Зачистка

— Какого? — спросил я и на свои окна глянул, мама в окне не торчит, нормально все вроде. Студент еще колонки не выставил, интересно который час.

— Юмориста, — печально сказал Давид. Он уже был одет по человечески. Джинсы, светлая тенниска и белая кепка, на груди солнечные очки висят. — Я даже спрашивать не буду зачем ты его отпустил. Как чувствуешь себя, брат? Как здоровье?

— Хорошо, — отвечаю и это правда, — прилив сил необычайный. А куда мы ездили?

— Он тебе объяснит, — вздохнул Давид, — Скоро. Жди. Мало тебе проблем было?

Я пожал плечами и на подъезд посмотрел, очень уж домой захотелось. Еще и желудок бурчать начал исподтишка.

— Когда баба придет за тобой, не жалей ее. Их нельзя жалеть. Надеюсь до встречи.

Он газанул, но я успел подскочить и руку на окно положить.

— Постой! Вы такие загадочные все! Я не понимаю ничего! Может объяснишь мне нормально, что происходит?

— Он и объяснит, — кивнул таксист, — тот кого ты пожалел. Только подожди немного. Скоро явится. Руки убэри.

Через мгновение моего нового знакомого уже не было во дворе, остались только странные колхозно — наркоманские воспоминания. Какой-то дурной сон наяву. Как там говорила Скарлет О,Хара в "Унесённых ветром"?

"Я не буду думать об этом сейчас. Я подумаю об этом завтра"

Вот и я также.

"Ать! Ать! Ать! Ать! Надо поле притоптать!" — грохнуло сверху.

Я помахал рукой Лешке студенту, курящему в окне в обнимку со здоровенной колонкой и пошел домой.

Глава 6

Когда ударил колокол я понял что опаздываю. Бом! Бом! Бом! Точнее я проснулся под колокольный звон и понял, что это наяву . Я опоздал на работу!

Сон покатился в сторону, как отрубленная голова по плахе, и я открыл глаза. Вот она родная каморка, вот огромное зеркало почти на всю стену и вот гвоздь на котором висит мой плащ похожий на огромного человека без головы. Вот деревянный стул, на котором свалена одежда и украшает стопку мой кинжал. Слава Инквизиторам хоть он на месте, не потерял вчера во время попойки. Перебрал я не по статусу, да и не с теми зажигал всю ночь. Смутно помню, но было, точно было. Были девки-куртизанки, было вино и брага. Были знакомые: старые и новые. Были танцы, были рассказы о геройском прошлом и потеря интереса к ним после полуночи, потому что уже хотелось бить морды. Ладно. Даже таким как я нужно отдохнуть время от времени и желательно выключив мозги.

“Мать почему не разбудила! “

Быстро, по-военному одеваюсь и выглядываю в коридор. Вижу её спину на кухне: хлопочет, готовит что-то вкусное и желудок предсказуемо реагирует тошнотой. Я вдыхаю воздух и стараюсь глубоко и медленно дышать, чтобы успокоить рвотные позывы. Ещё и печать на плече болит, напоминает о невыполненном долге.

“Матушка! — кричу опять, и как чертик из табакерки выскакивает батя. Опираясь на палку он подходит ближе и громко мычит, машет пальцем угрожая и пытается что-то сказать, защитник нашелся: Не собираюсь её обижать, просто скажи почему не разбудили меня. Ты же знаешь как это важно!”

Он трясет кулаком у меня перед носом и уходит. Ладно, поем позже, работа не ждёт.

Снимаю с вешалки плащ, осматриваю на предмет грязи и надеваю. Шляпы нет, потерял вчера — это плохо. Беглый осмотр ножа — все в порядке (только чехол не могу найти)и осторожно кладу в карман. Матушка воровато оглядывается через плечо, но делает вид, что не замечает меня. Ухожу — ухожу.

На улице пасмурно и снежинки носятся в воздухе, что непривычно для нашей жары. Я быстрым шагом иду в сторону ратуши, натянув шляпу поглубже. Не успею. Скоро куранты пробьют на башне двенадцать и те, кто ещё не заметил моей пропажи — точно её заметят.

Здравствуйте, Иван!

У мясного ларька сидит Лешка, местный нищий, забулдыга и музыкант. Он уже положил шляпу перед собой на тротуаре и настраивает гитару. Шляпа большая, черная, вместительная. Много монет поместится.

Леха, — говорю я и наклоняюсь над ним, так что моя тень окутывает нищего, — если мы с тобой вчера выпивали, то это не значит, что можно моими вещами пользоваться.

Но, — говорит он и пытается удержать шляпу за поля. Я дергаю ее и отбираю, переворачиваю, и монетки летят на землю, где разбегаются в разные стороны.

И если я ее тебе подарил то извини, был пьян.

Лешка обиженно чешет бороду и долго смотрит мне вслед, ругаясь. Я чувствую его взгляд еще долго. Отряхиваю шляпу о колено и ухожу. Ну, извини, брат, служба. Мне нельзя опаздывать. Голова с плеч быстро катится, уж мне то не знать.

" Через мгновение в Зазимье на Площади Победы! Все! Все! Все! Слушайте меня! Ловчий казнит пузыря! Наш герой смог очередной раз поймать тварь. Ровно в полдень! На площади Победы! Приходите поддержать нашего героя! Кто если не вы, граждане свободного Зазимья!”

Это обо мне вещал глашатай. Помню, как же. Вот только Ловчего может и не быть на работе вовремя. Шут побери! Если я сейчас не поймаю такси, то опоздаю наверняка.

Стой! Шеф!

Люди прыснули в стороны только услышав мой голос. Ничего, меньше разглядывать будут. Мне портить репутацию не с руки.

Экипаж притормозил, и уже ждал. На козлах сидел держа вожжи, черный как сама смерть, таксист. Хорошо, что не улыбался, не переношу блеск зубов этих “зулумов”.

На Площадь,брат?

Угадал. И давай быстрее.

Без тебя не начнут.

Тем не менее он погнал так, что люди от его адских лошадок разлетались в стороны как кегли. Кто вправо, кто влево, и даже конкуренты трусливо жались к обочине когда Давид погонял своих жеребцов, а из окна кеба время от времени высовывался Ловец. Я всего лишь следил за минутной стрелкой на ратуше. Мы успевали. Мы почти успели если бы не горожане.

Именно этим утром бесхребетные, серые, ничем кроме денег не интересующиеся мыши вдруг заразились вирусом любопытства и поперлись на площадь.

“Ээ,брат. Я дальше не поеду.”

Человеческое море, вот что разлилось перед нами. Толпа заняла не только площадь но и вышла далеко за ее пределы. Такого скопления народа я не видел даже когда привезли вампира в серебряных колодках. Собрался не просто весь город, а еще и наверное два соседних. Поварихи, кузнецы, танцовщицы, лесорубы, военные и представители власти — все как один собрались в едином порыве на Зеленой площади. Те, кто побогаче, поближе к эшафоту, а бедняки вокруг них расположились, и даже под и над ними.

Выходить будешь? Тогда прошу оплатить.

Черный бесстрашно смотрел на меня и руку тянул. Ловец ты или Инквизиция — таксистам все равно, коней нужно содержать и десяток смуглёнков под лавкой просят кушать. Я кивнул ему успокаивающе и спрыгнул на землю, времени осталось совсем мало. А вот деньги кое-кто дома забыл.

Чего так смотришь, эй? Денег нет?

Быстро догадался, собака. Площадь была так близко и одновременно так далеко. Я отчаянно рылся в карманах плаща, но просеивал сквозь пальцы только пыль. Становилось жарко, чертово солнце не помогало. Давид уже начинал понимать и люди оглядывались на странного ловца, когда я нашел. Схватил жадно, еще не поверив до конца и и потянул из глубин кармана. Щедрым широким жестом положил ему в ладонь и накрыл сверху второй.

Держи! От души, брат. Пользуйся!

Он принял щедрый дар и я пошел сквозь толпу пока он не успел опомниться. Я не смотрел как он опустил взгляд и как изменилось его лицо. Но по крайней мере не побежал следом — значит понравилась оплата. Все таки мел на дороге не валяется.

* * *

Время неумолимо тикало, не щадя никого. Всегда так и было и будет, но сейчас я чувствовал особую тяжесть давящую на плечи. Глашатай уже анонсировал скорое начало действа. Пузырь будет уничтожен, бла бла бла. Только вот палач застрял в толпе. Чертово стадо стояло вплотную, плечом к плечу и никого пропускать к центру не собиралось. “Извините, говорил я, простите, можно? Извините, срочное дело. Очень спешу, пропустите”. Но вежливость не помогала.

“Куда прешь? Кто тебя пропустил? Я стою и ты будешь стоять! Все хотят ближе! Хочешь к сцене купи карету! Ты мою жену не толкай, сволочь или я тебя толкну!”

“ Под бой курантов пузырь войдет на эшафот!” — провозгласил глашатай, и я оглянулся на Давида. Он внимательно разглядывал подарок и моего взгляда не заметил. Руку протянуть и кусок мела можно вырвать, недалеко я ушел

“ Ловец сделает свое дело на глазах у общины!”

Другого выхода не было, и так долго тянул. Решившись я рванул кинжал из кармана плаща, а потом сорвал плащ, открывая черное, расшитое серебряной вышивкой одеяние. Ритуальное одеяние ловца знают все, но мало кто видел вблизи. Специфика работы. Шляпу пришлось оставить и поглубже на глаза натянуть, чтобы народ не узнавал на улицах завтра, а кинжал я занес над головой как будто рубить им собирался.

Однако, — сказал мордатый жид и спиной назад попер, не отпуская рук двоих дочерей. Кто-то пытался возмущаться, но быстро затыкался. Толпа расступалась предо мной как вода перед Моисеем. “Сразу нужно было так сделать”, — подумал я и шагнул вперед.

Когда ударили часы первый раз путь был почти пройден, но чем ближе к сцене, тем наглее нищеброды и приходилось их рассталкивать, хватать за воротники или толкать. Ругань неслась из грязных ртов, как горилка из кувшинов в тавернах, но как только они видели с кем имеют дело, то мгновенно замолкали. Быдлюки только и могли, что пучить глаза и бормотать ругательства вслед. Очень тихо бормотать.

“ Я вижу Ловца! — радостно провозгласил глашатай — Сегодня он выбрал другое направление! Сегодня он с народом.”

Спасибо. Меня и так вся босота видит. Теперь и статусные начали оборачиваться. Королевские окна еще закрыты, но движение за створками окна намекает, что слуги уже стоят там. Святой отец, или по-простому поп, ладонь козырьком приставил к глазам и сюда смотрит, интересуется кто так эпично людское море разрезает. Палач спину чешет и зевает, этой братии вообще все по барабану и нормальных там не держат, но мог бы поприличнее держаться.

Куранты бьют последний раз и я опаздываю, не хватило каких-то сотни метров. На деревянный сооруженный плотниками за ночь пьедестал выводят пузыря, с ног до головы в черном мешке, даже обуви не видно. Музыканты торжественно трубят и открываются широкие ставни. В окне сидит мэр с супругой и шестью детьми — приготовились наслаждаться шоу.

“Черт бы вас всех побрал”, — ругаюсь я и споткнувшись падаю на землю. Кувырок и в полуприсяде разворачиваюсь лицом к тому, кто прыгнул мне под ноги. В одной руке нож клинком к земле, готовый защищать хозяина, другая сжата в кулак. Толпа с оханьем расступается еще шире, вдалеке слышны крики раздавленных и задушенных любопытствующих.

Передо мной поднимается на ноги древняя старуха — лицо морщинистое, как сама земля, волосы белые как снег и черные-черные глаза.

Она только поднимается с колен и удерживаясь на четырех конечностях стоит как собака и на меня смотрит, а потом вдруг начинает смеяться.

Нежить. Откуда она в Зазимье? Почувствовав пузыря прошла через все защитные барьеры? Как это стало возможным?

Кинжал летит точно в цель, между глаз нечистой старухи, и она уже пучит глаза в удивлении и предвкушении гибели, когда кинжал пролетает мимо и на землю падает, а там где страшная баба сидела, только ветерок пыль кружит. Давид роняет мел и спохватившись поднимает его воровато оглядываясь и ложит в карман.

Ловец! Ты идешь?

Это глашатай заговорил. Меня уже ждут. Из толпы вдруг выскакивает мальчик, маленький босяк, с белым животом и нерасчесанными волосами он летит к ножу и толпа охает.

Ростик вернись, — шипит женщина в черном платке и длинной черной юбке, но замечает мой взгляд и замолкает. Мальчик осторожно, двумя пальчиками, за рукоятку хватает кинжал за рукоятку и вытянув руку вперед бежит ко мне.

Ловец! Мэр ждет тебя! — настаивает голос издалека. Глашатай не может успокоиться, а я забираю у мальчика оружие.

Спасибо, друг.

Можно спросить?

Спрашивай, заслужил.

Чем отличается нож от кинжала, а?

Вопрос ставит в тупик, но только на мгновение. Я смотрю на кинжал и нежно его поглаживаю по острию.

Кинжал создан для убийства мой друг и только для него.

Я вытираю лезвие от пыли и грязи о специальную нашивку в рукаве.

И это кинжал, малыш.

Я разворачиваюсь и бегу прочь так быстро как только могу.

* * *

Эшафот сколотили на славу. Быстро и качественно. Здесь не только пузырей мучить, здесь свадьбы гулять можно. Вокруг выставили охрану с оружием наперевес, флагов понавешали. Под окнами оркестр собрался трубачи, скрипачи и даже дирижер. Все ждали только меня.

Стражник к которому я приближаюсь делает шаг вперед и поднимает руку ладонью вперед, но видит кинжал, видит одеяние и шляпу и отходит в сторону.

Круг размыкается и я подбегаю к эшафоту.

Распорядитель уже бежит навстречу, я узнал его по черному халату с белыми вышивками узоров на рукавах. А еще он маленький, лысый и мокрый от пота.

"Где ты был? Где тебя носит? Семейство уже ждет больше минуты!"

Он что-то еще квохчет и суетится, но я не слушаю и иду к деревянным ступенькам справа. По тем, что слева войдет на помост хранитель и его пузырь. Печать на плече напоминает о себе острой болью, как неожиданно.

Торжественно вступает оркестр как только я ставлю ногу на первую ступеньку, и марш усиливается, чем выше я поднимаюсь и замолкает, когда я наверху. Я, я, я. Музыка смолкла на мгновение и сменилась на более спокойную и печальную. Дело ведь совсем не во мне. Я всего лишь инструмент, а слева сейчас на помост поднимался несчастный пузырь.

Первый появился старик Хранитель. Не помню, как его зовут, но мы уже пересекались по работе. Он поднимался спиной вперед потому что помогал идти пузырю. В мешке, натянутом на голову, плохо видно ступеньки, если что, и начальству бы не понравилось, если бы пузырь оступился и полетел вниз вверх тормашками. А ведь еще можно и голову свернуть. Трогательная забота о ближнем.

Я сложил руки за спиной и ждал. Сами справятся, помогать не принято — это не эффектно. Вот появилась верхняя часть жертвы и она уже стоит на эшафоте, слегка покачиваясь. Трубы закричали последний раз и смолкли. Маленький пузырек на этот раз, много из него не вытянешь. Я вздохнул и сделал первый шаг — толпа охнула. Каждый раз как первый, толпа она и есть толпа — никогда и нигде они не меняются.

Я медленно шел к цели и Хранитель узнал меня и кивнул еле заметно. Полнейшая тишина и только слышно стук сердца жертвы из под мешка.

"Толпа любит эффектные жесты", — подумал я и сорвал мешок с головы пузыря. Толпа охнула и оркестр вдруг выдал незапланированный резкий аккорд.

— Ишь ты, — сказал мэр откуда-то сверху, я едва его слышал, потому что разглядывал пузыря. Нужно было эффектно кинуть мешок в толпу, чтобы люди его яростно разорвали на сувениры, но он просто упал рядом и остался там лежать.

Маленькая девочка посмотрела на меня из-подо лба и попыталась улыбнуться. Мелкая, лет девяти не старше. Белые, как у куклы волосы — длинные, волнистые. Голубые глаза как у кошки. Маленький ротик. Щёчки, которые когда-то были румяными и пухленькими, а сейчас строго-белые. Белое строгое платье и грязные босые ноги. Все это взгляд выхватил до того, как глашатай начал говорить.