1917: Трон Империи

— Вы знаете, где сейчас Михаил?

Нечволодов усмехнулся:

— Из вашего вопроса, милостивый государь, следует, что сами вы этого, конечно же, не знаете, не так ли?

— Потрудитесь отвечать на мои вопросы, господин Нечволодов, и тогда, быть может, ваша дальнейшая судьба будет не такой уж и печальной.

Они обменялись враждебными взглядами, но ответа Крымов так и не дождался. Пришлось ему продолжать, как будто ничего не случилось.

— Итак, где Михаил?

— Не имею представления, милостивый государь! — премьер явно издевался, наслаждаясь тем, что господин Крымов, похоже, нуждается в нем куда больше, чем сам Крымов или те, кто за ним стоит, нужны самому Нечволодову. — Вы же знаете, что Зимний дворец полон тайных лестниц и подземных ходов. Еще со времен матушки Екатерины Великой монархи могли себе позволить исчезать и появляться самым неожиданным образом! В прежние времена, да простятся мне эти речи, личная жизнь Государей и Государынь Всероссийских протекала весьма бурно и требовала многих неафишируемых возможностей уходить из дворца и возвращаться в него. Откуда же мне знать тайны секретных ходов, посудите сами господин Крымов!

— Издеваетесь? — холодно уточнил генерал.

— Не без этого. — кивнул Александр Дмитриевич.

Крымов смерил его тяжелым взглядом и заявил:

— Напрасно вы лезете в бутылку. Михаила мы возьмем в любом случае. Раствориться в воздухе он не мог, дворец оцеплен, а значит, он где-то во дворце. Если понадобится, мы осмотрим в здании каждый чулан, каждый чердак, каждый подвал, заглянем под каждую кровать, но найдем его, уж будьте покойны. Сейчас идет сплошной обыск, включая помещения госпиталя. Даже если нам придется разбинтовать каждого раненого, мы все равно не дадим ему шанс улизнуть. Так что вариантов у него нет. И имейте в виду, как только мы его найдем, вы перестанете быть нам интересны.

Нечволодов с любопытством посмотрел на генерала.

— И позвольте спросить, зачем я вам нужен? Да, для чего, милостивый государь, вы тут передо мной так распинаетесь, вместе того, чтобы обыскивать все ночные горшки и помойные ведра?

Генерал потемнел лицом, но сдержал гнев, сказав после нескольких мгновений явной борьбы с закипающим в душе бешенством.

— Я уполномочен сделать вам предложение.

— Вот как? Предложение? — Александр Дмитриевич демонстративно уселся в кресле поудобнее и изобразил живейший интерес. — Позвольте осведомиться, от кого предложение? Какой круг лиц вы представляете? Кто вас уполномочил делать предложения премьер-министру Российской Империи?

— Я представляю группу патриотов России. Персоналии пока неважны, достаточно сказать, что в нее входят лица императорской крови, высшие сановники Двора и Империи, высшие руководители армии и промышленности, а также другие значимые лица. — Крымов наклонился вперед и буквально впился взглядом в премьера. — И эта группа делает вам щедрое предложение. Вы должны подписать обращение от имени главы правительства, в котором заявляете о том, что Великий Князь Михаил Александрович незаконно занял Престол, узурпировав власть, и в связи с этим вы признаете Государем Всероссийским Алексея Николаевича, настоящего наследника последнего законного Императора Российской Империи Николая Второго. Ну, и призываете всех подданных принять нового Государя и принести ему всенародную верноподданническую присягу.

— Любопытно. — отметил Нечволодов. — И что же за эту измену я должен буду получить, по вашему мнению?

Крымов усмехнулся:

— Ну, пост премьер-министра вам сохранить не удастся, это понятно. Есть желающие и без вас. Но вот пост любого министра или пост главнокомандующего Северным фронтом я могу вам гарантировать. Или, если угодно, пост главы миссии в любой стране мира. И учтите, что предложение действительно только до момента, когда найдем Михаила. Как только он любым способом покинет этот бренный мир, мы обвиним в подлом убийстве Императора именно вас, — и добавил с издевкой, — милостивый государь...

* * *

ПЕТРОГРАД. МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ. 6 марта (19 марта) 1917 года. Ночь.

— Вот уж не было печали, черти накачали!

Командир Отдельного Корпуса жандармов грязно выругался. И было отчего. Все наличные силы жандармского дивизиона были распылены по разным стратегическим объектам столицы, да так, что само здание МВД охраняла лишь одна рота. То есть лишних сил не было совсем, а протяжные гудки заводов и фабрик говорили, что на улицах вскоре станет очень и очень горячо.

В игру вступала еще третья сила и было совершенно понятно, что первым двум мало не покажется. События развивались стремительно и не факт, что заигравшиеся в борьбу за трон группировки не будут сметены революционными толпами, усиленными оравами бушующих солдат петроградского гарнизона.

Все буквально висело на волоске.

* * *

ПЕТРОГРАД. КАЗАРМЫ ПРЕОБРАЖЕНСКОГО ПОЛКА. 6 марта (19 марта) 1917 года. Ночь.

Стремительно идя по коридорам Преображенского полка, я видел, как вытягивались в изумлении лица, как смолкали разговоры, как щелкали при моем приближении каблуки. На одних лицах была надежда, на других растерянность, на третьих безразличие. Были и те, чьи глаза говорили о том, что видеть своего Государя они не очень-то и рады.

Как бы там ни было, но меня никто не пытался остановить, и моя свита с сопровождавшим нас дежурным офицером штабс-капитаном Брауном едва поспевали за мной. Впрочем, Браун успевал еще и выбегать вперед, показывая мне дорогу к кабинету командира полка.

Еще за пару десятков шагов я услышал разговор, явно ведущийся на повышенных тонах. Подойдя ближе, я увидел, что дверь кабинета не плотно прикрыта и сквозь щель доносятся голоса, показавшиеся мне явно знакомыми. Я остановился и сделал знак сопровождающим не нарушать тишину. Теперь слова были хорошо различимы и мне было прекрасно слышно спорящих.

— Князь, да что же это такое в самом-то деле! Какой может быть приказ в таких условиях! Благоволите дать команду на выступление!

— Барон, вы тут проездом и вообще не имеете касательства к петроградскому гарнизону. У меня приказ генерала Иванова, главнокомандующего округом, и я его буду неукоснительно выполнять!

— Полковник! Ваши слова попахивают изменой!

— Ваше превосходительство, вы не имеете права обвинять офицера в измене, только на том основании, что он выполняет приказ вышестоящего начальства!

— Да вы в своем ли уме, князь? Там идет бой и, возможно, жизнь Императора под угрозой, а вы ищете оправдания своему бездействию! Я отстраняю вас по обвинению в государственной измене и принимаю командование на себя!

— А вы не мой прямой начальник и, следовательно, отстранить меня от командования не имеете права! Я вас сейчас сам под арест отправлю, за попытку подстрекательства к нарушению приказа командования и подстрекательству к мятежу!

Заключив, что дискуссия как раз подошла к своей кульминации, я решительно открыл дверь и вошел в кабинет, где напротив друг друга стояли раскрасневшиеся полковник князь Аргутинский-Долгоруков и генерал-майор барон Маннергейм. Проигнорировав князя, я обратился прямо к генералу.

— Густав Карлович, какими судьбами вы здесь? Давненько мы с вами не встречались. Как поживает ваша 12-я кавалерийская дивизия?

Тот вытянулся и, щелкнув каблуками, доложил:

— Ваше Императорское Величество! Проездом из Гельсингфорса в действующую армию по случаю окончания лечения. Представляюсь по случаю прибытия в Петроград!

Я кивнул, а затем спросил у обоих.

— У вас была какая-то оживленная дискуссия, которую я имел несчастье прервать. Позвольте полюбопытствовать, о чем был спор, господа?

Аргутинский-Долгоруков стоял ни жив, ни мертв. Смертельная бледность разлилась по его смуглому лицу и губы его слегка подрагивали. Маннергейм кинул на него быстрый презрительный взгляд и взял инициативу на себя.

— Ваше Императорское Величество, мы с князем согласовывали порядок выдвижения Преображенского запасного полка на помощь верным присяге частям, ведущим бой с мятежниками в Зимнем дворце и в здании Главного Штаба.

— Как-то слишком громко вы обсуждали этот порядок выдвижения. Или были какие-то проблемы, князь? — я особо выделил слово "были". — Что скажете?

— Никак нет, Ваше Императорское Величество, никаких проблем с выдвижением не было и нет! Полк готов выступить прямо сейчас!

С любопытством разглядываю полковника. Вот же мерзкий тип, явный болтун и приспособленец, любитель светского общества и столичной жизни. Сколько их еще сидит в теплых кабинетах и занимает ключевые посты в полках Лейб-гвардии? И скольких придется железной метлой отправить на фронт. Хотя и на фронте от таких деятелей толку мало, один вред. Ведь по их вине будут гибнуть солдаты, бездумно отправляемые на вражеские пулеметы своими негодными офицерами. В общем, плачет по этой публике какой-нибудь штрафбат, лесоповал или, как говорится, другие ударные стройки народного хозяйства.

Налюбовавшись уже зеленеющим от страха полковником, я жестко заговорил:

— Полковник князь Аргутинский-Долгоруков, вы были правы, генерал Маннергейм превысил свои полномочия, отстраняя вас от командования полком. Он не имел на это права, не будучи прямым командиром. Однако, полковник, объяснитесь, почему вы отказывались выдвинуть Преображенский запасной полк на помощь Императору, которому вы присягали в верности всего лишь несколько дней назад?

Князь как-то судорожно втянул ртом воздух и залепетал:

— Ваше Императорское Величество, вы не так поняли мои слова, я вовсе не отказывался приходить... на помощь... но генерал Иванов... главнокомандующий и он приказал, а я...

Окончательно запутавшись, полковник замолчал, зависнув в каком-то полуобморочном состоянии.

— Достаточно. — обернувшись приказываю дежурному. — Штабс-капитан Браун, вызовите караул.

Тут буквально выбежал из кабинета, а я продолжил уже глядя прямо на окончательно парализованного полковника.

— Полковник Аргутинский-Долгоруков, я отстраняю вас от командования Преображенским запасным полком. Вы арестованы по обвинению в государственной измене, трусости и небрежении долгом. Ваше дело будет рассмотрено военным трибуналом и приговор будет немедленно приведен в исполнение. Уведите!

Конвой буквально потащил на руках лишившегося чувств князя, а я посмотрел на бледного штабс-капитана Брауна.

— Штабс-капитан Браун! Вам все понятно?

Тот щелкнул каблуками и козырнул.

— Так точно, Ваше Императорское Величество!

— В таком случае, штабс-капитан, постройте полк, я хочу обратиться к преображенцам. Выполняйте!

Браун стремительно вышел, а я обернулся к ожидавшим генералам.

— Дайте мне связь.

Через несколько минут, переговорив с Сандро и Глобачевым, а также раздав срочные указания, я вновь обратился к присутствующим.

— У нас есть пять-десять минут на выработку стратегии и принятие решений. Прошу к столу, господа генералы.

И уселся в кресло бывшего командира Преображенского полка. Кутепов, Климович и Маннергейм быстро заняли места вокруг стола и блиц-военный совет начался.

— Итак, господа, ситуация довольно скверная. Идет бой за Главный Штаб, вокруг Военного министерства и здания МВД нездоровое движение, оцеплению у казарм Волынского полка пришлось дать очередь из пулемета поверх голов, не давая им выйти на улицы и загоняя волынцев обратно. У казарм других полков спокойнее, но все может перемениться в любой момент. Пока известно, что в мятеже принимают активное участие подразделения Финляндского запасного полка и Гвардейский Экипаж. Мятежники удерживают Зимний дворец, здания МИДа, Министерства финансов и Адмиралтейство. Плюс в Таврическом дворце опять что-то мутят депутаты во главе с Родзянко. Во главе всего этого мятежа очевидно стоят Владимировичи. Во всяком случае Великий Князь Борис Владимирович был взят под стражу Военным министром после попытки уговорить его перейти на сторону мятежников. А судя по участию в мятеже Гвардейского Экипажа, то и без Кирилла Владимировича тут вряд ли обошлось. В целом положение крайне неустойчиво. Особенно с учетом сильных брожений в Кронштадте. Главное наше преимущество в том, что мятежникам не удался план по захвату Императора и я все еще во главе государства и армии. Крайне важно довести это до сведения максимально широкого числа лиц. Будем надеяться, что такое сообщение прояснит обстановку и удержит многие горячие головы от выступлений, а сомневающимся ясно укажет чью сторону им нужно принять. Однако, реальных сил у нас мало на данный момент. Из хороших новостей пока только новость о том, что на Николаевском вокзале началась разгрузка первых эскадронов Дикой дивизии, но вряд ли до утра мы можем на них рассчитывать. А до утра может полыхнуть по всей столице. Ясно и то, что переломить ситуацию можно либо ценой большой крови и настоящей войны на городских улицах, либо сделав совершенно неожиданной ход, который никак не мог быть спрогнозирован заговорщиками. И такой ход у меня есть.

Я обвел взглядом замерших генералов и бросил на чашу весов истории свой аргумент.

— В условиях войны и внутренней смуты я Высочайше повелеваю создать специальную службу — Внутреннюю Стражу Российской Империи, подчиненную напрямую Императору. Генерал-майор Маннергейм, приказываю вам сформировать 1-ю Отдельную дивизию особого назначения на базе добровольцев из запасных полков, расквартированных в Петрограде. Записывайте их прямо целыми частями и подразделениями. А офицеров мы временно прикомандируем к вам. Все равно эти запасные полки нужно немедленно распускать.

И глядя на вытянувшиеся лица генералов я, усмехнувшись, добавил.

— Они не хотят на фронт? Так пусть заслужат право остаться в тылу, восстановив власть Императора в столице.

* * *

ПЕТРОГРАД. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 6 марта (19 марта) 1917 года. Ночь.

Внезапно фиолетовый полумрак сменился ярким желтым светом. Двери распахнулись и в зал с ранеными ворвались многочисленные солдаты и начали спешно рыскать по помещению что-то или кого-то выискивая.

— Да что ж вы делаете, ироды! — Галанина просто задохнулась от возмущения. — Немедленно убирайтесь отсюда!

Вошедший вслед за нижними чинами полковник Слащев зло отодвинул в сторону старшую ночной смены сестер милосердия в Николаевском зале и приказал.

— Проверить все без исключения! Искать спрятавшегося узурпатора!

Раненые в зале зароптали, а сестры милосердия кинулись навстречу, пытаясь воспрепятствовать ворвавшимся в зал нижним чинам Лейб-гвардии Финляндского запасного полка устроить поголовный досмотр.

Иван Никитин чувствовал себя последним мерзавцем, заглядывая под койки, щупая вещи, и пытаясь, не прибегая к радикальным мерам, угадать за толстым слоем бинтов, не скрывается ли под ними исчезнувший узурпатор Михаил. Да как тут угадаешь, если не видел его толком никогда? Что толку в том, что полковник Слащев показал им портрет молодого Михаила, висящий в Романовской галерее? Да и не хотел Иван идти обыскивать госпитальные залы, и не только он один не хотел. Приказ вызвал массовое возмущение финляндцев, и если бы не угроза расстрела со стороны Слащева, то никто бы и не пошел. Да скорее бы они самого полковника пустили бы в расход, но тот им вовремя напомнил, что за мятеж полагается смертная казнь и если они не найдут Михаила, а на Престол не взойдет Алексей, то впереди у каждого дознание, военные трибунал и расстрел. Пришлось скрепя сердце идти на усиленные поиски.