04. Сказка на ночь

— Не знаю. До взрыва — точно не было, а теперь она разговаривать не хочет. Щиты подняты, а что внутри — не ломать же...

— Хорошо, если нет: может, удастся к ней незаметно подобраться. Её надо усыпить, чтобы не брыкалась, и перетащить ко мне. Это счастье, что ты её не доставал: она бы перекинулась, вы бы там весь город разнесли. Сейчас перетащим, разбудим, и приготовься к драке в истинном облике. И не магической. И дай ей себя отлупить, обязательно. Но сопротивляйся натурально, чтобы озверела окончательно.

— Ты сдурел? — ахнул Дон.

— А иначе никак. Пока она всё не выплеснет, ей лучше не станет. Ты человеком никогда не был, ты не понимаешь.

— А ты будто был? — фыркнул Дон.

— Я с людьми очень долго общался, Дон. И... несколько иначе, чем ты. Всё, молчи.

Они пришли. Осторожно заглянули в зал... и поняли, что поляризацию можно сбросить.

— Ага, явился! — встретила их грозно подбоченившаяся Лья. Вэйт, пригорюнившись, сидела в уголке с кружкой компота и гладила голубую кошечку у себя на коленях. Кошка периодически что-то пыталась сказать, но в результате только беззвучно открывала рот и опять покорно затихала. — Заходи, дорогой, пороть буду! — радушно пригласила Лья. Дон огляделся — Лисы не было. — Не ищи, спит она. И спать ещё двое суток будет, если не больше. Ты что же творишь? Я чему тебя учила? Ты что, не видел, что она погасла?

— Погасла? Она же... человек, Лья! — страшно удивился Дон, в полном недоумении оглядываясь на Ри. Но тот мрачно кивнул:

— Люди тоже гаснут, Дон, только они не светятся зримо, как эльфы, поэтому не так заметно, когда это с ними происходит. И умирают они от этого редко. Не как эльфы — погас, и сгорел за пару месяцев — нет, просто теряют интерес к жизни. Только вы забыли оба — она уже НЕ человек. Она дракон с человеческой психикой. А дракон, утративший интерес к жизни, чаще всего сходит с ума. И сон тут не поможет, только отсрочку даст на некоторое время. На время сна, — если бы не печальные обстоятельства, Дона, наверно, позабавило бы, с каким старанием Ри НЕ смотрел на Вэйт.

— И-и... что делать? — ошеломлённо оглядел друзей Дон.

— Ты расскажи сначала, что у вас произошло, — уселся Ри за соседний с Вэйт столик. — Ты сказал — обиделась. Почему, на что — рассказывай. Тогда и будем думать.

— Да говорили же об этом на собрании, Дэрри про это говорил — рвануло здесь. Вернее, рвануло там, у машины, а сюда через портал донеслось.

— А, это то... — понял Ри.

— Ну да. А тут витражи повылетали, все напугались, и персонал уволился. А Лиса решила, что я это нарочно спланировал, чтобы корчма закрылась.

— А ты не нарочно? — подозрительно хмыкнул Ри.

— Да... блин... да как Серп свят! — осенил себя Дон святым Серпом. Лья недоверчиво прищурилась. Никогда Дон набожностью не отличался, надо же, как его приплющило! И даже по столу боком не развалился по своей всегдашней привычке — сидит, как на иголках, руки стискивает, глазами по лицам шарит. Совсем живой стал — боится, переживает за человечку свою. Впрочем — уже не человечку. Но — свою, а ты попробуй, отними у вампира то, что он считает своим! Лечиться надорвёшься. Да и есть за что переживать, если честно. Мастеру Корнэлу Лиса тоже очень нравится, чего уж там. — И в мыслях не было! Но она уже не Видящая и никому теперь не верит. И мне, соответственно. Мы разговаривали тогда ещё, летом. Она всегда мечтала избавиться от Дара — а оказалось, что без него ей плохо, не знает, кому верить, кому нет. Я-то надеялся, что она немного от Видения отдохнёт, доверять научится — а там оно и не понадобится. Но тут уж решил помочь включить его обратно — так к ней не пробиться!

— Ты всерьёз считаешь, что это возможно? — усомнился Ри.

— А почему нет? Меня же перестроили на реагирование, как у ле Скайн? И Артёма вполне удалось заблокировать — почти человек, не отличишь, если не усердствовать?

— Но Видение — не стандартное реагирование, а индивидуальная особенность нервной системы. И она утрачена. Не зна-аю...

— Но попробовать-то можно было? Только без толку. Скорей всего — непроизвольно, от обиды, но ментальные блоки у неё такие образовались, что при попытке пробиться в голове звенит. И вот ты спрашивал, не пришла ли полная сила — у неё ещё и магические щиты стоят. Я попытался у неё энергию откачать — есть у меня такая наработка. Думал — с малым объёмом ей легче справляться будет, навыка-то нет. А вот хрена мне — в томате, ломтиками. Не знаю, откуда — но стоят. Я ей ничего такого не показывал, разве что вы с Роганом научили, хотя на такую мощность Роган вряд ли замахивался, и ты, как я понимаю, тоже. И разговаривать она не желает, ни ментально, ни так — никак. Молчит-молчит, потом наорёт и убежит — и что делать? Неудачно получилось. Всё слишком быстро. Мышление у неё, всё-таки, слишком человеческое. И-и... в этот конкретный раз я её не понимаю. Я ей чего только не предлагал — и в Парк Зверей сходить — может, оттаяла бы, и к тебе — полетать. Да знаю, что рано, если силы нет, — отмахнулся он от Ри. — Но уж вдвоём-то подстраховали бы. Что ж ты — отказал бы? — Ри задумчиво повёл головой. — Вот именно. В общем, что придумал, то и предлагал, и переселиться в том числе. Тут хорошо, но можно ведь в любом другом месте корчму открыть, если уж ей она так нужна. Хоть в Землях ле Скайн, хоть в том же Гранвилле. Не хочет.

— А она сейчас и не может чего-то хотеть, кроме покоя. Она погасла, Дон, я тебе точно говорю, — постучала Лья пальцем по столу. — И началось это не сейчас, ты, видимо, просто не заметил первых звоночков. А скорее — ещё до тебя, энергия-то у неё всегда чуть горчила. Вспомни, ты мне сам говорил: это оттого, что она Видящая. У них накапливается застарелая обида на судьбу: всем всё можно, а им ничего нельзя. — На лице Дона появились проблески понимания. А ведь точно, хандрила Лиса прошлой зимой, и сильно хандрила. Дон, конечно, сразу заметил и постарался её развлечь и отвлечь, но, если честно, не сильно в том преуспел... Как-то оно само потом развеялось... Вроде бы... Лья удовлетворённо кивнула: — У людей это длительный процесс, они в этом отношении крепче эльфов. Не такие цельные натуры, понимаешь, да? В результате эльфы умирают, не вынеся диссонанса в своей идеальной гармонии, а люди — пусть и погасшие, с разбитым сердцем и с исковерканной душой, но продолжают жить. Люди изначально дисгармоничны, и лишняя порция диссонанса не так заметна. Потому из них ординары и получаются. И от человеческого типа восприятия мира враз не избавишься. Я как раз её понимаю, я-то была именно человеком. Давно и сравнительно недолго, но была. Не мечтай, рассказывать не собираюсь, — безжалостно обломала Лья явный интерес Дона. — Одно могу сказать: не у всех, но у многих маложивущих вырабатывается этакая извращённая гордость за то, что они так мало живут. Я над этим и думала, и читала много — пришлось. Вроде бы, так преобразуется подспудный страх перед полным исчезновением. Именно он и определяет всё их бытие, сообразно воспитанию и темпераменту. Они не могут просто жить и получать удовольствие от процесса, они или пытаются оставить о себе вечную память какими-нибудь изобретениями, поступками, творчеством, или хапают всё, до чего дотянутся — вещи, деньги, впечатления. Лишь бы не думать о столь пугающем их небытии. Или, как вариант — вообще ничего не делают, будто уже умерли: мол, жизнь такая короткая, всё равно ничего не успеть, так не стоит и затеваться... А те, кто этим страхом не страдает, они — как Лиса, находят себе место, где постоянно нужны — этакое дело жизни, и не забивают голову всякими вечностями и бесконечностями.

— Да нет, Лья, наоборот! Она мне как-то раз сказала, что вечность у плиты — это ужасно, она так не хочет...

— Правильно. Умненькая девочка. Но! Но. Понимаешь, она всегда знала, что конечна, но не думала об этом, а тут попыталась осмыслить вечность — и не смогла. Это вообще мало кому под силу. И я её прекрасно понимаю, я тоже через это прошла. Но я была уже ле Скайн, и паника не сбылась. Только скука. У эльфов проблемы и вовсе нет, у них весь уклад Дома настроен на неспешное бытие существа почти вечного. И переход на действительно бесконечное существование — вампиром ле Скайн — происходит легко и непринуждённо, — Дон задумчиво кивнул. Рождённый дроу, он и так прожил бы около четырёх тысяч лет, и переход на бытие ле Скайн почти ничего не изменил для него в этом отношении. А Лья продолжала: — Ординары о таких вещах не думают, им не интересно. А для живого существа перестройка сознания — процесс болезненный. К тому же, ты никогда не задумывался, почему Видящие всегда живут одни?

— Ну-у, тяжело им, наверно, чьё-то общество переносить, — Дон прожил с Лисой уже четыре года и считал, что знает о Видящих довольно много.

— Не только, представь себе! Ты забыл — есть и обратная сторона медали. Их, Дон, их самих и райнэ, и на-райе терпеть не могут! Она потому и припала к вам душой, что вы, Рука дэ Стэн, от неё не шарахались. Я слышала, как Лиса всё стонет, что не знает этикета, что характер у неё паршивый. Райнэ, для Видящей — у неё прекрасный характер! У остальных Видящих он гораздо хуже, поверьте мне! Попробуйте представить, какой характер может выработаться, если девяносто девять процентов окружающих относятся к тебе, как к ядовитой гадине, которая в любой момент может ужалить? Просто сказав правду о том, каков ты изнутри. Многие ли желают услышать о себе такую правду? — обвела она глазами маленькую компанию. Дона не проняло. Он давно сам сказал себе о себе всю правду, и ни одна Видящая не смогла бы ничего добавить. Всегда старательно следил за тем, чтобы не начать изображать перед самим собой то, чем не является. Перед другими — по мере надобности, перед собой — никогда. Может, из-за этого Видящие и воспринимали его, как нечто пушистое и мягкое, пусть и чёрное? Но Ри и Вэйт заманчивому предложению явно не обрадовались: Ри пожал плечами, но хмуро поморщился, а Вэйт неуютно поёжилась. — Во-от, — удовлетворённо кивнула Лья. — И я не исключение. Правда, по долгу службы приходится регулярно общаться с Видящей Короны, на предмет лояльности, но счастья не доставляет абсолютно. И ещё вопрос: почему от Видящих не ждут даже элементарной вежливости?

— Это тоже ложь? — предположил Дон со знанием дела.

— Правильно! Все знают, что Видящие — жуткие хамки, но не задумываются — почему. А нет у них возможности скрывать свои эмоции. Физически нет. И у Лисы нет, и никогда не было. Собственно, именно это тебя в ней и купило, как я понимаю. — Дон пожал плечами — да, правитьно понимаешь. Как интересно: эта Лья, теперь абсолютно и несомненно живая, скорее похожа была на Лью-вампира, его Наставницу, чем на Лью-наркоманку с возвращёнными его эльфийской кровью эмоциями, взбалмошную и порывистую, в которую он и влюбился тогда всерьёз, впервые в жизни. Та жила даже не одним днём, а каждым часом — жадно, почти истерично. Может, это было даже уродливо — но оттого не менее завораживало и увлекало неуёмной жаждой жизни. Никакой рассудительности и назидательности в ней тогда не осталось — только звенящие на грани срыва нервы. Дон навсегда запомнил это своё желание взять в ладони, спасти, защитить — и осознание невозможности. Гнусное ощущение: ни в чём не виноват, не зависит от тебя ничего — а чувствуешь себя виноватым. Впоследствии он прилагал массу усилий, чтобы не испытать его вновь, но с Льёй пришлось испить полной чашей. Оба они осознавали неизбежность конца — и обречённость делала каждое мгновение будто последним, а потому — драгоценным. Не потому ли так отчаянно и жадно живут люди, что сознают: несколько жалких десятилетий — и вечное небытие? Именно тогда он в какой-то мере понял маложивущих и стал относиться к их слабостям очень снисходительно. Очень. Хотя ни Лье, ни ему самому небытие в полном смысле слова не грозило, но можно ли назвать настоящей жизнью существование вампира с урезанным наполовину эмоциональным планом? Лье, как и всем вампирам-эльфинистам, стёрли память обо всём том периоде — больше ста лет почти настоящей жизни. Но Дон память сохранил и в драконы Лью приглашал... с весьма двойственными чувствами. Вернуть ей полноту жизни — это было правильно, да, но и чревато: у него уже Лиса, Ника, что-то будет? А ничего. Вполне живая, но без обречённости и надрыва, Лья-дракхия осталась спокойной и прагматичной, как вампир. Хотя... у неё теперь есть Лайм, ухмыльнулся про себя Дон. Забавно: его мать во Жнеце плюс его же Большой — почти папа с мамой! И ведут себя, если разобраться, соответственно. Интересно — как им вдвоём? Оба такие рассудительные, правильные — не скучно вместе? Интересно, но... лучше не спрашивать, ни Лью, ни Лайма. Пока не знаешь — можно думать, что всё хорошо, а у Дона и своих проблем выше головы. Интересно, а дракончика они соберутся рожать? Лья тогда так хотела ребёнка... Нет, она не говорила, но Дон понял— очень уж ярко она желала, слишком пристально смотрела на человеческих детей. Невозможность воплощения всегда делает желание острее в несколько раз... Понял — и промолчал: а что он мог сделать? У нежити детей не бывает, это они с Лисой как-то умудрились... непонятно как. А предмет его умственных изысканий продолжал рассуждения: — И не удивляет. Неиссякаемый источник бурлящих эмоций и производимой ими энергии — только черпать успевай! Я тебя прекрасно понимаю, для любого ле Скайн такая открытость, пусть и вынужденная — это находка. Другое дело, что единственный экземпляр ле Скайн, которого сами Видящие способны переносить — ты, а то они за инкубов замуж уже все повыходили бы! — Дон представил толпу изголодавшихся по ласке Видящих, азартно волокущих инкубов под Серпы, и невольно фыркнул. Лья погрозила ему пальцем и продолжила: — Ничего смешного. Это и есть та засада, в которую попала наша Лиса. Она привыкла свободно выплёскивать свои эмоции, а теперь, получив магию — пусть ещё и не в полной мере, но получив — вынуждена их жёстко контролировать. А она не умеет! Ей никак! А надо! Как я понимаю, она попыталась всё это осмыслить, спасовала, и для сохранения ясности рассудка стала жить, как ординар — день за днём, старательно НЕ думая, загружая себя работой. А теперь работы нет. Плюс обида от уверенности, что работы её злонамеренно лишил именно ты, её муж, по печати Утверждения — главный добытчик и защитник. У вас ведь брак "без оговорок"?

— Без. Да уж, хороша защита получилась, — досадливо сморщился Дон.

— Ну уж... — развела руками Лья. — Жива ведь? Впрочем, люди мало ценят жизнь саму по себе, и Лиса — не исключение. Но положение у неё теперь и впрямь печальное. С одной стороны обида, с другой — страх её выплеснуть, плюс непривычный, а потому очень трудный контроль над эмоциями, чтобы невзначай не призвать магию — тут действительно с ума сойдёшь!

— Лья, это всё прекрасно, ты замечательно всё объяснила, — нетерпеливо нахмурился Дон. — Только делать-то что? Со всем этим?

— Пусть учится! — вздёрнула брови Лья. — Чему угодно: это неважно, лишь бы мозг развивался. Хоть той же магии. В мире столько интересного!

— Да не любит она учиться, — окончательно расстроился Дон. — В том-то и дело. Это мне всегда нравилось учиться, да ещё с такой учительницей, как ты. А она любит делать только то, что и так хорошо получается. Я, наверно, и тут неправ был. Не стоило сваливать занятия по магии на Рогана и тебя, — вскинул он глаза на Ри. Тот неопределённо пожал плечами. — Но там такие дела крутились, что не отвертишься, — вздохнул Дон. — А теперь и не знаю, как бы это её... приохотить...