Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Она здесь.
— Кто это — она? — приподнимаюсь на локте, не понимая, к чему он клонит.
— Та Сида, что убила мою мать. Ее зовут Клиодна. Из Баанва-Сида. Та, которая превратила Болотную Плешь в смердящую гнилью пустыню, — он говорит тихо, еле слышно, но в его шепоте столько ярости, что кажется, будто кричит он во всю возможную силу. — И я здесь чтобы убить эту тварь!
Чур меня, чур! Одно дело — послушать необычные сказки и истории давно минувших лет, немного помечтать, и совсем другое — оказаться замешанным в самое страшное преступление, которое даже вообразить себе невозможно!
— Я выслеживал это существо десять лет, после того как однажды случайно повстречал ее на дороге в Фехреште, — продолжает Карел. — И в этом городе она обретается последние два месяца в свите Наместника. Вернее, это Наместник — в ее свите, поскольку любой, самый невзрачный Сид главнее самого важного короля. А я видел много и тех и других! Но один я не справлюсь. Нужны хотя бы трое. Чтобы пробраться в замок, чтобы убрать стражу, чтобы прикончить эту тварь! Все это нужно делать днем, когда она уязвима.
Сон стремительно уносится прочь, потому что я понимаю, что теперь моя жизнь уже никогда не будет такой как прежде и если даже ему не повезет — мне потом жить спокойно не дадут, и припоминать будут это знакомство со смутьяном до самой смерти, которая наступит быстро и будет весьма болезненной.
— Ты мне поможешь, Одон? — ожидаемо, но все равно внезапно спрашивает гость.
Лучше бы сразу стукнул мне по башке молотком, забрал все деньги, что есть в доме, да и ушел бы по добру по здорову!
— С какой стати? Это твое дело, Карел, не втягивай меня в свои глупости!
— Я же вижу, что тебе это небезразлично.
— Наплевать! Мне моя шкура дороже. А с тобой — верная дорога в могилу. Вернее, в живот этой... как ты ее назвал?
— Клиодна.
— Вот. Клиодна. — Я отворачиваюсь, будто все слова сказаны и разговаривать больше не о чем. — Мне туда совсем не хочется. А лучше всего, сходи завтра в храм и попроси братьев-жрецов снять с тебя эту печаль — я даже дам тебе десяток грошиков, чтобы они стали сговорчивее. Забудешь всю эту страшную историю и будешь жить спокойно, как все.
Он некоторое время сопит раздраженно, потом заявляет:
— Я только и жив до сих пор потому, что дело мое, моя месть еще не закончена! Я жил как зверь, сторонился людей, и искал возможности отомстить. И сейчас я просто не могу отступить!
Мне становится немного не по себе от такой одержимости. Переворачиваюсь на другой бок — ведь спать уже не хочется. Хочется оказаться от этого места как можно дальше, в какой-нибудь непролазной глуши, чтобы не встречать никогда охотников на Анку.
Спасибо тебе, мой дед, что учил меня чураться подобных знакомств. Жаль только, что мой любопытный нос влез в это дело так глубоко, что остаться в стороне уже не выйдет. Карел прав в том, что однажды мне захочется испытать его слова на правду и я начну искать серебро, чтобы попробовать его в деле.
— Пойми, Одон, если я протяну еще немного — она может скрыться навсегда! Уйдет в свои холмы и более никто из ныне живущих очень долго ее не увидит. Потом она непременно выберется к свету. Лет через сто, двести, но какое мне будет до того дело?
— Что тебе нужно от меня, Святые Духи?! — шепчу ему раздраженно.
— Деньги. Чтобы нанять нескольких расторопных помощников. Но ты не думай, Одон, я не совсем дурак, все понимаю: с какой бы стати тебе просто так отдавать мне свои монеты? Поэтому я предлагаю тебе сделку!
Он садится на перине, голые тощие колени, торчащие в разные стороны, и согнутая спина делают его похожим на большую нахохлившуюся птицу.
— Послушай, Одон. Когда все происходило — там, на Плеши, мои отец и мать знали, чем все кончится. Поэтому все родовое золото они спрятали в укромном месте. Я о нем знаю, а более — никто. За время моих странствий я дважды возвращался туда и проверял сохранность клада — все на месте! Если ты поможешь мне сейчас, я скажу тебе где искать это золото.
Чокнутый! Меня угораздило познакомиться с чокнутым! Это и раньше было видно, но теперь стало уже кристально ясно. Как можно разменивать золото на возможность убиться очень изощренным способом? Впрочем, это его дело. Вот только почему он ко мне с таким предложением лезет? Наверное, потому что любой взрослый законопослушный горожанин сдаст его властям, да еще и награду получит, а мне, несовершеннолетнему, можно любые байки рассказывать — от меня не убудет и сделать ничего плохого ему я не успею.
— Карел, я не представляю силу, которая меня заставит поверить, что у нищего оборванца, обедающего раз в три дня есть где-то зарытый клад. Это просто смешно! Почему же ты ничего не взял оттуда?
— Конечно, взял! — горячечно возражает Карел. — Я много брал. Я потратил на поиски Сиды очень много золота. Но ты пойми — я не могу таскать с собой по дорогам этакое сокровище! Я же бродяга. Возьми я чуть больше, чем мне нужно и я давно бы уже стал вороньим кормом на какой-нибудь дороге. Я взял много, но осталось там еще гораздо больше.
— Сколько? — не то, чтобы я ему верю, но просто интересно — до каких пределов позволит ему раздуть свою значимость возбужденный разум.
— Не знаю, — он разводит руки, словно пытается охватить что-то большое, — вот такой узел блюд, подсвечников, всякой утвари. Все из золота! Нужно лишь поехать, выкопать и под надежной охраной отвезти куда нужно. Переплавить — чтобы избавиться от наших родовых клейм. И ты и твои потомки будете обеспечены на многие годы вперед! Ну так как?
— И что ты за него хочешь?
Он вскакивает на ноги и присаживается на край моей кровати:
— Мне нужны трое помощников — я скажу им, что собираюсь ограбить сокровищницу. Убивать Туату со мной никто не пойдет, а вот за драгоценностями — охотников полно будет. Но мне нужны лучшие. И кто-то из дворца. Чтобы открыл окно или дверь. Думаю, двух десятков золотых марок мне бы хватило.
— Тю-у-у-у.... — тяну длинно. — Где ж тебе взять столько деньжищ? Впору хоть к самому Наместнику обратиться. И чем ты будешь убивать Клиодну?
Он тяжело вздыхает, поднимает со стула брошенную на него одежду, извлекает из-под тряпок свою саблю, по лезвию бегут блестки, но Карел как-то хитро поворачивает рукоять, и с противоположной от клинка стороны из нее выскакивает тонкое жало. Белый металл, завораживающий, волшебный, тянет к себе взгляд. Никогда ничего подобного не видел — магический клинок, как есть!
— Это серебро? — протягиваю руку и сразу же отдергиваю ее, будто боюсь ожечься.
— Не бойся, — ухмыляется Карел, — человеку этот металл не опаснее олова.
Я прикасаюсь кончиками пальцев к холодной железяке — ничего не происходит. Провожу указательным пальцем по заточенной кромке, из кожи выступает капля крови, быстро набухает и падает на пол.
Если это и в самом деле серебро, то парень здорово рискует — стоит мне донести о том хотя бы квартальному Луке, как награда в десять золотых мне обеспечена, как обеспечено будет и Карелу знакомство с добротой Анку. С чего бы такое доверие? Наверное, и в самом деле ему просто не к кому больше обратиться.
Если не врет мне Карел про серебро, то зачем бы ему врать про золото?
— А почему бы тебе самому не выкопать свое богатство, да не нанять подходящих людишек? — спрашиваю осторожно.
Он снова поворачивает рукоять, белый клинок исчезает в ней, Карел отставляет свою саблю в сторону и поворачивается ко мне:
— Мне до Болотной Плеши в моем нынешнем состоянии — без денег и знакомых — добираться две-три седьмицы. Потом столько же обратно, я просто боюсь, что Клиодны уже не будет здесь, пока я буду готовиться. Подумай и вот о чем: вскоре праздник Сейны. Через четыре дня...
— Весь город упьется до зеленых гномов! Все будут болеть, а мы прокрадемся в замок! — Но внезапная догадка останавливает мой порыв: — Подожди-ка! А разве Анку пьют вино? Что-то ничего подобного я не слыхал.
Карел открыто улыбается, будто увидел во мне одного из Святых Духов:
— Нет, конечно! Зачем бы им пить вино? Они только кровь пьют. Нам будет достаточно, если стража будет навеселе. Пойдем под утро, когда все уже угомонятся. Чтобы с первыми лучами солнца быть на месте.
Я задумываюсь, потому что никогда прежде мне не приходилось лазить в чужие дома, если не считать чужим домом сеновал зеленщика, на котором у меня с Марфой едва не... ну вы понимаете.
— Боязно, Карел. Я ведь никогда ничего подобного не делал.
— Никто никогда ничего подобного не делал, — отметает мои страхи приятель. — Это не значит, что этого сделать нельзя! Если даже тебя поймают, назовешься несовершеннолетним, прикинешься дурачком, которого заставили угрозами пойти на преступление. Побольше слез и соплей — и если сразу не прибьют, то могут и простить. Но вообще-то я даже не собираюсь попадаться. Вот послушай, какой у меня сложился план...
Он путано и сбивчиво рассказывает что-то о масках, о помощниках, о нерадивой страже, но меня мучает лишь одна мысль и я говорю ему:
— Карел, скажи мне, а если бы меня не было — как бы ты стал мстить Этим? На что рассчитывал?
— На смерть, — просто отвечает он. — Я бы дождался, когда Клиодна поедет по городу, прыгнул бы на нее сверху — чтобы только один раз серебром ударить, да и все. Здесь бы меня и сожрали. Ну, может, прихватил бы с собой еще парочку свитских ее, но только все одно такой прыжок можно сделать один раз без расчета на спасение. А с тобой у меня есть неплохой шанс в живых остаться, да еще кого-нибудь из Сидов достать!
К утру я соглашаюсь принять участие в навязанном мне приключении. Очень уж хочется посмотреть — как издыхают Анку. Будь я постарше — я бы уже орал на весь квартал, что в дом прокрался бунтовщик, вор и изменник, но молодость часто заставляет совершать ошибки, о которых жалеешь потом вплоть до совершения следующей, еще более трагичной и бестолковой.
Глава 3. В которой делаются такие открытия, о которых даже в страшных сказках упоминать не принято, но с которыми весь мир живет постоянно.
Три дня уходят на подготовку. Мне все время боязно, меня прямо-таки колотит от страха, но сильнее любых ужасных ожиданий — любопытство, сгубившее не одного дурака.
Я успеваю смотаться в деревню — за дедовым горшком, вернуться обратно и даже дать нагоняй расслабившемуся Симону. Думает, что если деда нет, то можно мне на шею садиться? Пусть так о ком-нибудь другом думает! Проверил торговые записи — за такую же неделю прошлого года было продано в четыре раза больше! Чем, как не нерадивостью можно объяснить такой провал? Пригрозил лентяю скорым расчетом, если дела так и дальше идти будут. Вроде подействовало, но не знаю, насколько хватит моего внушения: дед, бывало, для пущей убедительности дубиной его охаживал пару раз в год. Вот тогда он становился послушный и работящий. Ничто так не стимулирует человека к хорошим поступкам как ласковое слово и тяжелая суковатая палка. Симон хоть и сильно постарше меня будет, но такой тощий да плюгавый, что поколотить его я смогу и без посторонней помощи. Только вот боком бы мне это не вышло.
Решаю, что как только мы с моим новым приятелем управимся с нашим дельцем — так устрою хорошенькую проверку: товар, деньги, проверю пересортицу.
Карел все это время живет у меня и пытается затащить в кровать Герду. Та вроде бы и не против, но ей не нравится, что объявившийся кавалер не располагает постоянным доходом, достатком и сколько-нибудь прозрачным будущим — носит его по миру как перекати-поле. Но зато когда открывает рот... никак не угнаться усатым стражникам за его плавно катящейся речью с необычным акцентом — Герда тает! Ровно до тех пор, пока Карел не пытается перейти от слов к делу и здесь его руки наталкиваются на каменное упрямство красотки.
На третью ночь Карел пропадает, и я сижу в своей комнате и тщательно обсасываю все последствия его исчезновения. Мне кажется, что вот-вот случится нечто непоправимое, необратимое и кошмарное, но едва я собираюсь заснуть, как в дверь вваливается пьяненький приятель и хвастается добытым рисунком внутренних покоев замка:
— Смотри-ка, Одон! Если мы все сделаем правильно, — бормочет он, — то уже завтра все закончится!
Я раскатываю по столу шуршащий рулон телячьей шкуры, на которой кто-то начертал линии, рассыпал в изобилии непонятные значки и пометил некоторые места стрелками и крестиками, но понятнее от этого рисунок не стал: вот нарисовано как двое прислужников тащат на тарелке здоровенного зажаренного кабана — не понять на кухню несут или в трапезную; вот красавица расчесывает волосы пред зеркалом, и в зеркале не отражается, но, может быть, просто лень было рисовальщику изображать еще и отражение; еще есть два маленьких стражника — они сторожат какую-то дверь, и их кольчуги выписаны подробно. В общем все написано и нарисовано так, что если бы я захотел придумать какой-нибудь совершенный способ заблудиться в переходах замка, то я бы не смог сотворить этого лучше, чем уже сделал неведомый мне рисовальщик.
— Ты в самом деле думаешь, что этими каракулями можно пользоваться? — спрашиваю Карела, но вместо ответа слышу сонное почмокивание.
Только к полудню он продирает свои заспанные зенки и громко требует воды.
— А лучше — вина! — в его голосе нет раскаяния, только показное самодовольство и я начинаю сомневаться — тому ли человеку я доверил свою никчемную шкурку?
— Ты где бродил всю ночь? — все-таки задаю крутящийся на языке вопрос. — Я уже извелся весь! Думал, тебя прибрали...
— Т-с-с-с, — он прижимает указательный палец к губам и страшно вращает глазами. — Потише!
— Да брось! — отмахиваюсь я, — Кто здесь будет нас подслушивать?!
— Не знаю, — отвечает Карел. — Просто голова раскалывается, поэтому лучше не шуми, если не хочешь, чтобы я все здесь забрызгал мозгами.
И потом, понукаемый моими вопросами, рассказывает о своих ночных похождениях.
— Выступаем послезавтра на рассвете. С нами пойдут Шеффер и двое его подручных. У одного из них есть знакомец во дворце — чистый путь нам обеспечен. Сам Шеффер иноземец и в городе проездом, так что на следующее утро его уже здесь не будет. Он какой-то важный человек в определенных кругах. В общем, его слушаются.
Его палец елозит по рисунку, показывая мне наш путь, наиболее опасные места и еще десяток всяких мелочей, которые мне никогда не пришли бы в голову — вроде того, что некоторые двери следовало заблокировать, а кое-где поставить наблюдателей. Дорога для пальца заканчивается в той самой светелке, где прихорашивалась девица.
— Клиодна должна быть здесь! — с нажимом говорит Карел. — А сокровища для Шеффера — вот здесь! Мерзавец затребовал полтора десятка золотых предоплаты, чтоб, значит, если что, то семьям было можно как-то первое время перебиться. Я пообещал выдать.
Высыпаю поверх рисунка десяток кругляшей, затем выкладываю еще пять — монеты как новые, хотя чеканка старинная, полновесная — с трудом можно разобрать, что за король их выпустил. Но морда такая в профиль изображена — серьезная. У иного медведя во взгляде столько суровости не найти, как у давнишнего какого-то короля. Жалко отдавать такие монетки — гладенькие, необрезанные. В них золота на четверть больше, чем в нынешних. Но другого золота у меня нет. И только теперь приходит в голову мысль, что сначала было бы неплохо заглянуть в лавку к меняле — пару-тройку золотых на обмене выгадал бы непременно. А это очень хорошие деньги.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |