— Во! — костлявый палец, такой же бледный, как и Кощеево лицо, наставительно уткнулся в небо. — Так-то лучше. А то я, можно подумать, воев не видал... Вам, как дело закончите, в баньке попариться, мёду испить, молодуху какую на сене повалять... А не сидеть со стариком, на солнышке греться.
Князь помолчал, глядя на небо, потом перевёл взгляд на Гусева:
— Ну?
Сергей задумался: вопросов хватало. Знать хотелось многое. Может даже очень многое. И с чего начать?.. Наконец, кое-как определившись с очерёдностью Серёга открыл рот...
И спросил совсем не то, что собирался:
— Вот скажи, Кощей, как так получилось, что когда за нами эти, — он мотнул головой в сторону, обозначая гитлеровцев, — гнались и стреляли, как они в бочку-то не попали? Ну, ту, что ты грузить помогал? С бензином? Я потом, когда имущество передавал, смотрел: уж раза два точно должны были...
— Попали, — хмыкнул князь. — И не два, а три. И в меня тоже, — он помолчал. — Неплохая штука эти ваши огнеплюйные громыхалки. Сильно бьют. Сильнее стрелы калёной, — и Кощей прикрыл глаза, то ли представляя, где и когда в его время такие вот... огнеплюйные громыхалки могли пригодиться, то ли вспоминая калёные стрелы.
— Подожди, — нахмурился капитан. — А как же тогда... и-и ты и-и... бочка?
— А Сила на что? — князь оторвался от своих мечтаний и посмотрел на Гусева. — Это чтобы погоню отсечь, её маловато было, а тебя и бочку прикрыть — так в самый раз.
— Вот как... — Сергей завис, пытаясь сообразить, что в только что прозвучавших словах ему не понравилось, а потом, поняв, вскинулся: — Погоди! Ты сказал, меня и бочку прикрыть, так?
Кощей кивнул, угукнув при этом.
— А попали, — Гусев повернулся к князю всем телом, — сказал, в бочку и в тебя, так?
— Так, — согласился князь. — И что?
— Но ты ж неприкрыт, получается, был?.. И в тебя попали?
— Ну да...
Сергей откинулся на спинку скамейки, запрокинул голову и не мигая уставился на закрывающее солнце облачко, отсюда, с земли похожее на маленького пушистого медвежонка...
Полковник Колычев вернулся из Москвы только через два дня, после обеда, сразу же вызвал к себе Гусева и князя и первым делом предложил Кощею поступить на службу в Главное управление государственной безопасности.
Князь какое-то время смотрел на него, как показалось Гусеву, с подозрением — а не шутит ли, потом покачал головой. Мол, нельзя. Невместно. Не по чину. Водяные с кикиморами засмеют.
Сергей хотел было спросить, откуда им взяться, но потом вспомнил лешего (которому, между прочим, обещал при каждом заходе в лес кланяться!) и промолчал.
А вот Командир, похоже, что-то такое знал, потому что не стал задавать никаких дополнительных вопросов, а снова предложил князю поступить на службу в ГБ, но уже в звании комиссара третьего ранга (Гусев, услышав это, аж присвистнул мысленно). Кощей опять сначала молчал — то ли думал, не согласиться ли, то ли ещё что — а потом принялся объяснять:
— Ты, полковник, сам подумай: вот возьмёт кто и предложит князю вашему к тебе в подчинение пойти. Помощником. Он пойдёт?
Сергей от такого сравнения слегка охренел, и Командир, судя по выражению лица, тоже, однако он (Командир) потом быстро пришёл в себя и... Ну, тут хотелось бы сказать, "потребовал", особенно после таких слов о товарище Сталине, однако же...
Однако же. Однако же — попросил. Метнув в Гусева сердитый взгляд ("Почему не узнал и не доложил?"), Иван Петрович внешне совершенно спокойно поинтересовался у союзника: а почему, собственно, невместно? Да. А князь ему и ответил...
Да. Ответил. И если это не был бред контуженого, то тогда...
А что тогда? А ничего! Просто жили с древних времён на одной земле и люди, и нелюди. Люди — потому как а где им ещё жить? Нелюди — потому как их земля породила, чтобы от ворогов её заслонять. Мать-Земля. Так её тогда называли. Да и сейчас, бывает, так же зовут.
Вот и заслоняли. Горыныч — тот на Полдень глядел, ему над степью удобнее летать было, чем над лесом или даже над морем. Лиса, которая и Премудрая, и Прекрасная, и Баба-Яга, и — много позже — Патрикеевна, та на Закат смотрела. Сам же Кощей за Полуночью следил. Ну и, понятное дело, по сторонам тоже поглядывали. Слабых ворогов сами шугали, а ежели вдруг кто сильный приходил, то тогда собирались в един кулак да ещё помощников своих подтягивали. Не богов, нет — те своими делами занимались, за людьми приглядывая.
А потом эти боги недоглядели, и ворог, который не смог прийти силой, пролез тишком...
Так и ушли — сначала боги кто куда. Потом Светогор — он самым молодым был, не выдержал, Мать-Землю попросил обратно принять. За ним Горыныч — слову люда поверил, за спиной не уследил...
Потом уже Лиса самого Кощея спать до времени уложила, чтобы не натворил чего...
Когда князь умолк, они сидели ещё какое-то время, переваривая услышанное. Потом тишина стала для Сергея слишком уж гнетущей, и он, кашлянув, спросил:
— Так это, значит, ты проснулся, чтобы нам помочь?
Хмыкнув, Кощей посмотрел на Гусева нечитаемым взглядом, потом наставительно, как маленькому, объяснил:
— Проснулся я, капитан Гусев, осназ НКВД, потому как разбудили. А разбудили — потому как разучились ратиться по-тихому. Ну а раз уж разбудили... — князь развёл руками — мол, куда теперь от вас денешься...
— То есть вы намерены и дальше нам помогать? — уточнил Колычев.
— Если не прогоните, — снова хмыкнул Кощей и с подозрением поинтересовался: — А что это ты, Иван из рода Колычевых, говоришь так, будто меня тут много?
— Виноват! — мгновенно среагировал полковник. — Обычаи у нас поменялись, — он помолчал немного и со вздохом добавил: — И сильно...
Потом они опять сидели молча, но теперь Сергею уже не было так тоскливо, как сразу после рассказа, и он вполне спокойно дождался, когда Командир пригласит всех к столу с расстеленной картой.
— Теперь внимание, — полковник взял лежащий поверх карты карандаш и принялся объяснять обстановку: — Мы — здесь. Позади нас, здесь, Могилёв, там много наших войск, но зато у немцев много танков. Очень много....
— Танков? — переспросил Кощей.
— Это как та таратайка, что мы ехали, но броня толще и оружие мощнее, — поспешно объяснил Гусев.
— Понятно, — кивнул князь, и ожидавший этого Колычев продолжил:
— Что будет, если эти танки пойдут на город, думаю, понятно? — он посмотрел на Кощея и на всякий случай объяснил: — Это машины крепкие, не то что ваша... таратайка. Из пулемёта их не остановишь. И люди, если не приучены, их боятся. В общем, поверь, князь, лучше их до города не допустить. Или допустить, но как можно меньше. А для этого, — полковник опять повернулся к карте, — вам нужно в этом вот районе уничтожить все мосты, по которым эти танки могут пройти. Ещё — рембазы... То есть такие мастерские вроде кузни, где танки можно чинить... Ну и, если встретится, хранилища горючего.
Внимательно слушающий Кощей приподнял то место, где должна была быть левая бровь: работы не то чтобы много, но побегать придётся, и всё равно успеть вряд ли получится. А если ещё опять взрывчатку искать...
— С вами пойдёт группа в шесть-восемь бойцов — этот вопрос сейчас решается. Взрывчатки возьмёте, сколько унести сможете. Но! Для вас двоих основная задача — раздобыть "языка". И не паршивого фельдфебеля, а как минимум майора. Причём желательно из штабных.
— Товарищ полковник! — обиженно вскинулся Гусев. — Где ж я его возьму-то?
— Во-первых, не ты, а вы. С князем. А во-вторых, — Колычев усмехнулся, — я в вас верю.
Тем временем упомянутый князь, разглядывавший район действий, ткнул пальцем в карту:
— Это лес?
— Лес, — в один голос ответили Колычев с Гусевым, после чего полковник посмотрел на капитана с неудовольствием, а тот сделал виноватое лицо, потупился и чуть ли не ножкой зашаркал.
— Дети... — князь вроде бы пробурчал это в сторону, однако и Иван Петрович, и Сергей его прекрасно расслышали и, переглянувшись, повернулись к Кощею. Тот, убедившись, что внимание присутствующих направлено на него, обратился к Гусеву:
— Сергей, нужен хлеб. Не такой, как у этих брали, а настоящий, что хозяйка пекла.
— Много? — Гусев нахмурился, прикидывая, где можно раздобыть этот экзотический в данной обстановке продукт.
— Ломтя хватит. У неё же лоскут домотканый да кус колбасы домашней спроси. Небольшие. Вдруг будут.
— Обязательно хозяйка? — уточнил Колычев. — А если хозяин?
— Ежели своими руками замешивал да в печь ставил, да из печи вынимал, то можно и чтобы хозяин, — согласился князь и пояснил: — Тут главное, чтобы руки людские приложены были. Труд. То же и колбаса. И лоскут.
Гусев посмотрел на полковника:
— Тащ Командир, я возьму вашу "эмку", проедусь по этим деревням? — он указал на карте две расположенные неподалёку от посёлка деревеньки.
— Бери, — разрешил Колычев. — Только к старшине заскочи сначала, мыла на обмен возьми. Куска три. И это, — он повернулся к князю: — А хлеб обязательно свежий должен быть?
— Да можно и сухари, — пожал плечами Кощей.
— Гусев, слышал? Хлеба побольше сменяй, здесь нарежем, сухарей на будущее насушим.
— Слушаюсь! — вытянулся капитан. — Разрешите выполнять?
— Разрешаю!..
Первым шёл проводник — надёжный товарищ, из местных оперативников, по долгу службы знал этот район как свои пять пальцев. И не помнил, чтобы в этих местах такие тропы были. И не понимал. И Гусев, идущий вторым и чуть ли не нутром чувствующий это его недоумение, не мог ему ничего сказать. Не имел права. Так что придётся товарищу самому справляться со своим непониманием...
Вообще этот выход начинался... Странно он начинался, чего уж. Взять хотя бы то, что как только немцам в тыл вышли, князь скомандовал остановку, покрутился на одном месте, а потом ткнул пальцем — мол, в ту сторону. И метров через десять в той стороне пенёк обнаружился. Не такой огроменный, как на той поляне, да и не пенёк, честно говоря, а дерево, чем-то сломанное. Князь его своим мечом подровнял, непонятно откуда вытащенным и неизвестно куда потом убранным. Но вот срез от этого меча остался — как будто шлифовали его. И на этом пеньке, под взглядами проводника и Кощея (остальные по сторонам смотрели), капитан осназа и член ВКП(б) Сергей Гусев провёл религиозный, можно сказать, ритуал: сначала выложил подношение на подстеленный лоскут, а потом, по подсказке князя, произнёс с лёгким поклоном: "Хозяин лесной, прими от чистого сердца. Не побрезгуй!"
Проводник после этого смотрел на Гусева ну просто очень задумчиво, так что пришлось рассказать кое-что. Мол, зарок давал, когда в прошлый раз взрывчатку разыскивал. Мол, знает, что суеверие, но, блин, слово красного командира и большевика — это слово красного командира и большевика. Особенно когда себе его дал.
А потом, как и в тот раз, Кощей нашёл тропу...
Сергей не знал, какие у лешего отношения с князем. Это если, конечно, леший — не плод контуженого воображения. Но лучше было бы, чтобы не плод. Потому что если плод, то Кощей тогда...
"Бога нет!" — в очередной раз напомнил себе морально устойчивый большевик Сергей Гусев, шагая за проводником и старательно не замечая творящихся вокруг несуразностей.
Через час довольно быстрой ходьбы они вышли к первому на своём маршруте мосту. Проводник, к этому времени уже уставший удивляться (по расчётам идти было ещё столько же), махнув рукой в нужную сторону, уселся, как любил сидеть князь, опёршись спиной о ствол дерева и прикрыв глаза. Проходивший мимо Кощей остановился, некоторое время рассматривал товарища, потом аккуратно взял одной рукой за поясной ремень, другой за шиворот, легко поднял — растерявшийся проводник даже и не подумал как-то сопротивляться — и пересадил под другое дерево, в двух шагах, пояснив:
— Сидеть под дубом надо. Лучше всего. Под берёзой. Под орехом. Под ясенем. Под ольхой, наконец. А ты под рябину сел.
— А что, — один из приданных бойцов из полка НКВД, проходивший мимо, остановился и заинтересованно посмотрел на князя, — под рябиной нельзя?
— Сейчас — нет, а вот как нальются ягоды, тогда — да.
— А почему?
— Отрок, ты хочешь, чтобы я тебе сейчас рассказал то, чему раньше два десятка лет учили, а то и боле?
Гусев, подошедший сообщить, что пора перебираться на ту сторону, хлопнул бойца по плечу и посоветовал отложить немного этот разговор. До конца войны.
Потом был ещё один мост. За ним ещё один. Два — через глубокие и длинные овраги, которые не объехать, один — через речушку. И никакой охраны... И уже утром, когда солнце почти взошло, тропа сначала резко свернула вправо (проводник собрался было идти прямо, однако сзади по цепочке передали указание князя: "По тропе!"), а потом, метров через пятьдесят, вывела их к дороге.
Скинув на всякий случай вещмешок, Гусев осторожно выглянул из придорожных кустов и обнаружил неподалёку грузовик, провалившийся колесом в яму. Рядом с грузовиком, пытаясь его вытолкнуть, возились несколько гитлеровцев в фельдграу, а чуть в стороне стояли двое в плащах мотоциклистов и с бляхами на груди. Один из этих двоих покрикивал на работающих, а второй в это время нахально жрал колбасу, полкруга которой держал в руке.
— Двоих в плащах — живыми, — проскрежетало над головой, заставив Гусева вздрогнуть. — Остальных — как получится.
Выбравшись из куста обратно, капитан повернулся к князю:
— Зачем они тебе?
— Тебе, — поправил Кощей.
— А мне зачем?
— Твоему полковнику "язык" нужен.
— Но не фельдфебель же! — шёпотом возмутился Гусев. — Ему полковник нужен! Или хотя бы майор!
— И где его взять? — спокойствие князя, казалось, было непробиваемым.
— А я откуда знаю?!
— А эти? — Кощей кивнул на кусты.
— А я... — Сергей осёкся. Посмотрел в сторону, где за кустами гитлеровцы пытались перебороть российское бездорожье, и принялся раздавать указания...
Плащеносцев взяли, когда обычные гансы справились с грузовиком и укатили, а эти двое, весело переговариваясь, неторопливо направились к своему мотоциклу.
Взяли, оттащили километра на два в лес, развели по разным... то есть по разные стороны разросшегося куста лещины, и Гусев приступил к допросу.
Ганс попался упорный: на вопросы не отвечал, смотрел презрительно, разве что не плевался — то ли считал ниже своего достоинства проявлять подобную невоспитанность в присутствии недочеловеков, то ли просто во рту пересохло. От страха. Отчаявшийся уговаривать его Сергей собрался было перейти к особым средствам убеждения, когда стоявший рядом и с интересом наблюдавший за допросом князь вдруг наклонился и, ухватив пленного за подбородок, заставил поднять голову...
Капитану уже довелось видеть, как попавшие в руки Кощея гитлеровцы на глазах усыхают, превращаясь в мумии. Теперь же он наблюдал, как под взглядом князя человек стремительно седеет...
Хотя какой он человек? Гитлеровец. Оккупант. Фашист... В общем, поделом ему!
Сбоку, не сдержавшись, ругнулся проводник, и Гусев, выйдя из ступора, повернулся к Кощею:
