| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Сорин одел на голову обруч и, отведя ниспадающие до плеч волосы назад, зафиксировал их обручем в этом положении. Ощупал нагрудный карман и убедившись что образ его матери на месте, погладил рукояти мечей.
Странный это был подарок, который сделал отец на его шестой день рождения. Два абсолютно тупых меча и обруч, выполненные из матово черного металла он привез со своей родины, далёкого и дикого мира, когда спасался от противников его отца, деда Сорина, убитого в своём дворце родным братом, претендующим на его трон. Он тогда успел отправить с планеты своего малолетнего сына с его кормилицей и древними атрибутами королевской власти — мечами и обручем, которые, по легенде, были привезены на планету в незапамятные времена человеком, пришедшим со звезд, и ставшим в последствии первым королем.
Наверное, отец надеялся вернуться на родину и взойти на престол своих предков, поэтому он всегда называл Сорина не иначе как "маленький принц".
Но молодой человек не думал об этом никогда. Нет, он конечно мечтал в детстве, что когда нибудь приедет на родину отца, войдёт во дворец и надает его дяде по голове этими мечами. Но по мере взросления, эти мысли посещали его всё реже, пока вообще не исчезли после удара. Началась другая жизнь, наполненная другими заботами и мыслями.
Самое интересное в этом подарке отца было то, что совершенно тупые мечи не точились. Никак и ничем. Что только не делал Сорин, ни один абразив не брал этот странный черный металл. Сами изнашивались а мечам хоть бы что. Из-за их тупизны, их и оружием считать никак нельзя было. Если только психологическим. Но всё равно, Сорин брал их с собой на каждый выход из поселения. Во первых для тренировок, а во вторых, он считал что так он выглядит мужественнее.
Сорин встал с кучи, на которой сидел, аккуратно вылез наружу через пробоину и, держа оба меча в руках, медленно двинулся в сторону крейсера. Путь оказался неблизкий, не столько по расстоянию, сколько по времени. Какие то триста метров он шел полчаса, не переставая наблюдать за кораблем.
Он подошёл к крейсеру весь мокрый, несмотря на сильный и жаркий ветер, и трясущимися руками схватившись за броню, перевёл дух. Ноги подкашивались, но он не стал садиться, а отдышавшись, полез через одну из пробоин внутрь корабля.
Крейсер встретил его запахом гнили и затхлости. И темнотой, лишь кое-где разбавленной светлыми пятнами пробоин, в которых клубилась на ветру вездесущая пыль.
Сорин осмотрелся. Он оказался на одной из лётных палуб корабля. Здесь царил полнейший разгром. Выдавленная наружу палуба, кое где оторванная от силового набора корпуса сдавила всё, находящееся на ней так, что ему иногда приходилось пробираться ползком между хаотичных нагромождений пластика и металла, некогда бывших истребителями и штурмовиками. Сфокусированный свет фонаря выхватывал из вечного мрака раскуроченных внутренностей корабля мумифицированные тела экипажа, раздавленные словно прессом и разорванные на части.
Он прополз всю летную палубу и добрался до коридора, ведущего в рубку, насколько он помнил расположение палуб легкого крейсера. Пришлось ползти ещё сотню метров до первого поворота, после которого он снова смог встать на ноги. Средняя часть корабля, в отличии от кормовой, была не так катастрофически разрушена.
Он с трудом встал на ноги и размявшись и отряхнув пыль с комбеза, взял в руки мечи, которые во время передвижения по пластунски ему пришлось спрятать в самодельные заспинные ножны. Фонарь он предварительно закрепил в специальном держателе на правом плече.
Сделав всего пару шагов он едва не попал под выстрел турели, закрепленной на потолке в дальнем конце коридора. Сорин успел среагировать и принял сгусток плазмы на скрещенные мечи. За какую-то долю секунды, прошедшую с момента попадания плазмы в клинки он осознал, что на этом его жизненный путь и прервется, и на крейсере, ставшем братской могилой, станет на одно тело больше, как только плазма расплавит металл клинков.
Но произошло чудо. Клинки, подаренные отцом, выдержали. Больше того. Они не только выдержали, но даже отразили плазму в одну из переборок крейсера. И только небольшие лучи ярко голубого света от лезвий клинков ударили в обруч на его голове. Волна страшной боли прокатилась от головы по всему телу и в темном, пыльном коридоре запахло палёным мясом и горелыми волосами.
В душе молодого человека мгновенно вскипела ярость и он, плюнув на здравый смсл и чувство самосохранения бросился вперед, отражая клинками летевшие на него заряды плазмы. Ему это удавалось легко, так как скорострельность турели оставляла желать лучшего, и лишь иногда лучи от лезвий били в обруч на его голове, причиняя адскую боль но и добавляя тем самым злости и быстроты его движениям.
Он почувствовал что ещё немного и он потеряет сознание от боли, волнами накатывающей на него и ускорился собрав все оставшиеся силы. Но для того, чтобы добраться до турели остатков его сил не хватило. Краем глаза он увидел в трех метрах от себя открытую дверь одной из кают и, гигантским прыжком преодолев расстояние до такого близкого, спасительного мрака каюты, исчез из зоны действия камер наблюдения скрывшись за открытой дверью.
Выстрелы в коридоре сразу же прекратились, а молодой человек сжав зубы чтобы не закричать, с приглушенными стонами катался по полу каюты, в которой он укрылся от атаки искина. Боль волнами прокатывалась по всему телу, начиная с головы и заканчивая пальцами ног, раз за разом, становясь всё сильнее, всеобьемнее. Сорин долго сопротивлялся ей, стараясь не утонуть в этом океане боли, но в итоге, всё таки не выдержав, потерял сознание, лёжа в луже крови на пыльном полу каюты.
Пришел в себя он довольно быстро. Как ему казалось, по крайней мере. Тело ломило, но это были всего лишь отголоски того, что он вытерпел не так давно. Только лишь голова всё ещё болела по прежнему. С трудом оторвав туловище от пола, Сорин сел и плеснул на голову воды из фляги. Сразу полегчало. Только то место, где обруч соприкасался с кожей головы продолжало гореть огнем. Он достал из рюкзака походную аптечку и сделал обезболивающий укол. На всякий случай. Затем вылил ещё немного холодной воды из фляги на голову. Понемногу боль начала отступать, и Сорин наконец то смог подняться на ноги.
При свете фонаря он осмотрел каюту в которой ему пришлось искать спасения от метких выстрелов соскучившегося по общению искина.
Каютой это помещение можно было назвать с трудом. Это были роскошно обставленные апартаменты. Дорогая деревянная мебель стояла на паркетном полу вдоль стен, обшитых не пластиковой имитацией, а настоящими деревянными панелями, которые даже с виду, даже покрытые многолетней пылью, смотрелись очень дорого. Разбитые при падении люстры на покрытом росписью потолке в лучах фонаря сверкали остатками хрусталя. Из большого помещения выходили две двери. Одна вела в большую спальню в которой стояла невообразимо огромная кровать, застеленная когда то белоснежным а ныне серым и пыльным постельным бельем. Вторая дверь вела в сан блок.
Сорин вернулся в гостиную и ещё раз внимательно осмотрел помещение. Лучше бы, конечно, он этого не делал. Молодой человек вздрогнул от увиденного.
В высоком кресле за массивным деревянным столом находилось мумифицированное тело хозяина этого помещения, да и всего корабля, по видимому. Лежащая на столе, высохшая до костей рука сжимала рукоять армейского игольника, направленная прямо в грудь молодого человека.
Сорин мгновенно взмок всем своим измученным организмом. Руки непроизвольно потянулись к мечам, и только потом он осознал, что ему ничего не угрожает и труп находится в этом положении уже лет двадцать. Наверное, со времени удара. Видимо, раненый хозяин корабля отстреливался до последнего, хотя какой урон мог нанести игольник, даже армейский, бронированным корпусам дроидов под руководством спятившего искина?
Сорин приблизился к столу и осмотрел тело погибшего человека. Длинные седые волосы опускались тому на плечи, наполовину прикрывая спереди пустые глазницы. Стянувшаяся высохшая кожа вокруг рта обнажила пожелтевшие зубы и казалось что давно умерший человек с недобрым оскалом наблюдает за ним.
Сорин подошёл ближе и разглядел знаки различия на одежде мумии. Звезда в окружении трех комет. Адмирал флота. Полный адмирал. Даже у командующих флотами было по две кометы вокруг звезд. А тут очень странный чин, о котором он даже и не слышал.
На столе перед телом погибшего человека лежали серебристый кинжал и медальон в форме капли. Сорин осторожно кончиком меча подтянул к себе медальон и, когда ему это удалось, взял его в руки. Медальон был сделан из серебристого металла с мелкими золотыми вкраплениями и висел на цепочке из того же материала. Он был очень тяжел. Маленькая безделушка толщиной в пять миллиметров и диаметром в три сантиметра весила никак не меньше килограмма. Он нажал на кнопку, расположенную сбоку от места крепления первого кольца цепи, и медальон раскрылся на упругом шарнирном соединении. На внутренней стороне одной из половин прямо на металле с фотографической точностью было выгравировано лицо девушки. Очень знакомое лицо. Сорин с волнением достал из внутреннего кармана комбеза голофото матери и в растерянности замер. Это было одно лицо. В медальоне, более молодое а на голофото уже взрослое, но это было лицо его матери. Без сомнений.
На второй половине была гравировка каких то рун, выполненная в виде папиллярных линий. Этакий рунный отпечаток чьего то пальца. Работа очень тонкая и необъяснимо притягательная для него. Чем дольше молодой человек смотрел на эти линии, тем сильнее он погружался в какой то неведомый ему, манящий мир. Он прикоснулся подушечкой большого пальца к папиллярному рисунку на медальоне и ощутил, как что то его укололо. Но Сорин не отдернул руку от резкой боли, а наоборот, вжал ее сильнее. Так, словно его пальцы свело судорогой, не давая разжать их, как он ни старался. Через минуту бесплодных усилий судорога все таки прошла и пальцы разжались. Медальон, выскользнув из руки упал на стол. Сорин вновь взял его в руку и осмотрел узор на левой его половине. Он мог бы покласться, что узор линий изменился, изменились и руны в ключевых точках узора.
Молодой человек не стал заморачиваться рассматриванием медальона и, закрыв его, повесил на шею , ближе к сердцу. Потом подтянул к себе поближе небольшой кинжал, изготовленный из того же материала. Тот лег в руку как влитой, только создавалось ощущение, что кинжал сопротивлется. Сорин не стал задумываться над поведением куска металла и, спрятав его в рюкзак, решил уходить из каюты. Тем более, что надо было еще прорваться сквозь заградительный огонь плазменной спарки в конце коридора.
Перед уходом, он развернулся и отдал честь сидевшей в кресле мумии. Кто бы он не был, он сражался до самого конца, и заслуживал уважения.
Затем, взяв клинки, которые вновь засияли голубым светом как только он взял их в руки, он выскочил в коридор и, оттолкнувшись от противоположной стены в два прыжка оказавшись у турели, сильным взмахом снес ее с потолка. Все это он сделал на такой скорости, что искин даже не успел среагировать, лишь немного повел стволами в его сторону.
В ту же секунду механический голос сообщил, что включена система самоуничтожения корабля и через пять минут крейсер погибнет в плазменной вспышке.
Сорин бросился на выход из корабля, пытаясь за оставшееся до взрыва время преодолеть бегом и ползком весь путь до пробоины, через которую он и проник сюда. Ему это удалось уже на последних секундах и, выскочив из корабля, он стремглав бросился к спасительной броне крейсера.
Он не успел совсем чуть чуть. Страшный взрыв за спиной оторвал его от поверхности и швырнул в пробоину, когда он был всего в паре метров от нее. Последнее что он помнил, прежде чем потерял сознание, была волна нестерпимого жара, опалившая ему спину.
Сколько он пролежал в недрах погибшего крейсера, он не знал. Пришел в себя он глубокой ночью лежащим на куче мусора в трюме корабля. Он с трудом поднялся на ноги и выглянул из пробоины возле которой лежал. На месте крейсера дымилась огромная воронка и лежали разбросанные по поверхности осколки боевого корабля.
Покачав головой, молодой человек выполз из крейсера и, выгнав из убежища платформу, отправился в обратный путь.
Спать хотелось страшно, но он решил не останавливаться, пока не доберётся до расщелины, в которой ночевал в позапрошлую ночь. Добрался до неё он без приключений, и едва заведя платформу в расщелину, тут же вырубился.
Проспал он до самого рассвета. Утром молодой человек попытался снять с головы обруч, который в перипетиях прошедшего дня так и забыл убрать в рюкзак. Но не тут то было. Обруч словно прикипел к коже головы и любая попытка сковырнуть его оттуда приводила к сильной головной боли. Помучавшись некоторое время с этой возникшей из ниоткуда проблемой, он решил оставить все как есть до тех пор пока не доберется до дома. Там доктор Ания сможет снять прилипший обруч с головы.
Встав и, по своему обыкновению сделав разминочный комплекс, он тронулся в обратный путь. За сутки непрерывной езды он добрался до гор, где и переночевал в небольшом ущелье в тридцати километрах от поселения. В дороге ничего интересного не происходило. Только ветер, гудевший не переставая, поднимая тучи пыли и песка, и унылая безжизненная равнина, нагонявшая тоску и какую то безысходность.
Наутро он уже был готов выдвигаться в путь. От почти суточного сидения на платформе, и крайнего напряжения последних дней, на него накатилась апатия. Хотелось просто полежать денек-другой, провести время в приятном ничегонеделании. Но Сорин не мог себе этого позволить. От декады, отведенной ему руководством поселения на проведение разведки, оставалось еще три дня. И это время Сорин хотел посвятить изучению корабля, увиденного в горном ущелье. Надо было двигаться. Найти приемлемый путь для движения платформы. Чем ближе ему удастся подобраться к кораблю на технике, тем меньше придется тащить тяжести на своем горбу до места.
Через два километра вверх по дороге, он заметил удобный съезд с дороги, ведущий в нужную ему сторону. Проехал метров триста, сошёл с платформы и полез на скалу, в поисках удобного для его транспортного средства пути. Таковой нашелся метрах в пятидесяти дальше и правее от его местоположения. Но чтоб добраться до него, надо было преодолеть пару скал, для платформы, в принципе непреодолимых. Далее, километров пятнадцать шли довольно пологие спуски и подъемы. Вся загвоздка была в преодолении этих двух скал в начале пути.
Сорин вплотную подъехал к первой скале и расчехлил трос лебедки.Перекинув его с левой, более пологой стороны скалы, он закрепил крюк костылем метрах в тридцати от нее и, подняв платформу на максимальную высоту, включил лебедку. Платформа могла самостоятельно преодолеть угол наклона максимум в двадцать восемь градусов. Тут же угол был больше сорока градусов. Так что, преодоление этого препятствия было на самом деле большой проблемой.
Лебедка гудела, понемногу наматывая на барабан кольца троса. Сорин сзади подталкивал платформу, хотя толкать почти тонну металлопласта было занятием почти бесполезным, но так он, занося заднюю часть платформы левее или правее, старался не допустить соприкосновения днища платформы с особо острыми и опасными камнями. Но вот, спустя полчаса напряженных трудов и волнений, первая преграда была преодолена, далее сорок метров относительно ровной поверхности и еще полчаса на преодоление второй скальной преграды.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
