— Выходит, что троих вы ворогов убили, да двоих прогнали. — Жилята опять ощутил подкатывающую дурноту. Мир перед глазами куда-то поплыл. Снова смежил веки, и стало чуть-чуть легче, но мысль ворочалась в голове с тяжестью жернова.

— Так кто же ранил Изяслава?

— Тот, что коня подо мной застрелил. В него еще Мезеня сулицу метал, да мимо. Мы про него и думать забыли. Мирята в лесу тропу отыскал, и мы по ней ехали. А эрзянин, видать, крался за нами. Мы его увидели, когда он стал стрелять. Первой же стрелой попал в Изяслава, другой Миряте лицо оцарапал. Тот осерчал и пустился в погоню. Нам же сказал ждать его тут. Ну, мы и ждем. Давно уже ждем. Стрелу из Изяслава вытянуть успели и ты вот опамятовал. А его нет.

Кочень замолчал. Жилята его не видел, но чувствовал на себе вопросительный взгляд. Вместо ответа, он окликнул Мезеню.

— Рану мою ты перевязывал? Скажи что с ногой?

Тот рассказал, что наконечник копья, пробил ногу чуть ниже колена и сквозь нее вошел в коня. От боли Гнедой сильно рванулся и древко в нем переломилось. Его обломок, словно гвоздь, так и пришил к коню Жиляту. Мезеня с древка ногу сдернул и рану как следует перевязал.

— Кость-то цела? А почему же я не могу ногой пошевелить?

— А ты ее хоть чувствуешь?

От заданного вопроса Жилята даже приоткрыл глаза.

— Да она болит все время! Вот же спросил!

Мезеня стал объяснять, что железо копья прошло рядом с коленом. А там, у человека мышцы и сухожилия.

— Могло и порвать, что-нибудь важное. Тогда будет худо.

После его слов Жилята, какое-то время молчал, усваивая услышанное и прислушиваясь к собственным ощущениям. Боль была терпимой. Нога ощущалась и почему-то мерзла.

— Мезеня, сапог мой куда подевали?

— Так он в мешке. Не беспокойся. — После некоторой заминки вместо Мезени ответил Кочень. — Нога в него не влезла. Она же вся в повязках. Да еще Мезеня к ней примотал древко от сулицы. Это что б ты ногу в колене гнуть не мог. Говорит нельзя тебе.

— Хм. А как же я в седло? — Дурнота отступала, и возвращались все ощущения тела. Боль в ноге становилась острее и кроме того, Жилята почувствовал, что теперь уже весь замерзает. Открыв глаза, он увидел склонившегося над его повязкой Мезеню. Тот, ее поправил и потом очищал снегом пальцы от крови. Вместо него вновь говорил Кочень.

— Мы твое седло приспособили, так что бы ты мог сидеть в нем хоть... хоть спящий.

— Мезеня, это ты измыслил? — Удивился Жилята. — А ты, как я погляжу искусник! Кто же тебя выучил лекарскому делу? Скажи! Небось, родитель твой?

Мезеня, прежде чем ответить, отер о штаны влагу с ладони, поднялся и отошел к Изяславу.

— Отца я не помню. Он на Липице остался. Я тогда мальцом еще был. — Он аккуратно приподнял корзно на бояриче и наблюдавший за ним Жилята, чуть не подпрыгнул на своей постели.

— Ах, что бы вас ... так! Остолопы ... вы что ...сотворили?

В правом боку Изяслава, сквозь слой побуревших и местами сочившихся красным повязок, до сих пор, так и торчала стрела.

-Ты... почто ее не вынул?

Мезеня потрогал повязку вокруг раны. Потом поднес к лицу Жиляты пальцы с оставшимися на них пятнами крови.

— Видишь? Свежая. Сочится все время. А это ее в ране стрела запирает. Если ее вынуть, Изяслав до утра еще истечет кровью.

— А если не вынуть? Сколько он сможет с железом в боку?

— Завтра доедем до княжьего стана...

— Тихо! — Возглас Коченя остался не услышанным. Жилята смог приподняться на лапнике и жег Мезеню пылающим взглядом.

— Да что тебе в том стане...? Здесь стрелу вытаскивай! А то мы туда его не довезем!

Молодой дружинник, против своего обыкновения не стушевавшись под грозным взглядом старшего, отвечал голосом полным уверенности.

— В княжьем обозе есть мой дядька Лавр. Он и не таких раненых выхаживал. Нам нужно привезти к нему боярича живым. Если стрелу выну...

— Да тихо вы! — Кочень вскочил на ноги. — Едет кто-то! — Взяв в руки копье и щит, он побежал по тропе до того места, где она сужалась из-за обступивших ее деревьев. Мезеня, вооружившись мечом, встал между ним и лежащими под сосной ранеными.

Жилята и сам услышал скрип снега, такой, какой бывает от копыт неторопливо идущей лошади. Принялся шарить вокруг себя руками. Его оружия, рядом с ним не было. Тогда он решился попробовать встать. Перевалившись на правый бок и опершись на здоровую ногу, едва приподнял себя над постелью. В голове глухо ухнуло. Серый в вечернем сумраке снег, возникнув перед глазами, рванулся навстречу. Лежа лицом в холодном и мокром, Жилята снова пытался подняться и не находил в себе силы даже шевельнуться. Потом над головой раздался голос Коченя.

— Мезеня, глянь-ка! Он не помер?

— Нет. Он, должно быть, хотел встать. На ноги! Да где уж ему? Крови с него вытекло! Он языком-то ворочал с трудом. Надо его обратно, на лапник. Ну, взялись!

Оказавшись на постели, Жилята пытался заговорить. Кочень обрадовавшись тому, что их старший в сознании, взялся, рассказывать ему про Миряту, но Мезеня его перебил.

— Да погоди ты! Жилята, что чувствуешь? Говорить можешь? Нет? Тогда полежи. Только не спи. Как полегчает, посадим в седло.

— В какое седло? — Вскинулся Кочень. — Да он и лежа-то еле живой!

— Ничего! Он живучий! Бог даст — не помрет. Нам в княжеский стан надо ехать скорее. Боярич что-то плох совсем.

— Да куда уже ехать? Вот-вот и стемнеет! Собьемся с тропы и так заплутаем...

— Не бойся! Не заблудимся. Наш провожатый знает дорогу. Мирята, ведь знаешь?

— Да. Я бывал здесь. — Ответил мордвин, и вдруг согласился с Коченем. — Но лучше ехать засветло. На тропе под снегом ветки, коряги, рытвины, ямы. Конь ногу собьет, захромает — что делать? Можно коней вести в поводу, а самим идти, пеше, тропу проверяя. И расчищать ее, коли придется, но далеко ли мы так-то уйдем?

Мезеня задумался. Резон в словах Миряты был. Жилята ждал его ответа, всё больше боясь, что дружинник вот-вот согласится с мордвином. Тогда он, собрал все свои силы и, приоткрыв глаза, произнес.

— Я могу ехать. Сажайте в седло! — Отдышавшись, сумел даже возвысить голос, перебивая все возражения. — До темноты, сколько сможем, проедем. Дальше пойдем, как сказал провожатый.

Быстро собравшись, воины первым делом водрузили в седло Изяслава. Мирята ремнями привязал бесчувственного боярича к лошади. Потом с большой осторожностью принялись сажать верхом Жиляту. Тот снова из-за дурноты почти не открывал глаза. В голове гудело и под крепко смеженными веками носились вьюгой белые звезды. Кто-то из парней, все же сплоховал, случайно потревожив рану на ноге. Звезды сверкнули красными искрами и вдруг исчезли. От боли в голове сразу прояснилось. Благодаря этому Жилята, какое-то время оставался в сознании, позволив себе из него выпасть только когда отряд начал движение.

К полуночи снега насыпало столько, что людям он был почти по колено. Мезеня и Кочень шли впереди всех и для лошадей, торили тропу. Это давалось им нелегко. Парни все больше выбивались из сил, и им приходилось все чаще сменяться. Мирята, бывший все время при раненых, в какой-то момент, стал подменять то одного, то другого. Это помогло не сильно и скоро все трое брели еле-еле. Наконец Кочень, в свой черед, шедший первым, споткнувшись, упал, да так потом и лежал, пока его не окликнул Мезеня. После этого он, заворочавшись в снегу с заметным трудом сел и принялся шарить под снегом руками.

— Пособи! Тут коряга.

Мирята через силу побрел к нему на помощь. Мезеня к ним присоединился. Втроем, кое-как расчистили путь и, сильно шатаясь, пошли к лошадям. Жилята, видевший все это, понял, что дальше им не пройти. Тогда, скрепя сердце, он объявил отдых.

На небольшой полянке, разожгли костер. Из лапника устроили вокруг него постели. Еды при себе ни у кого не было. Вскипятив воду и напившись горячим, улеглись спать. Жилята решил, что стеречься в эту ночь им не от кого. Впрочем, к тому времени как он об этом думал, кроме него, все давно уже спали.

Ближе к утру задул сильный ветер и разогнал серые тучи. В лесу он, растеряв свою силу, между стволов баламутил поземку, да иногда с веток деревьев стряхивал вниз снежные шапки. Люди его почти не ощущали, но на рассвете изрядно промерзли. Спасались костром, который поддерживал их провожатый для этого ночью, спавший в пол глаза. Утром он так и сидел у огня, подставив теплу широкую спину и глядя на сосны у края полянки. Тропа петляла прямо за ними, но от костра ее не было видно. Мирята бесцельно смотрел в тень деревьев, пустым и остановившимся взглядом. Когда его позвал проснувшийся Жилята, он сначала не отозвался. Потом, словно заставив себя шевелиться, потер ладонями лицо и тяжело, против воли поднялся. Жилята с его помощью усевшись у огня, первым делом велел будить спавших дружинников. Им он приказал натаскать еще дров и вскипятить воды в котелке. Пока Мезеня с Коченем этим занимались, он расспросил Миряту о вчерашней охоте.

— Хороший был воин! — Мордвин говорил медленно, словно через силу. — Хлопот нам доставил. В меня стрелял дважды. Пришлось вот коня под ним убивать. Жаль. Редких статей был жеребец! А этот и после со мной воевал. Пеший супротив конного. Таился за деревьями и меня выцеливал. Я самый чуток его упредил. Срезнем и в сердце. — Мирята хлебнул воду из фляги и замолчал. Потом спохватился, вспомнив о важном. Отошел от костра, а вернувшись обратно, на постель из лапника выложил добычу.

Жилята осмотрел ее с интересом. Лук дорогой и по виду булгарский. К нему украшенный серебром налуч из кожи, и точно такой же тул для стрел. Появившийся последним боевой топор, он долго вертел в руках, пробовал ногтем лезвие и рассматривал затейливый узор, выкованный по сторонам обуха.

— И конь, говоришь, у него был хороший?

— Был. — Мирята кивнул и стал складывать трофеи обратно в мешок.

— А воин-то явно не из простых.

Мордвин пожал плечами.

— Этого не ведаю. С виду-то юнец чуть старше Изяслава.

В это время Мезеня принес сухих веток. Сев у костра, стал подкладывать их в огонь и вдруг замер. Потом резко поднялся.

— Не слышите что ли? Боярич опамятовал!

Изяслав, придя в себя, звал на помощь, но голос был слаб и сидевшие у костра, за треском огня его не услышали. Когда над ним склонился Мезеня, он смотрел на него широко раскрытыми глазами, и тяжело дыша, молчал. Молодой дружинник понял и без слов.

— Воды скорее дайте!

Взяв фляжку, поил раненого. Тот пил, с трудом глотая, и часто проливал. Пришедший на помощь Мирята приподнял ему голову. Так пошло лучше. Боярич напившись, сразу закрыл глаза и забылся. Мирята аккуратно уложив его на лапник, отошел. Мезеня продолжал оставаться на месте. Глядел на мелкие бисеринки проступившей на лбу Изяслава испарины. Жилята потеряв терпение, не выдержал.

— Да что же ты молчишь-то? Язык проглотил? Что с ним?

Мезеня задрав рукав, коснулся запястьем лба раненого.

— Худо ему!

— Ты толком-то скажи мне!

— Жар у него сильный!

Жилята потемнел лицом. Глядя на сгоравший в их костре хворост, ни к кому не обращаясь, промолвил.

— Собирайтесь.

Кочень тихо ругнувшись, высыпал из котелка куски льда, нарубленные им на замерзшем ручье.

Снег на лесной тропе искрился в лучах солнца, и не было нужды кому-то идти впереди лошадей, путь, для них пробивая ногами. Ехавший головным провожатый, каждое препятствие угадывал заранее и предупреждал о том остальных. Когда эта тропа привела к реке, он первым ступил на ее лед и, обернувшись к остальным, сказал.

— Это Кудьма. Если по ней ехать налево, то скоро проедем устье Озерки, а к вечеру будем в княжеском стане.

— Хорошо бы. — Жилята в очередной раз скривился от боли. Раненая нога все время терлась об бок ступавшего по снегу коня. От этого со временем, повязки разболтались, все больше и больше пропитываясь кровью. Нога ниже колена, обрела подвижность, иногда простреливая дергающей болью. Он сожалел, что утром не позволил заново перевязать себе рану. Не хотел терять время. Сейчас оставалось только терпеть.

Изяслав, привязанный к лошади, ехал прямо по следу Миряты. Рядом с ним, все время был Кочень, готовый, если что прийти ему на помощь. За ними следовал Жилята. Мезеня сначала держался рядом с ним, потом переместился за спину и понемногу стал отставать. Рана его лошади от ходьбы открылась, теперь она слабела, все медленнее шла, и наступил момент, когда Мезеня спешился и окликнул Жиляту.

— Сорока меня не может нести. Поведу ее так. А вы поезжайте! Вам нужно спешить.

Жилята обернувшись, посмотрел на лошадь. Воин был прав — она шла еле-еле, и казалось, вот-вот упадет.

— А как же ты сам?

— С Божьей помощью! — Мезеня настроен был очень решительно. — Да тут не далеко уже. Ты же, как приедешь, зови к Изяславу Лавра Кудесника.

— Это, которого Резальник кличут? Да я его знаю! Лекарь от Бога!

— Он самый. Он поможет. А ты ему про меня расскажи, может, найдет с кем помощь прислать.

Жиляте очень не хотелось бросать здесь дружинника, но терять время ради него — это могло стоить жизни Изяславу. Тот за всю дорогу один раз опамятовал, что-то пробормотал и снова сомлел. А Кочень не успевший дать ему воды, сказал, что жар как будто стал еще сильнее.

— Ну, Бог тебе в помощь, воин Мезеня! Я сам как доберусь, пошлю тебе подмогу.

— Спаси тебя Бог!

— Я с ним останусь! — Кочень передал Миряте поводья коня Изяслава и встал рядом с Мезеней.

— Да ты что, очумел?! — Возмутился Жилята. — Останется он! Даже не думай! Смотри вон за раненым!

— За ним вы и вдвоем сами приглядите. — Кочень отвечая, смотрел в глаза Жиляты. Голос его был тверд и не преклонен. — Вы, случись чего, на конях ускачите, а Мезеня пеший! Он, что будет делать?

— А ты ему на кой? — Голос Жиляты прозвучал с издёвкой. — Чем ты ему поможешь?

— Увидим. — Кочень потупился, смутившись в первый раз на памяти Жиляты. — Друга бросать последнее дело.

Снега на льду было не много. Должно быть, его смел к берегу ветер. Кони шагали гораздо быстрее. Парни за спиной очень быстро отстали. Потом они вовсе пропали из виду, оставшись за очередным изгибом реки. Жилята еще какое-то время оглядывался, потом перестал. Ехали, придерживаясь левого берега текущей с запада на восток реки Кудьмы. Так миновали устье Озерки.

— Скоро приедем. — Мирята обернулся взглянуть на Жиляту и вдруг весь подобрался, всматриваясь в кустарник на правом берегу. За ним, сквозь его голые ветки, просматривались какие-то тени. Был заметен пар от дыхания и в тишине безлюдного места, слышался скрип снега под конскими копытами.

— И кто это? — Поискав глазами по правому берегу, он быстро нашел широкий просвет в прибрежных кустах. Место удобного спуска к реке. Оно было близко.

— Поехали к лесу! — Мордвин потянул за повод коня Изяслава. — Жилята, скорее!

Тот не ответил. Глядел туда же, куда и Мирята и не мог ничего рассмотреть. От быстрой езды его растрясло. Силы убывали с каждой каплей крови. Разом накатили дурнота и слабость. Мир перед его глазами плыл, куда-то в сторону и там, лёд, деревья, берег и небо, все вместе сливались мутным пятном, пока в нём полностью не растворились.