи добавила негодующий взгляд и поспешила навстречу новой паре гостей. Антон же уловил сочувствие Клементе, снисходительно ему улыбнулся и сказал:

— Еще не вечер, джовани (молодой человек)....

Через пару минут Клементе подвел Антона к высокому меланхолическому господину лет сорока, который оказался мужем Луизы. Тот скользнул по французу взглядом, спросил его мнение о неаполитанской погоде и вдруг оживился, узрев на входе ту самую титястую дамочку, что была сегодня у герцога делла Торре.

"Неужели и Элеонора де Фонсека сюда явится?" — загадал Антон с холодком в душе, но напрасно: эта взрослая революционерка до гедонистов не снизошла.

Вечеринка у Сан-Феличе началась (присутствовало 8 дам и 12 мужчин) более привычно для Антона: с выпивки. Были открыты бутылки с шампанским (для дам) и с рубиновым Лакрима Кристи для мужчин. Закусывали сыром, засахаренными фруктами и шоколадным мороженым под названием "Ледяная неаполитанка". После двух бокалов шампанского Луиза дала знак, и с балкона, на который гости не обращали до той поры внимания, полились в зал нежные звуки вальса в исполнении струнного квартета. Бывалые мужчины тотчас разобрали женщин и, тесно прижав их к себе, стали медленно кружить добычу по залу. Антон и Клементе остались стоять у стола с бокалами вина в руках и наблюдать за чувственными удовольствиями танцующих. Некоторые женщины ставили все-таки преграды напирающим самцам, другие вполне отдавались объятьям, а третьи умудрялись сохранять видимость олимпийского спокойствия в тисках мужских рук и ног — к ним относились как раз Луиза и Элеонора.

Наконец, музыка смолкла и пары распались (с поклоном от кавалеров). Клементе придвинулся ближе к дамам, но при новых звуках музыки вновь не успел завладеть рукой Луизы и вернулся раздосадованный к неподвижно стоящему Антону. Впрочем, заиграли бесконтактную и слишком подвижную тарантеллу, которую дамы, тем не менее, отплясывали с большим энтузиазмом. После этого танца все подошли к столу и не спеша осушили по бокалу вина (и, соответственно, шампанского). Каким-то образом Луиза оказалась подле Антона и спросила с наигранным беспокойством:

— Вы что же, Антуан, не умеете танцевать?

— Вальс танцую, но иначе, чем здесь принято.

— Хорошо, — решительно сказала Сан-Феличе и громко объявила: — Вальс! Дамы приглашают кавалеров!

Тотчас она повернулась к интересному чужеземцу и предложила: — Покажите мне, как танцуют вальс в Париже....

Антон встал бок о бок с дамой, завладел ее левой рукой, обвил правой рукой ее бедро, притиснул к своему и пошел плавно вперед под звуки музыки — ощущая, как в месте соприкосновения бедер возник общий кровеворот. В середине зала он не спеша совершил перекат спиной по спине дамы (порождая в ней сладостный озноб), притиснул к левому боку ее другое бедро и повлек даму вновь вперед, до конца зала. Здесь он, наконец, развернул ее к себе лицом, сжал изящные кисти и, раскинув руки в обе стороны до отказа, стал совершать медленные вращения в полном соприкосновении "грудь в грудь". Его неожиданные приемы возымели эффект: Луиза отбросила маску спокойствия и танцевала, полуприкрыв глаза, с выражением экстаза. В завершающей фазе танца Антон забросил ее податливые руки к себе на шею и сжал восхитительно полные бедра, слегка натаскивая их на самую пылающую часть своего тела....

— Да, Париж это Париж! — с хрипотцой произнесла Луиза по завершению танца. А еще она заглянула Антону глубоко в глаза и медленно провела пальцем по его телу, от горла до пупка. Он твердо выдержал этот взгляд и сделал ответную медленную ласку пальцем, но по спине (от шеи до копчика) — зная, что порождает под ее кожей сладкий трепет.

— Какие еще парижские развлечения ты знаешь? — шопотом спросила Сан-Феличе.

— Ручеек, — сказал Антон, улыбаясь.....

Глава шестьдесят шестая. Из коляски на бал.

В назначенный день Антон отправился в Казерту, причем от особняка Сан-Феличе: Луиза, вопреки утверждениям Клементе, не желала и на час расставаться с новым возлюбленным. В Казерту она, впрочем, не поехала, зная, что на весенний бал во дворец ее не пустят. Зацелованный и грозно предупрежденный насчет шашней с аристократками и особенно с "этой Хамильтон", Антон откинулся на подушку, подаренную Луизой, и сладко подремывал всю дорогу — в Неаполе спать ему приходилось очень мало.

Бернар де Шовелен встретил его с облегчением:

— Я полагал, что Вы манкируете приглашением королевы — и тогда мог состояться дипломатический скандал!

— Я не враг своей стране, — кротко сказал Антон. — А Вы не поинтересуетесь, смог ли я наладить связи в среде демократов?

— Интересуюсь. Наладили?

— Практически со всеми. Но предупреждаю: их немного и связи с народными массами у них нет. Лаццарони совершенно не имеют представления о республиканском строе, о возможности жизни без короля.

— Вы вразумили местечковых демократов?

— Активно пытался. А вразумил ли — покажет время.

— Которого у нас, напоминаю, нет. Кстати, Вашу поразительную активность подтвердил мой агент, вот только направлена она была не на помощь демократам, а на ублаготворение чувственности некой Луизы Сан-Феличе!

— Ваш агент не врет, но он не понимает, что теперь немногочисленные женщины-демократки будут активно мобилизовать неаполитанских мужчин на сотрудничество с демократами Франции.

— Это если неаполитанцы не взревнуют и не пожелают послать в тартарары наглых французских республиканцев....

На бал Антон решил пойти в своем почти не надеванном полковничьем мундире: темно-синего цвета с белым шейным платком, золотыми эполетами, красным кушаком, белыми лосинами и черными сапогами-чулками под колено. Вид себя в зеркале его вполне удовлетворил, а когда он чуть вздернул подбородок, то расхохотался: настолько фанфаронистым получился изображенный вояка.

В качестве танцевального был избран зал Астерия, на торцевых стенах которого красовались золоченые барельефы какой-то девы и пары воинов в латах, плафон избражал житие божеств, а мраморная мозаика пола манила к скольжению и порханию. Вдоль длинных стен зала впритык стояли низкие кушетки, на которых уже разместились во множестве аристократические дамы. Мужчины, тоже многочисленные, роились у нескольких входов в зал и в смежном зале. Под золоченой девой стояли два трона для королевской четы, а также кушетки для их двух взрослых дочерей: Марии Кристины 18 лет и Марии Амалии 15 лет. Отдельно стояло кресло для наследника престола Франческо, которому шел 20-й год и он вот-вот должен был отправиться в Тоскану за своей невестой, Марией Клементиной Австрийской.

Вдруг из дверей притронной стены вышли два герольда с длинными посеребренными трубами и выдули из них прекрасную трель. После чего из тех же дверей в зал вошли бок о бок король и королева, а следом их взрослые дети. Дамы дружно поднялись с кушеток и присели в церемонном реверансе, а мужчины совершили куртуазные поклоны. Фердинанд (одетый практически одинаково с Антоном, хоть и без красного кушака!) и Каролина (в лиловом шелково-муслиновом платье, раздвинутым в стороны посредством панье, и с замысловатой прической, в которую была вплетена небольшая брильянтовая корона) синхронно опустились на троны. Чуть позже их скопировали Франческо, Кристина и Амалия, аристократки же присели по манию королевской руки.

Король тем временем встал с трона и заговорил:

— Signori e signore! Я рад приветствовать в своем летнем дворце весь цвет неаполитанского дворянства, собравшегося здесь на первый королевский весенний бал. Эти балы заведены нашими предками с благой целью: свести вместе молодых дворян и дворянок, дать им присмотреться друг к другу и непременно найти свою половинку, с которой дальше жить на свете и плодить детей для себя и своей страны. Ну а женатым господам и дамам будет приятно вспомнить свой первый бал и возродить в сердцах трепет молодости.

После этих слов Фердинанд повернулся к Каролине и предложил ей свою руку. Королева встала с трона и оркестр, расположившийся у противоположной торцевой стены, заиграл торжественный полонез. Франческо встал вслед за ними, повернулся налево, и к нему тотчас припорхнула молодая аристократка из дам, сидящих поблизости. К королевским дочерям столь же сноровисто подскочили два молодых придворных и повели их в кильватере процессии. Ну, а к ним стали присоединяться пары в необязательных сочетаниях.

Французские дипломаты держались пока друг подле друга. Когда хвост сформировавшейся процессии стал проходить мимо них, Бернар взял за руку свою Эрминию и присоединился к нему. Анриетта тотчас вцепилась в руку Антона и тот, извинительно улыбнувшись ла Краберу, пошел рядом с ней. Но голова процессии почти сомкнулась с ее хвостом, и оказалось, что король и королева идут всего лишь метрах в пяти за Антоном и Анриеттой. В результате, когда полонез завершился, Каролина сказала звучно:

— Мсье де Фонтенэ, пожалуйте к нам на пару слов!

Антон поклонился Анриэтте и пошел за королевской четой к тронам.

— Итак, с какой целью Вы оделись подобно мне? — с притворным гневом спросил Фердинанд, глядя весело на Антона.

— Тому виной скудость моего гардероба, Ваше Величество, — со вздохом ответил Антон. — У меня всего два приличных наряда: тот, в котором Вы меня уже видели и вот этот полковничий мундир.

— И как нам выйти из этой ситуации? — спросил король.

— Я выйду из дворца и конец ситуации, — сказал с улыбкой Антон.

— Не-ет, это слишком просто и к тому же несправедливо, — воспротивился король и тоже хитро заулыбался. — Предлагаю Вам танцевать впредь с моей женой и теми, на кого она укажет, а я пойду заниматься другими делами. Ты не будешь против, Каролина?

— Знаю я Ваши дела, Фердинанд. Опять пойдете с лаццарони на пруд, ловить рыбу? Или все-таки на фабрику, к ткачихам и швеям?

— Кароли-ина.... — укоризненно протянул король, покачал еще головой, потом напомнил де Фонтенеэ снять кушак, повернулся и вышел из зала. Королева же, ничуть не досадуя, сказала:

— Придется Вам, Антуан, сегодня постараться. Только не говорите мне, что не умеете танцевать менуэт, кадриль и вальс....

— Вальс умею, а менуэт не очень, — признался Антон.

— Тогда на менуэт я дозволяю Вам пригласить мою подругу, леди Хамильтон — она тоже в нем все время путается. Я же потанцую со своим молодым обожателем Луцио де Роккаромана и похихикаю над вами с Эммой....

Глава шестьдесят седьмая. Эмма, Каролина и другие....

Знаменитая леди Гамильтон, подошедшая к трону по зову королевы, не произвела на Антона того впечатления, которого он ожидал. Она была вполне свежа для своих 32 лет,имела правильные черты лица, карие глаза, пышные рыжеватые волосы, двигалась легко и плавно, но тело ее было, на взгляд жителя 21 века, чересчур дородно. "Какая там она леди, сразу видно, что дочь кузнеца" — мелькнуло в голове попаданца. Но тут Эмма перевела заинтересованный взгляд на неожиданного знакомца Каролины, заговорила с ним бархатным контральто и в душе Антона, вопреки его воле, возникла тяга к опытной искусительнице. Напрасно он в качестве противовеса вызывал в себе образ Моники-Луизы — рыжеволосая ведьма с каждым словом все более и более располагала к себе.

Тут по мановению королевы вновь заиграл оркестр и в зале с прекрасной акустикой зазвучал хорошо знакомый Антону менуэт Боккерини. Сначала музыканты играли его в замедленном темпе, давая танцорам время на приглашение дам и построение первой фигуры. Антон и Эмма взялись за руки, переплели непроизвольно пальцы и впустили в себя токи друг друга. Копируя слепо движения соседней пары, они то сходились, заглядывая друг другу в глаза, то расходились, но расплетения пальцев не допускали. Желание медленно, но верно взращивалось в их телах. Под конец танца они трепетали от всякого нового соприкосновения, от каждой встречи взглядами. Потискивать пальцы леди Гамильтон Антон продолжил и на обратном пути к королеве.

— Вот так раз! — удивленно сказала Каролина. — Мало того что вы ни разу не сбились во время менуэта, так еще и расцепиться до сих пор не можете!

— Не получается, — сказала Эмма с ноткой ужаса. — Этот французский полковник меня загипнотизировал!

— Глупости, — холодно возразила королева и развела руки своих подопечных. — Следующий танец я прошу Вас, де Фонтене, предложить моей старшей дочери Кристине.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — отчеканил Антон и деревянным шагом направился к кушеткам королевских дочерей. Он уже успел их разглядеть и посочувствовать: очень уж их не красили длинные наследные носы.

— Следующим танцем будет вальс, — осведомила Антона через полчаса королева, — и Вы будете танцевать его со мной.

— Почту за великую честь, Мадам, — куртуазно поклонился Антон. — Но должен ли я танцевать его сдержанно или Вы позволите мне проявить чувства?

— Для чего мне Ваша сдержанность? — фыркнула Каролина. — Я всегда ожидаю от танца удовольствия....

Оркестр заиграл тот же самый вальс, что звучал на памятной вечеринке у Сан-Феличе. Шевалье де Фонтенэ встал с Каролиной в классическую позицию (ее левая кисть лежит на его правом плече, правая — на его левой ладони, а его правая кисть покоится на переходе от женской талии к панье — разновидности кринолина), потянул королеву на себя и медленно повел по кругу, приучая к своим рукам. Королева двигалась легко, четко совершая полуповороты, а слушалась безоговорочно. Тогда Антон стал плавно убыстрять вращения и, в конце концов, они стали двигаться и вращаться в два раза быстрее остальных танцоров. Но он настолько уверенно держал свою партнершу в руках, что она ни на миг не усомнилась в правомочности его действий и лишь счастливо улыбалась и временами даже смеялась, осуществляя полет по залу. Когда последние звуки музыки смолкли, и Антон плавно затормозил этот полет, Каролина попыталась идти самостоятельно, пошатнулась и сказала со смешком: