Накануне отбытия в мир под Солнцем он снова встретился с Тамарой. Многочасовое общение с ней дало ему серьёзную пищу для размышлений. Оказалось, что Тома вдумчиво и неторопливо общается со своими Учителями. И, в отличие от Андрея, среди её Наставников сразу оказались и мужчины и женщины. Тома училась неторопливо и вдумчиво. После первых, восторженных впечатлений от Белого Света в её сознании началось осмысление прежней жизни и колоссальных перемен. Она делилась с Андреем своими противоречивыми устремлениями, удивляла его, а затем и рассмешила.
— Интересно, на Белом Свете есть зеркала? Я не встречала, — неожиданно заметила Тамара в конце беседы. — Скажи, Андрей, я стала красивой?
— Ты всегда была красивой или, как минимум, очень хорошенькой и привлекательной девушкой, — развеселился он, осознавая, что женщина всегда и всюду остаётся женщиной. — Но если бы сейчас тебя увидели наши друзья, они бы ахнули от восторга!
— Правда?! — радостно воскликнула Тома и взмахнула своими чудесными белыми кудряшками. — Но если я нравилась тебе, почему Господин так и не породнился со мной?
— Чего я не сделал? — изумился Андрей. — Насколько я помню, в тёмных Княжествах отсутствуют родственные связи.
— Да, но не у тебя, — решительно возразила Тамара. — Твой ближний круг — твоя родня. Формально эти люди могут называться как угодно. Да, словосочетание "рабыня Вершителя" имеет в тёмном мире определённый исторический смысл. Но известные мне женщины Андрея не попали в рабство, а породнились с тобой... Разве я не права? Конечно, права! И мне обидно, что ты прошёл мимо такой обаятельной и привлекательной блондинки...
— Наверное, я виноват перед тобой, Тома! — от неожиданности Андрей развёл руками, почувствовал, что краснеет, и перевёл разговор в другое русло: — Здесь, на Белом Свете все люди — братья и сёстры. Значит, мы с тобой — родственные создания... А кто сказал, что нам не придётся однажды встретиться в другом мире?..
— И породниться? — не унималась Тамара. Она удовлетворённо улыбнулась лишь после того, как смутившийся к её удивлению, бывший шеф утвердительно кивнул.
Глава 24. Подарок мамы
В Москве сквозь тучки пробивалось ласковое солнышко, и шёл тёплый июньский, грибной дождь. В небольшом, уютном ресторанчике на территории Петровского парка, в нескольких шагах от стадиона "Динамо" сидел мужчина средних лет, в дорогом летнем костюме песочного цвета и тёмных очках. Официант безошибочно угадал в нём выгодного клиента, любезно усадил за лучший столик и предложил самые дорогие блюда и напитки. Тот не сопротивлялся, но попросил не досаждать ему постоянным присутствием. Усевшись спиной к окну, клиент ел и пил неторопливо и понемногу, с интересом осматривая полупустой в дневное время зал. Четверть часа спустя в ресторан, носивший слишком громоздкое для него наименование "Слон", вошла молодая пара. Внимательный наблюдатель наверняка заметил бы, с каким горячим интересом сорокалетний мужчина в тёмных очках взглянул на молодых людей. Пара уселась через столик от него, таким образом, что молодая женщина оказалась лицом, а её спутник спиной к странному посетителю, облегчённо вздохнувшему и что-то прошептавшему себе под нос. Пока молодые люди с аппетитом поглощали свой бизнес-ланч, одинокий мужчина, сняв очки, ел и пил чисто автоматически, не сводя с них глаз. Ближе к окончанию трапезы женщина перехватила настойчивый взгляд, непонимающе пожала плечами и взмахнула рыжей чёлкой. Покидая зал ресторана, она, словно пытаясь что-то вспомнить, обернулась на сорокалетнего брюнета, волосы которого тронула проседь. В этот момент он беседовал с официантом. Тот выглядел расстроенным, поскольку серьёзный клиент неожиданно засобирался на выход, обещая вернуться назавтра. Впрочем, размер чаевых привёл официанта в состояние близкое к эйфории, и он проводил таинственного мужчину до дверей, глядя на него с подобострастием.
Клиент не обманул. Ровно через сутки, минута в минуту, он снова сидел за тем же столиком ресторана "Слон", и тот же официант крутился возле него и заглядывал в тёмные очки с выражением льстивого угодничества. В назначенное время в зале ресторана снова появилась молодая пара, занявшая привычный столик. Мельком взглянув на вчерашнего "наблюдателя", женщина предпочла сесть к нему боком, молодой человек расположился напротив неё. Однако интерес к ним со стороны седеющего брюнета в дорогом костюме не уменьшился. Этот факт быстро отметили они оба. Не приступая к десерту, молодой человек встал с места, подошёл к "наблюдателю" и, глядя на него с явным неудовольствием, негромко проговорил ему на ухо пару вежливых, но довольно резких фраз. В ответ он один услышал нечто, заставившее его замереть, измениться в лице, а затем быстро вернуться к спутнице и передать ей содержание разговора. Молодая женщина удивилась, с тревогой и недоверием взглянула на мужчину в тёмных очках и задумалась. Через минуту она поднялась с места, уверенно подошла к столику брюнета, без разрешения присела напротив и уставилась на него вопросительно и вызывающе.
— Как же удивительно ты похожа на обеих мам, Машенька! — тихо, но отчётливо проговорил Андрей. Он снял потерявшую актуальность защиту со своих глаз и добавил: — Не могу насмотреться...
— Папа! — выкрикнула она и застыла, не в силах сдвинуться с места.
Ноги плохо слушались Андрея, но он собрал волю в кулак, встал из-за стола, подошёл к дочери и обнял её за плечи. "Ты хотела увидеться, дочка", — проглотив комок в горле, произнёс Андрей. Потерявшая дар речи, Маша лишь схватила отцовскую руку и приложила её к своей промокшей щеке... Немая сцена продолжалась бы ещё очень долго, но молодому человеку Марии потребовались разъяснения. Он и получил их от неё, причём в столь резкой и ультимативной форме, что, кажется, обиделся.
— Прости, но это похоже на спорадическое безумие! — опустив голову, уныло произнёс молодой мужчина. — Раньше ты заявляла, что твоя, смертельно больная мама отправилась незнамо куда к своему мужу, твоему папе, которого никто никогда не видел. Теперь, откуда ни возьмись, появляется человек, которого ты моментально признаёшь отцом, несмотря на то...
— Извини, папа! — грустно, но достаточно громко произнесла Мария, перебивая своего спутника. — Вынуждена признать, что я ошиблась... в этом парне. Мне нужно только сбегать в больницу, отпроситься с работы. Сорок минут, не более. Ты же дождёшься меня, правда?
Андрею страшно не хотелось отпускать это фантастическое создание, свою дочь, даже на минуту. Но работа — есть работа, да и омрачать чудесную встречу размолвкой молодых людей не хотелось. Андрей кивнул, поцеловал Машеньку в щёку и прошептал ей на ушко: "Я буду в Москве ещё несколько суток". Маша и её спутник вслед за ней умчались из ресторана, забыв оплатить свой обед. Официант рванулся было за ними, но улыбающийся Андрей остановил его жестом. Странная сценка в ресторане, кажется, только добавила аппетита "выгодному клиенту". Угодливому официанту оставалось только не зевать...
В Москве немного похолодало, но дожди прекратились, и прогулка с дочкой по умытым и, к удивлению Андрея, немноголюдным улицам доставляла ему неизъяснимое удовольствие. "Москва серьёзно расширилась за последние десять лет, людские и транспортные потоки оптимизировали, — комментировала улыбающаяся Маша, шагая под руку с отцом и поминутно заглядывая ему в лицо. — Сейчас большие скопления людей в центре города можно увидеть только у исторических и культурных достопримечательностей". На них оборачивались: импозантный, хорошо одетый брюнет с лёгкой проседью, не выглядевший даже на сорок лет, и молодая, длинноногая женщина, ростом чуть ниже своего спутника, с роскошными тёмно-рыжими волосами, подчёркивающими привлекательность открытого лица с большими светлыми глазами. Случайный прохожий вряд ли воспринимал эффектную пару, как папу и дочку.
Маша вела Андрея по бульварному кольцу, а он то и дело норовил нырнуть в ближайшие переулки, удивляя дочь знанием города. Центральные районы столицы мало изменились, но Андрею нравилось сравнивать нынешние пейзажи с аналогичными видами Ультра-Москвы. Его забавные комментарии по поводу этого сравнения вызывали живейший интерес Маши. Давние рассказы матери о тёмном мире не отличались стройностью, а Мария очень хотела знать, где же и как обитают её близкие, родные люди. Впрочем, все серьёзные разговоры дожидались подходящего времени. Сейчас отец и дочь просто бродили по улицам города, с интересом смотрели по сторонам и с восхищением друг на друга, радуясь невероятной встрече. Время летело незаметно, но к вечеру они подустали и нагуляли аппетит.
— Где ужинать будем, дочь? — широко улыбнулся Андрей.
— Конечно, дома, папа! — Маша окатила его весёлыми брызгами серебристо-серых глаз, удивительно похожих по разрезу и необыкновенному внутреннему свету на глаза Эммы.
— Ох, а я даже не знаю, где ты живёшь?
— Неужели, дед Вадим не рассказал? — хитро взглянула на отца дочка. — На Университетском. Бывшая квартира Вадима Ароновича давно стала нашим с мамой домом. Теперь я живу там одна.
— Хочу к тебе прямо сейчас! — воскликнул Андрей. — А по дороге купим что-нибудь вкусненькое...
Отличная трёхкомнатная квартира на верхнем, десятом этаже величавого дома, построенного ещё в сталинские времена, встречала их тишиной и прохладой. Из просторной прихожей Маша повела отца в гостиную, расположенную прямо у входа в квартиру. Но Андрею захотелось немедленно осмотреть жильё дочери целиком. Ему и в голову не приходило, что Хароныч однажды приобрёл жилплощадь (или недвижимость, как стало принято говорить позднее), имеющую непосредственное отношение к прошлому Андрея. Он с интересом исследовал большую кухню, полюбовался видом из окна во двор и, миновав двери санузла, прошёл в маленький коридорчик, откуда можно было попасть в две другие комнаты квартиры. Маша сразу поняла, что отца тянет не в самый конец коридорчика, где с раннего детства находились её личные покои. Увидев одобрительный кивок дочери, Андрей распахнул двустворчатую дверь, как-то по-детски радостно хмыкнул и сделал шаг в просторную, очень светлую двадцатидвухметровую комнату с эркером. Разумеется, обстановка разительно отличалось от интерьера, жившего в памяти Андрея. Но окна, стены, высокий потолок с лепниной, хранили особую атмосферу его детства, а круглый стол посередине комнаты и старинная, изящная люстра над ним вызвали приступ нечаянной радости.
— Ты разрешишь мне переночевать в твоей квартире, Машенька? — покачивая головой, он смотрел по сторонам, не в силах окончательно поверить в реальность происходящего.
— Папа! Я никуда не отпущу тебя, пока это возможно!
— Спасибо, дочка! Тогда я буду спать в этой комнате, хорошо?
— Конечно, как пожелаешь! Но ты заранее знал или почувствовал, что именно здесь отдыхала мама, твоя Катрина?
— Не знал, Машенька, — Андрей вздохнул, обнял дочь и ласково прижал её к себе. — Зато я точно знаю, что в этой комнате много лет назад жила твоя прабабушка.
— Как такое может быть?! Я не понимаю.
— Этот дом заселяли в 1957-ом году, если не ошибаюсь. Некоторые квартиры, и эта в том числе, стали многосемейными, коммунальными по тогдашней терминологии. Сейчас мы с тобой находимся в комнате, где жила твоя прабабушка.
— Невероятно. Папа, ты хочешь сказать, что Вадим Аронович намеренно купил именно эту квартиру, чтобы передать её нам с мамой?
— Я не верю в случайности, доченька. Некоторые люди тонко чувствуют ауру места, понимают важность исторической и морально-психологической подоплёки. Не зря же в народе появилось выражение — "намоленное место". Я не могу знать изначального замысла Хароныча, но квартиру эту он приобрёл в своё время не случайно, конечно.
— Думаю, у нас будет возможность спросить его об этом лично? — улыбнулась Маша и вернулась к теме, начатой во время прогулки: — Ближе к ночи я застелю для тебя мамину кровать, а сейчас расскажи мне, как тебе удалось вылечить нашу Катю. В это так же трудно поверить, как и в твоё появление...
Андрей вздохнул и начал долгий и неторопливый рассказ. Об удивительном прибытии Катрины в Ультра-Москву. О её упадническом настроении, недоверии и сомнениях. О встрече Кати с Эммой, о совместном просмотре видеописьма дочери. О "замораживании" Катиной болезни и мероприятиях, необходимых для её полного излечения.
— И теперь она вполне здорова? — переспросила Маша, надеясь отбросить последние сомнения.
— Несомненно, здорова! — улыбнулся Андрей. — Думаю, сейчас Катрина и выглядит иначе...
— Если болезнь ушла, то мама скоро будет выглядеть, как здоровая, совсем ещё не старая, красивая женщина. Это же естественно, папа!
— Предполагаю, что Катя на этом не остановится, — загадочно улыбнулся он, вспомнил и рассмеялся: — Когда я... уезжал в... командировку, наша неуёмная Катрина планировала слегка омолодить себя сразу после завершения лечебных процедур. У тебя же сохранились старые фотографии?
— Где ты с Эммой и беременной мною мамой? Правда, её беременность там совсем не заметна. Конечно, сохранились!
— Думаю, нынче Катя смотрится один в один, как на этих фото.
— Разве такое возможно? Фантастика! Мне остаётся только поверить тебе на слово, папочка! И куда же тебе пришлось уехать от своих прекрасных жён? Сюда, ко мне?
Андрей снова вздохнул и продолжил рассказ, но уже без подробностей и с некоторыми изъятиями. О неожиданной "командировке" в Ультра-Петербург, разлучившей его с Катриной и Эммой. О непростой работе в сложных условиях. О драматичной развязке событий и... неожиданной возможности повидаться с дочкой. Любопытная Маша желала подробностей, но у Андрея имелся свой взгляд на то, что можно говорить дочери, а о чём следует умолчать. Впрочем, беседы о "минус втором мире" и его обитателях периодически возникали у них в течение всего времени пребывания Андрея в гостях у Марии.
Они же отчасти подтолкнули отца с дочкой к однодневной поездке в Санкт-Петербург. Скоростные поезда нынче курсировали туда из Москвы и обратно каждые двадцать минут, доставляя пассажиров из одной столицы в другую за пару часов. Со смешанными чувствами Андрей смотрел на открытую для общего доступа Дворцовую площадь, бродил с дочкой по питерским переулкам, неторопливо разглядывал Михайловский замок. Хватило времени и на Петропавловскую крепость, и на статую Медного всадника, которого Андрей осматривал с улыбкой. Маша больше смотрела не на достопримечательности Санкт-Петербурга, а на отца. Ей пришло в голову, что он смотрит по сторонам другими глазами и видит больше, чем в состоянии увидеть она. "Это правда", — отвечал Андрей и негромко рассказывал дочке об Ультра-Петербурге. Уставая от пеших прогулок, они перекусывали в попутных кафе и шли дальше. Напоследок Андрею захотелось заглянуть на улицу Рубинштейна, где когда-то находился знаменитый Ленинградский рок-клуб.
— В Ультра-Петербурге на этом месте тоже есть что-то особенное? — поинтересовалась Маша, выслушивая воспоминания отца.
— Насколько я знаю, нет, — неожиданно ярко улыбнулся он и добавил: — Но обязательно появится. Я сейчас это почувствовал, можно сказать, увидел очень отчётливо.
