Потом все исчезло, и они оказались в преддверии помойной ямы.
— Ты бывший бомж и это должно быть тебе знакомо.
Это запах мусорки не спутать ни с чем, только концентрация чрезмерная, нос воротит.
Было видно, как плавают и копошатся мокрицы, черви, мохнатые жуки, липкие гусеницы.
Прямо в ямах отчаянно ползали узники; мужчины и женщины. Они напоминали обтянутые сплошной коростой скелеты, их раны исходили гноем.
— Ух, ужасно! Иван обернулся. А этих за что так.
— Они думали, что человек это звучит гордо, а на самом деле были лишь жалкими пигмеями. Вот теперь принижена их гордыня. Вот видишь, что бывает с теми, кто не хочет признать над собой господство яццовых. Теперь черви грызут их кости, и так будет продолжаться вечно, ведь королева не любит гордецов.
— А где находятся величайшие преступники прошлого, например Гитлер?
— И это ты хочешь знать? Среди легких проступков, ведь то, что он загубил множество народа, это так мелочь. Люди ничего не стоят, и убивать, жечь их не грех. А вот что он был вегетарианцем и не ел священного нашего мяса, это зачлось ему в плюс. Так что теперь его и не мучают, он видимо прислуживает нашим господам в другом мире.
— Каковы господа, таковы и слуги. — Философски заметил Иван.
— Вот вы тоже должны брать пример с Гитлера. Он был очень угодлив и вежлив перед новыми хозяевами. Но тебе видимо не терпится узнать, что стало с остальными людьми, ну что мы тебе покажем. Но сначала чтобы усмирить твою гордыню мы окунем тебя в это кошмар.
Сюсюлина связали, поддели за крюк и окунули в помойную жижу. Практически сразу на его раны обрушились черви и прочая мерзость. Они столь активно грызли его, что спустя несколько минут от Ивана остался только один скелет. Потом, отправившись, мясо наросло удивительно быстро, они снова продолжили его пожирание. Но самое паскудное не это, а когда они ползали в ранах, зуд стоял не терпимый. Спустя некоторое время Сюсюлин сам стал раздирать эти раны, рвать артерии и жилы. Как только он не сошел с ума, но рассудок вполне мог повредится.
— Ладно, заканчивай, а то видишь, блаженствует. Давай поработай.
Иван подхватили, набросили на шею веревку и поволокли. Петля безжалостно его душила, не хватало воздуха истерзанным легким.
— Что собачка ошейник жмет. Не надо быть строптивым.
Сюсюлин оказался в пустыне, там он увидел ужасающе иссохших людей, многие из них особенно женщины не могли не вызвать страшную скорбь. Вот пятерка совсем юных ребят волочет пятидесяти тонную глыбу. Такого не должно быть по всем физическим законам, сидящий на стремени черт бьет их нейтронным хлыстом. Видно нечеловеческое напряжение каждого мускула, жилы готовы лопнуть.
— Это тебе не крест, где отдыхают. Потрудись и ты сам. — Бес присоединяет его к глыбе.
— Тут у тебя будет отличный стимулятор.
Теперь Ивану предстояло работать. Его безжалостно избивали, подгоняя, и он вынужден был тащить неподъемную ношу. Здесь он познал другую меру страданий, и они переполнили его сердце. Самое главное это была полная бессмысленность проделанной работы, их заставляли возить глыбы по кругу, а затем подымать на вершину, а после спускаться. И так беспрерывно. К тому же черти активно подсыпали под ноги раскаленные угли, гвозди и битое стекло, за Иваном тянулись сожженные окровавленные следы босых ног. Он казалось бессчетное количество, раз падал, но потом удар нейтронного хлыста заставлял его подыматься. От прикосновений потока элементарных частиц била судорога, она была настолько мучительной, что заставляла двигаться через не могу.
— Ну, как рабочая обезьянка. — Спросил черт. — Это тоже еще только цветочки, впереди тебя ждут муки гораздо страшнее. В частности ты хочешь испытать раздвоение?
— Это как? — Спросил голосом страдальца Иван.
— Мучиться сразу в нескольких ипостасях. Мы разделим тебя на несколько частей, и ты получишь куда более разнообразную гамму ощущений.
— Нет, не хочу такой радости.
— А кто тебя спрашивать будет. — Черт достал подобие лучемета, навел на Сюсюлина и нажал на курок.
В следующее мгновение Иван почувствовал, что у него будто стало два тела. Одно по-прежнему волокло тяжелый груз, а другое висело на кресте. И в том и в ином случае сохранялась абсолютная полнота ощущений.
Сюсюлин чувствовал в прибитых гвоздями кистях, тело стало тяжелым, так как к ногам были привязаны глыбы камня. Для того чтобы совсем не задохнуться, он вынужден был подтягиваться. На голове у него был колючий венок. Он ужасно впивался в череп, увеличивая страдания. Каждый вздох сопровождался мучительными спазмами. И в тоже время он продолжал надрываться, волоча не подъемную глыбу. Трудно сказать что причиняет большие страдания, но когда это накладывается одно на другое то получается такой праздник плоти.
— Ну, как тебе нравиться? — Одновременно спросили его два черта.
Иван отрицательно мотнул головой.
— А ведь мы можем усилить пытку, давай сразу три ипостаси. И ты ведь был студентом, следовательно, тебе нужно, что более изощренное и техногенное.
Не успел Иван моргнуть глазом, как его тело оказалось спрессованным в плиту. Затем Сюсюлин ощутил на себе тяжесть космического корабля. Сдавило все кишки, трещали кости, несколько ребер лопнуло. Затем прозвучал сигнал к старту и сопла вспыхнули, разогретая до многих миллионов градусов плазма обожгла плоть. Когда так раскаляет ощущения невыносимого жара такие, что пронзило каждую клетку, пылая, страдала мельчайшая частица тела. Потом звездолет оторвался, взлетел вверх, на мгновение стало легче, но едва Иван успел перевести дух, как корабль взорвало, и на него обрушились обломки.
— Браво! Произнес черт, похлопав в ладоши. — Это называется вечный старт.
Затем звездолет возник вновь, снова горят ступени, сверхжаркого огня, затем взлет и снова падение. Ощущение необычности на мгновение затмил предыдущие воплощения ада. Потом Сюсюлин вновь стал воспринимать все одновременно.
— Добавить четвертую тебе или хватит.
— Конечно, хватит. — У Ивана и так от мук психика достигла предела.
— Нет, с ума ты не сойдешь, это уменьшило бы твои страдания. У тебя хорошая плоть чувствительное юношеское тело, но мы способный изменить его параметры и переместить твой в какую ни будь другую ипостась. Хочешь поэкспериментируем?!
— Отпустите меня, пожалуйста, прошептали истязаемые формы Сюсюлина.
— Ну, уж нет! С тебя этого мало. В кого бы тебя превратить — я думаю метеорит.
Ивана подбросила в высоту. Он оставался сам собой и при этом ощущал себя глыбой камня. Хаотически, прыгая из стороны в сторону, он перемещался в вакууме. И здесь страдания были невыносимы. Множество звезд жгли его разнообразными лучами, от простых до рентгеновских. Но особенно болезненным было альфа и гамма излучения. Части его тела, то нагревались, то наоборот остывали. Поверхность трескалась, отваливались целые куски, и при этом его холодило мертвое безвоздушное пространство, а легкие казалось, вот-вот разорвутся от недостатка кислорода. Сюсюлин безраздельно страдал, превратившись в камень, он не утратил чувствительности. Иногда в него попадали мелкие осколки от других метеоров или он натыкался на острые обломки спутников. И это также причиняло невыносимые страдания.
— О Боже, спаси меня от этих маньяков, до чего дошло их дикое воображение. Ну не ужели рогатые могли до такого додуматься.
А черти продолжали строить рожи. Позволяя переваривать четырехкратно усиленные мучения.
Тут тело-метеорит стало притягиваться исполинской планетой. Сюсюлину стало страшно, но он не мог даже пошевелиться, плоть хоть ощущает все, но абсолютно беспомощная. Иван влетел в плотные слои атмосферы, его поверхности расплавило, затем корпус стал испаряться, он просто сгорал в атмосфере. Это стало дополнительным стимулом в океане учений. Наконец болид окончательно аннигилировался и Сюсюлин возник в космосе. Карусель истязаний продолжилась.
— Четыре вида пыток одновременно этого мало. Вот почему бы тебе парень не испытать что-то на пятое.
— Опять космическое? — переспросил другой бес.
-Нет историческое? — Как тебе мой друг нравятся фашисты? — Улыбаясь, черт показал три ряда кривых зубов. А у другого демона выросли в размерах щупальца; концы заострились.
— Я их ненавижу!
— А придется полюбить. За одно ты как относишься к евреям.
— Вполне нормальный очень талантливый народ. — Сквозь многоуровневую волну боли произнес Иван.
— Вот отлично станешь жидом. Вернее маленьким жиденком.
Спустя мгновение Сюсюлин ощутил себя мальчиком лет восьми-девяти. Он был совершенно голым, а рядом с ним стояли такие же нагие мальчишки. Им стригли волосы, было холодно и уныло, вокруг серые стены барака, колючая проволока, лают собаки.
Машинка была очень тупой, они вырывала клочья волос, но еще страшнее был зловещий шепот.
— Сейчас нас отведут в крематорий.
Когда закончилось мучение с волосами, злобные фашисты в черной форме и с эмблемой череп с костями, нанося удары, построили их. Иван обратил внимание, какие худые были дети, шагающего перед ним мальчика была видна каждая косточка, спина превращена в сплошной синяк со шрамами и писугами. Их вывели на улицу, шел снег, босые ноги ребенка обжигались об белую поверхность, чуть подкрашенную замершей кровью. По рядам прошлась плеть, хлесткий удар обрушился на едва покрытые кожей ягодицы Сюсюлина.
— Держите ногу жидовские твари.
Было видно, что дети стараются из-за всех сил, мелькаю ряд в ряд раскрасневшиеся голые пятки. В животе у Ивана пусто голод грызет кишки, кислота душит желудок. С лаем к ним подбегают овчарки, они кажутся бешеными, пасти исходят пеной. Одна из них самая яростная едва не перекусывает тощую ногу Сюсюлина. Мальчику страшно, но тех детей что сорвали, загоняют обратно в строй острыми штыками. Наконец их вводят здание, испускающее сильное зловоние. Иван, да и другие дети совсем продрогли и посинели. Первоначально шагая по горячему стальному полу, он испытал блаженное ощущение. Потом стало припекать, и Сюсюлин отплясывал гопак. Его уста шептали еврейскую молитву.
— Смилуйся Яхве. Подари жизнь мальчику! Низвергни нацистов в шеол!
Жечь детские ступни стало сильнее, многие ребята уже начали кричать и плакать, а запах паленого мяса стал невыносимым.
Мальчиков очень много их спрессовали в плотную, затем звучит сигнал. Пол начал наклоняться. Стоящие с края дети медленно, но верно соскальзывали в геенну. Ребята цеплялись друг за друга, старались ухватить гладкий раскаленный пол, но все тщетно. Даже не смотря на все пережитые страдания, сердце у Сюсюлина бьется как пулемет.
Вот приходит и его черед соскользнуть в преисподнюю. Пламя охватывает его и следует ни с чем не сравнимая боль, кожа сгорает быстро, а кости в сладострастном упоении лижет огонь. Сюсюлин переживает каждую секунду в отдельности, затем когда последняя косточка истлела он оказывается снова в строю. Ужастик повторяется вновь и вновь.
— Вот так ты уже достиг пятой ступени. — Вмешивается черт. — Но ведь этого тебе мало, нужно прибавить оборотов.
Глаза Сюсюлина ничего не выражали, он был настолько перегружен эмоциями что не мог говорить. Демон с голым черепом предложил.
— Раз мы вернулись к человеческой истории, то может снова, повторим эпизод с немцами.
Что ты предпочитаешь; самолет или танк?
Черт хрюкнул.
— Конечно, самолет он гораздо динамичнее.
— А какую ему дадим плоть?
— Лучше всего девушки, мужчины так омерзительны.
Вновь в который раз ландшафт изменился. Сюсюлин почувствовал себя летящим в самолете, вот он сбит и падает. В самый последний момент перед тем как врезаться летчик успевает выпрыгнуть с парашюта, но едва натянулись лямки, как последовал удар и мгновенная потеря сознания. Ивана подхватили под руки и плеснули водой в лицо, вокруг видны озверевшие лица, свастики, эмблема СС — две молнии. С него срывают одежду, и Сюсюлин с ужасом видит две отросшие женские груди. Их мнут, щиплют, дергают. Потом начинают срывать портупею. Иван отчаянно дергается, брыкается ногами. Его бьют прикладом по голове, потом рвут трусы, залезая грязными руками в интимные места. Сюсюлин ревет как баба, женское тело оказывает влияние на разум. Он знает, что должно произойти и трепещет в преддверии этого.
— Что шлюха, ночная ведьма попалась, теперь испей чашу унижения за погибших товарищей.
Иван почувствовал острый кол у себя в паху. Его принялись с остервенением насиловать. При этом Сюсюлина имели два мужика сразу. Это было не столько больно как унизительно, его мужчину "петушили" как последнюю проститутку. Их было много, очень много и внутри у него все порвали залив ядовитым семенем. Иван думал, что на этом все кончиться, но фашисты нашли другую муку.
— Она летчица, так пускай полетает!
Сюсюлину надрезали вену, потом щипцами вытянули вену и привязали к самолету.
— Ну, вот распутница. Отправляйся в полет, желаем сказочных ощущений.
Истребитель взлетел, Ивана дернуло и оторвало от поверхности, лишь ветки куста хлестнули по голой, загорелой женской ноге. Самая страшная боль, когда стали вылезать вены, была впереди. Вот казалось, все уже испытал Сюсюлин и нечем его удивить, но ведь нет же, сухожилия вытягиваются и кровь брызжет из глаз.
Самолет выписывал пируэты, делал горки, бочки, мертвые петли. Все это трясло и подбрасывало тело. Иван ревел, одновременно мучились и остальные его воплощения. Затем истребитель стал резко снижаться и Сюсюлин врезался, в землю, потом его протащили по колючками, окунули в вонючее болото. Все это заставляло воспринимать страдания немного по-другому. Казалось у самолета никогда не кончиться бензин. Однако налетав по ощущению не один час он сгорает в вспышке и все опять повторяется.
Черт даже пропел шершавым скребущим мозги голосом.
Знай ты мерзкий чувак
Наше зло не имеет начала!
Ты получишь в пятак
Все опять повториться сначала!
И терновый венец
Острие век веков не притупит!
Твоим мукам конец
Никогда, никогда не наступит!
Как ни странно эти слова, вместо того чтобы добить Ивана его оживили. Он был очень чувствителен к корявой рифме.
— Ты черт заговорил стихами. Значит не все ладно с твоими рогами.
— А тебе я вижу мало. Решил взять не мытьем так катаньем. Ценю чувство юмора заговоренного, куда его теперь определить с седьмой формой пыток. Может в ядерный реактор.
Бес пошевелил щупальцами.
— Семь священное число и это должно быть что-то грандиозное. И такое чтобы страдания переполняли меру.
— Тогда предлагаю вариант — сверхновая звезда, это сожрет его изнутри.
— Великолепно! Слушай Иван-болван! Тебе оказывают особую честь испытать то что мы предлагаем лишь самым отъявленным преступником и главарям мятежников. Устрашись и кайся враг Господний!
Тут перед глазами Ивана закружилось, и он оказался в центре сплошного многомиллиардного пламени, теперь все тело растворилось в нем, и он ощущал ужасающий жар каждой молекулой. То, что он чувствовал, когда погружался в ад, было лишь детским лепетом по сравнению с гласом архангела. Это затмило все прочие ипостаси мук. Его мозг словно набух, разом ощущая триллионы кубических километров раскаленной плазмы. Вот теперь он понял, что такое подлинное ощущение боли, не имеющее аналогов во всей вселенной. И, тем не менее, даже это не было пределом, интенсивность страданий все нарастала — звезда переживала второе рождение. Что такое вспышка сверхновой — сто триллионов атомных бомб сброшенный в одно место. А все переварить разом не может ни одна психика. Иван содрогнулся, в мозгу наступил ступор, последнее воплощение его добило.
