Ответов не находилось — ни в прошлом, ни в будущем. Жаль, что тот я — из двенадцатого года, судя по всему, оказался не слишком информирован о причинах исторических катаклизмов. Хотя и имел на этот счет свою точку зрения и некоторый запас сведений.

Ну что ж, я это недоразумение намеревался исправить!

Глава 3.

Я не заметил, как уснул, но, проснувшись, я со всей очевидностью понял, что первым делом должен бросить институт. Зачем он мне?

Теперь уже совершенно понятно, что останусь я недоучкой. Здесь или-или. И в моем положении выбирать не приходится. Что ж, то, чем я собирался заняться, не требовало системного обучения. В конце концов, Билл Гейтс (имя всплыло из будущего) тоже был недоучка, а перед всеми остальными у меня могучий бонус.

Мне трудно давались в жизни такие решительные шаги — сменить школу, выбрать профессию. И институтов я еще не бросал. Он давал какую-то иллюзию постоянства в настоящем и определенности в будущем. Теперь же мне предстояло остаться наедине (ну хорошо, с Захаром) со своими видениями.

Был ли я уверен, что справлюсь? А разве у меня был выбор?

Видимо, мама осталась ночевать у брата, потому что в доме я был совершенно один.

На завтрак борщ — настоящее извращение, поэтому обошелся я чаем и парой бутербродов, посыпанных сахаром. Этому меня научила бабушка, называвшая такую конструкцию "пирожное": белый хлеб, масло, сахар — вот и вся радость. Сытно, калорийно и дешево!

Майцев поджидал меня у подъезда — взъерошенный, одетый в странную куртку, с кругами под глазами (то ли от разбитого носа, но скорее от недосыпа) и вместо "привет" я услышал:

— Слушай, Серый, а давай изобретем что-нибудь! Что знают там и не знают здесь! Представь только, — затараторил Захар, — принесем изобретение, второе, третье, пятое! Его внедрят и мы с тобой прославимся! А изобретение наше позволит народному хозяйству совершить качественный скачок! Премию дадут — я узнавал — изобретателям иногда столько денег отваливают! И стране пользу принесем и все девчонки наши будут!

— Хорошая идея, — поздоровался я и на десять секунд "задумался", — давай изобретем "ай-пэд"! Народу много, а "ай-пэды" всем нужны!

— А это что за шмудак? — Захар любил иногда "блеснуть" знанием модных словечек. Особенный восторг у него вызывали неологизмы ленинградских "митьков".

— Да настоящая лажа: такой экранчик, размером с том Большой Советской Энциклопедии, в толщину как полсотни страниц, а внутри компьютер с производительностью десятка "Эльбрусов" — сущая безделица!

Про "Эльбрусы" нам рассказал тот же Хорошавин, слегка подвинутый на перспективах микроэлектроники.

Захар на некоторое время задумался, а я успел осмотреть его странную куртку. Я был готов поручиться, что видел ее неделю назад на его сестре. Да и странно было бы носить Захару розовую куртку с олимпийским мишкой.

— Ну не-е-е... — протянул Захар. — Глупо такое изобретать. Как "Эльбрусы" внутрь запихать-то?

— Тогда давай изобретем мобилу?

— А это что?

— Да тоже фигня: переносной карманный телефон. В принципе, его даже можно собрать, наверное, на КР-ках и носить с собой в чемодане. Проблема только с батареей. Понимаешь, с никелем, кадмием, литием пока всё... не айс, в общем!

За ночь я "навспоминал" такое множество "вкусных" выражений "оттуда", что теперь они стали проскальзывать в моей речи.

— Не... что? — Захар ожидаемо не понял.

— Гавно, говорю, твоя мысль, Санчо!

— Не похож я на Санчо, — надулся Майцев, — он был толстый и на осле. А я тощий как... селедка балтийская и без... даже без собаки. Я же как лучше хотел.

— Извини, Захарка. Но на самом деле, я не знаю пока — что можно изобрести такого, что не потребовало бы еще сотни других изобретений? Даже та музыка, что я... — мне хотелось рассказать, как важен звук, аранжировки и прочая околомузыкальная машинерия, но я вспомнил Цоя.

Я раздумывал минут пять и в итоге решил, что его "Алюминиевые огурцы" и "Восьмиклассница" уже, скорее всего, написаны и здесь ловить нечего. Ленинградский рок-клуб уже дает концерты. Не песенки же "Ласкового мая" петь? А все остальное требовало приличного звука, слуха и голоса. В самом крайнем случае — хотя бы знакомство с кем-то из "Мелодии". Ничего из того у нас не было. К тому же Андропов недавно, говорят, придумал выпустить официальные пластинки зарубежных исполнителей, чтобы разрушить сложившийся спекулятивный рынок перепродаж оригинальных дисков — "Мелодии" сейчас не до нас. Да и не хотелось мне скакать на сцене — чего этим добьешься? Но с губ слетело:

— Над твердью голубой есть город золотой. С прозрачными воротами. И с яркою звездой. А в городе том сад. Все травы да цветы. Гуляют там животные невиданной красы. Одно как желтый огнегривый лев, другое — вол, исполненный очей, с ними золотой орел небесный, чей так светел взор не-за-бы-ва-е-мый.

Мы прошли всю улицу 20-летия Октября в молчании.

— Что это? — спросил Захар.

— Это скоро будут петь. Мы не станем с тобой воровать чужие стихи и ноты. Да и певцы из нас с тобой — гавно.

— Не ... айс?

— Не айс, Захар.

— Ну и ладно, — легко согласился мой друг. — Мы другое изобретем! Что еще мы напридумываем в будущем? Рассказывай!

И я, поддавшись его настроению, принялся перечислять наши возможные изобретения. Это была замечательная игра: я называл слово, объяснял его значение, потом мы разбирали причины, которые не позволят нам сделать что-то подобное и переходили к следущему. Идея меня захватила и заставила напрячь мозги.

Подходя к лаборатории "Электрических машин", где должна была начаться первая пара, мы успели обсудить: электронные сигареты, 3-D принтер, синий светодиод, интернет, виагру — вызвавшую особенное веселье, электронные чернила, самовосстанавливающиеся краски и лаки, цифровой фотоаппарат (хотя мне казалось, что он уже должен быть известен) — Захар был в полном восторге, а я совсем забыл, что хотел сегодня же забрать документы.

Придя к выводу, что ничего из перечисленного нам "изобрести" не получится, Захар не впал в уныние, а решил стать вторым Жюлем Верном — написать несколько "горячих", как он выразился, романов. О том, как в мире победившего социализма находят применение все эти "блестящие штуки". Он надолго — почти на час погрузился в придумывание сюжета своей фантастической саги, а я и Зойка (немного опоздавшая на лабу) принялись соединять цветными проводами очередную схему запуска асинхронного двигателя с фазным ротором. Обычно Зойка вела тетрадь с результатами опыта, а мы с Захаром разбирались с коммутацией и снятием показаний, но сегодня Майцев был недееспособен, и мне пришлось одному возиться с переключениями режимов работы электродвигателя. Зойка хлопала своими длинными ресницами, обрамляющими васильковые глаза, и старательно выполняла единственную работу, на которую с запасом хватало ее интеллекта — распутывала и сортировала провода по длине и цвету: красные короткие — красные длинные, желтые короткие — желтые длинные, синие длинные — черные короткие.

— Ничего не получается, — пожаловался вдруг Захар. — Все уже было! Беляев писал, Толстой писал, Обручев писал, Абрамов писал, Казанцев, Орловский, а я не могу простенького сюжета придумать! Наверное, я бездарность!

Кое-кто за соседними стендами уже запустил свои сборки и поэтому последнюю фразу ему пришлось проорать на всю аудиторию, пробиваясь сквозь шум разгоняющегося асинхронника.

— Ну что ты, Захаркин, — запричитала Зойка, уронив на пол и смешав в кучу разобранные уже провода, — ты же самый умный в группе. Ты, наверное, просто мало думал.

Она тоже была тайно влюблена в моего друга и любые его самоуничижительные заявления ранили ее в самое сердце. И хотя Захар ее в упор не замечал, считая чем-то вроде стенографической машинки, у которой всегда можно переписать пропущенную лекцию, надежды она не теряла и всячески опекала нашего порывистого отличника — как наседка пушистого цыпленка.

— Зойка, курица, посмотри, что ты наделала! — рыкнул я. — Разбирай теперь все заново! Мне как схему соединять-то?

— Не, парни, — сокрушался Майцев, — все-таки я бездарь. Даже простенького рассказа не выходит придумать, все какие-то нелепицы сочиняются. Бессвязные. Трах-бах, все победили. Скукота. Ладно, умер Максим, да и хрен с ним! Чего там со схемой?

Зойка, ползавшая по полу, подала нашему светочу свою методичку и вдвоем с ним мы закончили собирать схему запуска за десять минут. Резво сняли показания и за час до конца лабораторной работы посадили Зойку строить графики по получившимся результатам.

— Я решил бросить институт, — сообщил я Майцеву.

Он на несколько секунд задумался, потом согласно кивнул:

— Верно решил. Я тоже брошу. Только вот как с армейкой быть? Если туда идти, то два года потеряем по любому. А то и три, если вдруг законопатят куда-нибудь на Краснознаменный Тихоокеанский.

Я об этом уже успел подумать:

— Через Михалыча, — так звали Майцева-старшего, — не выйдет?

— Через папу? — Захар сделал круглые глаза. — Ты представляешь, какая статья будет в наших военных билетах? Можно на лбу написать "Сумасшедшие" — и то не так критично. Нам же потом даже дворниками никуда не устроиться! Только в совхоз на сортировку яиц и баклажанов.

— Ты всерьез думаешь работать на заводе, когда скоро будет происходить ... вот такое? — Меня удивил его оптимизм. — Нет так нет. Тогда придется отрубить тебе левую руку. А мне ногу. В армию нам идти нельзя. Афганистан опять же. Говорят, оттуда не только на своих ногах приезжают.

— Руку? — Захар передернул плечами, — бр-р-р-р... Не, уж лучше испортить себе бумажку, чем что-то отрубать. Только ты тоже пойми: вот приду я к отцу и что скажу? Папа, нам с Серым нужны белые билеты, и мы решили бросить учебу чтобы спасти мир? Тогда он точно освободит меня от армии. По своей доброй воле и отцовой озабоченности моим душевным здоровьем. Законопатит в свою психушку на пару месяцев с диагнозом "малопрогредиентная шизофрения" и "привет, галюники!"

— Мальчики, — Зойка, навострившая свои полупрозрачные уши, влезла в наметившуюся паузу, — вы чего это придумываете?

— Пиши, а?! — Мы рявкнули на нее в два голоса.

Но на несколько минут задумались.

— Предлагаю все рассказать папе. — Сказал Захар. — Нам все равно кто-то понадобится из тех, кто уже что-то понимает в нынешней жизни. Почему бы не он?

Я тоже думал, что кто-то из взрослых будет полезен нам в наших начинаниях. Но Сергей Михалыч, отец Захара, психиатр и главврач областного психдиспансера?

Я принялся за разборку схемы, параллельно обдумывая захарово предложение. В принципе Михалыч мужик нормальный и если он пожелает нам помочь, то лучше нечего и желать. Но вот если он закусит удила и признает меня "интересным случаем в медицинской практике" — мне быстренько наступит карачун. Сохранить разум в его заведении трудно. А я и без того сильно сомневаюсь в своей "нормальности". С другой стороны, начав беседу, я уже буду знать ее итог и, если что-то пойдет не так, попробую перевести все в шутку. Правда, шутить с психиатром, имеющим ученую степень, может выйти накладно.

— Поехали? — решился я, подхватывая свой дипломат.

— Пока, Зойка, — попрощался с нашей подружкой Захар.

Он посмотрел на методички и книжки, которые принес с собой и махнул на них рукой:

— Наплевать теперь! Пошли, Серый!

— Ой, — за нашими спинами сказала Зойка. — А вы куда?

— Мы — туда! — Показал пальцем на дверь Захар. — Не скучай тут без нас, Зоичка. И Родыгину скажи, чтоб подобрал тебе новую бригаду.

До психушки мы добирались молча — каждый думал о своем.

Сергей Михайлович Майцев принял нас сразу после обхода, попросил кого-то из сестер заварить цейлонского чаю, который исправно поставляли ему благодарные родственники пациентов и, сняв халат, расположился в своем начальственном кресле.

Было оно неудобным и страшным — об эргономике его создатели имели самое отдаленное представление. Но, вместе с тем, выглядело оно большим и, несомненно, крутилось — как и положено креслу очень важного человека. Потому и стояло в кабинете главврача.

Сам Майцев-старший недавно отметил сорокапятилетие, был бодр, свеж, и энергичен, но на доктора он был похож меньше всего. Сними с него пиджак с галстуком, надень засаленную ковбойку и спецовку — и вот перед тобой хитроватый слесарь-сантехник из квартального ЖЭКа. Поседевший "Афоня". Пока не начнет говорить, от этого первого впечатления избавиться было трудно.

— Итак, молодые люди, чем обязан? Электродвигатели сошли с ума или, не дай бог, частотный преобразователь впал в буйство?

Мы переглянулись и ухмыльнулись, дескать, щас, впадешь в буйство, старый!

И я начал свой рассказ.

Нас несколько раз прерывали — сестра принесла чай, потом кто-то вызвал на десять минут Майцева-старшего в палату к кому-то из "вип-пациентов", страдающему невоздержанностью в потреблении спиртного. На третий раз сунувшуюся в кабинет врачицу Сергей Михайлович прогнал нетерпеливым жестом — он махнул на нее рукой, как на назойливую муху и дверь тихонько прикрылась.

— Ну что ж, Сережа, — по окончании моей исповеди сказал Михалыч. — Случай твой не единственный. Такое описано в литературе. И даже лечится. Прогноз благоприятный. Правда я не большой специалист по таким вещам и сам с подобным никогда не...

— Папа, — влез в его монолог Захар, — неужели ты не понял, что это на самом деле происходит? Чем тебе доказать, что Серый не болен, а на самом деле видит будущее? Серый, ну ты ему скажи!

— Вы, отрок Захарий, не волнуйтесь, — убедительно попросил Майцев-старший. — Что значит "на самом деле видит будущее"?

Еще минут двадцать у нас с Захаром ушло на то, чтобы убедить сочувственно улыбающегося Сергея Михайловича поставить любой эксперимент по выяснению моих способностей.

Но сначала были тесты. Вернее, как я понял гораздо позже, Майцев-старший начал тестировать нас сразу после слова "здрасьте", но и официальные тесты пришлось выполнить для его спокойствия.

Потом уже я проводил свои собственные тесты для доказательства своей правоты. Я с гневом отверг проскользнувшие предположения о телепатии, пирокинетике и прочей околонаучной фантастике, придумал сразу еще несколько экспериментов — в том числе со звонком из областного здравоохранения, и кажется, мне все же удалось убедить доктора Майцева в своей правоте.

— Ну, молодой человек, если верить моей науке, а оснований ей не верить у меня нет, то вырисовывается несколько аспектов, которые вызывают у меня определенное любопытство, — распустив галстук, заявил Майцев-папа. — Во-первых, что вы собираетесь делать с теми невероятно-печальными картинами, что вы тут передо мной расписали? Собираетесь как-то влиять и каким образом?

Мы с Захаром переглянулись и синхронно кивнули.

— Глупо обладать таким знанием и ничего не попытаться сделать, — сказал мой друг.

— Конечно, конечно. Ладно, коль вы уже взрослые люди, я буду разговаривать с вами как со взрослыми, — он достал из сейфа бутылку коньяка КВ, поставил ее на стол и выглянул за дверь.