Сестрёнка Месть

Когда меня вывели из пежо, вялая толпа ожила. Взметнулись транспаранты "Свободу НФР", "Будущее Ру?сси — это Республика", и "Долой самодержавие".

Некоторые плакаты требовали немедленно освободить из-под стражи некоего Владислава Адзинбу. Согласно имперской прессе, его задержали за мошенничество с акциями железнорудной компании "Шахты Сальти", а либеральская пресса утверждала, что его арестовали за политическую поддержку реформ.

Раньше я не разбирался в политике, не разбираюсь и сейчас. Но после того как Марин Лебэн заморочила мне голову сказками о Фронде, я решил, что надо хотя бы иногда читать газеты.

Пока мы поднимались по бесконечным ступенькам, нас сопровождали выкрики:

— Долой канцеляризм!

— Слово канцеляритов мёртвое. Слово Фронды — живое!

— Требуем реабилитации героев Фронды.

3

Я и Алёна стояли в центре кабинета. На стене, над длинным столом, висел портрет Императора. В окне виднелись крыши дворца Ля Кремлё, над которым реял роскошный имперский дирижабль, означающий, что Император в своей резиденции. В жизни бы не мог представить, что окажусь в таком месте! В самом сердце Империи!

Седоголовый мужчина в парадной белой форме стоял напротив нас. О нём я знал одно: его звали Патрик Паск.

Вслед за нами в кабинет вошёл военный оркестр из трёх музыкантов. Не дожидаясь приказа, они встали рядом со столом и заиграли гимн, оглушая визгливыми звуками лютни.

— За отличие в охране общественного порядка, — сказал Патрик Паск, перекрикивая музыку, — подданный Империи, Борис Евгеньевич Муссенар, награждается медалью за... М-м-м... (сверился с наградным листом) "За спасение попавших в беду".

Вручил мне лист, а на лацкан пиджака прикрепил медаль. Взял со стола второй лист и коробочку:

— Так же, Борис Муссенар, награждается знаком отличия "На страже Империи", за содействие в поимке и нейтрализации вражеского лазутчика.

Прикрепил знак ниже медали. Отступил к столу и замер в торжественной позе. Я не знал, куда деть руки, занятые коробками и листами. То закладывал за спину, то вытягивал. Алёна стояла так же торжественно, как Патрик Паск.

Музыканты перестали играть, а Патрик и Алёна одновременно гаркнули:

— Империя — это сила!

— Империя... сила... — еле слышно повторил я.

Я не был уверен, имею ли право произносить военный лозунг или должен в диссонанс крикнуть гражданский: "Да здравствует Император!"

Как бы там ни было, я испытал патриотический подъём. Меня не убили, не арестовали и не пытали, а наградили настоящими медалями! Всё же Канцелярия не то страшное место, полное палачей и продажных ублюдков, каким его описывают либеральские правозащитники. Везде есть плохие и хорошие люди. Мне повезло на хороших канцеляритов.

— Спасибо, Бориска, за Алёну, — Патрик Паск переключился с торжественного тона на "отеческий": — Благодаря тебе она жива и раскрыла серьёзное дело. Девочка далеко пойдёт.

— Если я молодец, то почему меня отстранили от участия в расследовании? — Грубость вопроса Алёны поразила даже меня.

— Тебе нужно подлечиться. Рука, плечо. И вообще — отдыхай, девочка.

— Чтобы прочитать материалы по делу механикла, не нужна рука. Нужно повысить мой уровень доступа.

Патрик Паск нахмурился:

— Капрал Алёна Бастьен, вы хотите указать мне, бригадному генералу Имперской Канцелярии, какой уровень доступа выставить младшим сотрудникам?

— Пардон. Виновата. Но я могу помочь расследованию. Я подозревала этого ханаатца с самого начала. Вела его от Нагорной Монтани.

— Теперь дело продолжат более опытные агенты. И прошу, капрал, не смей при гражданских высказывать своё неудовольствие. Портишь торжественный момент.

— Виновата.

Патрик Паск повернулся ко мне:

— Вы, Борис, всем довольны? Аэронеф чинят? Денег достаточно? Помочь чем-то?

Холодея от собственной смелости, я заявил:

— Вообще-то да. У меня просьба.

Патрик Паск сел за стол:

— Валяй. Или, как говорят австралийцы, "шут", то есть "стреляй".

Я положил коробки и листы на стул, зачем-то вытянул руки по швам:

— Моя семья погибла по причине...

— Мосье, вы в логове канцеляритов, — хохотнул Патрик Паск. — Мы всё про вас знаем. Соболезную. Такая потеря в таком молодом возрасте.

— Мерси. Осмелюсь попросить предоставить мне данные на тех, кто устроил резню на ферме. Название ПВК, а так же имена всех участников операции.

Улыбочка моментально слетела с лица бригадного генерала. Я понял, что "выстрелил" неудачно.

— И что ты сделаешь, Бориска? Будешь мстить? Парень, все виновные в смерти твоих родных наказаны по закону. Мы не дикие ханаатцы, у нас нет кровной мести.

— Но я... пардон...

— Думаешь, мы не знаем, что полтора года назад, твой отец пытался купить эту информации у судебного чиновника?

На лбу у меня выступил пот, а лицо пылало, будто стоял возле перегретой газотурбины. Дострелялся, Иисус-дева-мария!

Патрик Паск продолжал бушевать:

— Да-да, сопляк, именно мы арестовали коррупционера. Теперь он кукует в остроге.

— Из-за нас человек попал в острог?

Алёна пришла на помощь:

— Ну, Бориска, не из-за вас, а из-за собственной жадности. Материалы по делу фермы так засекречены, что даже я не имею доступа. Как всегда.

— Капрал, молчать, — Патрик Паск будто бы совладал с гневом и перешёл на отеческий тон: — Как ты собираешься мстить, Боренька? Ты вообще понимаешь, что пэвэкашники — реальные звери? Укокошат тебя только за одну мысль о мести. Чем меньше ты о них знаешь, тем дольше проживёшь.

Он встал из-за стола и указал рукой на дверь:

— Церемония награждения окончена. Прошу вас освободить кабинет. На ваши чипы перечислены премии. Идите, дети, веселитесь. Моску любит богатых.

4

Кабаре "Лавр" отличалось от тех, где я бывал раньше тем, что там было непривычно светло. В интерьере ханаатские ковры соседствовали с мизурскими плетёными креслами, соломенными моделями дирижаблей из Новых Земель и статуэтками негрянских богов.

— "Лавр" — лучшее место для молодёжи, как мы, — сказала Алёна. — Кто уже много зарабатывает, но ещё не тратит на семью или кредит.

— А почему здесь собраны сувениры со всего мира, но нет имперских?

— Таков либеральский дискурс. Если для патриота нет ничего, кроме Империи, то для либераля нет никакой Империи, но почему-то есть государства, которые она угнетает.

Официант поставил на наш столик поднос с бокалами алкоситро и двумя круглыми коробочками. На крышках портрет Лавра Водолазкина. Насколько я помнил историю, лет пятьсот назад он создал культ своего имени, проповедуя то ли свободу половых сношений, то ли педофилию, то ли всё вместе.

Алёна добавила шёпотом:

— Медальки лучше снять. Посетители кабаре сочувствуют Фронде.

Я отправил медали в карман. Взял коробочку с пудрой:

— В Академии Динамического Воздухоплавания, я и Димон мечтали пробраться в кабаре такого уровня и нанюхаться пудры. А теперь сижу, как настоящий посетитель и свободно заказываю.

Алёна отвинтила крышку и взяла стеклянную трубочку:

— У тебя есть проблемка, Борис, которая грозит вырасти вместе с тобой в один неприятный комплекс.

Алёна разложила на крышке полоску пудры. Я попытался повторить, но вышла неровная кучка. Канцеляритка сделала дорожку для меня, продолжая:

— После убийства твоей мамы и сестрёнки, ты должен был стать больным на всю голову. Но не стал.

— Это хорошо или плохо?

— Это подозрительно. В отличие от своего папаши, ты ещё не пережил травму окончательно.

— Да, я всё ещё хочу отомстить.

Алёна вставила трубочку в ноздрю и, неловко отставляя загипсованную руку и задевая посуду на столе, втянула пудру:

— Дело не в мести, а в тебе. Ты смелый, но одновременно нерешительный. Будто не знаешь, как и когда применять свою смелость.

Чтобы скрыть смущение, я тоже вдохнул половину пудры. Она как-то не так зашла, словно рассыпалась в голове наждачными песчинками. Стараясь не чихнуть, стал тереть нос.

— Скажу кое-что неприятное, — продолжала Алёна, — но твоя трагедия выгодна. Она устранила мещанскую семью, которая затянула бы тебя в обывательское болото и в кредитное ярмо. Чем скорее ты это поймёшь, тем быстрее станешь выдающимся человеком.

Я выпил алкоситро:

— Это так происходит вербовка в канцеляритских пособников? С уничтожения памяти о семье?

— Ха-ха, молодец. Но я не вербую, а намекаю, что можно сотрудничать.

— Вы, канцеляриты, не хотите даже выдать мне имена пэвэкашников, которые устроили резню на ферме. Какое, сожги вас Неудобь, сотрудничество?

— Бориска, если бы у меня был доступ, я давно всё тебе дала бы. Но Патрик Паск подозрительно темнит...

У меня зазвенело в голове, мир перевернулся. Стало абсолютно ясно, что делать дальше. Схватил Алёну за руку и сжал:

— Мы проберёмся в кабинет Патрика Паска. Через его ординатёр просмотрим репозиторий с секретными документами.

Алёна отодвинула от меня коробочку:

— Эй, парень, хватит пудрить себе мозги.

А я восторженно продолжил:

— Сегодня же ночью. Вот и докажешь, что в сотрудничестве с Канцелярией есть выгода, а не только патриотический долг.

— Если нас поймают, то меня выпрут со службы, да и то не навсегда, потому что канцелярит — это на всю жизнь. Но тебя посадят в острог. Ещё и пришьют обвинение в работе на вражескую разведку.

— Я не боюсь.

— А я боюсь.

— Я тебе жизнь спас.

Алёна вырвала свою руку из моей. Сделала вторую дорожку.

Решив, что хватит с меня пудры, я завинтил крышку на своей коробочке и сунул в карман. Отдам Димону, он мечтал о настоящей пудре. Хотя, конечно, её нельзя выносить из кабаре. Если поймают жандармы, то будут проблемы. С другой стороны, почему в этом кабаре пудру подают в удобных коробочках с крышкой? Быть может, я не понимаю ничего в либеральском дискурсе, но это явный призыв унести её с собой.

Алёна вдруг засмеялась, то прикрывая рот рукой, то пытаясь запить смех алкоситро:

— Поверить не могу! Не могу и всё тут.

— Во что?

— Что ты раскрутил меня, канцеляритку, совершить то, на что обычно я раскручиваю других.

— То есть?

— Ты меня завербовал.

5

Мы подошли к зданию Имперской Канцелярии. Фрондеры, уставшие митинговать, спали на матрасах и в спальных мешках прямо на брусчатке бульвара Фьюзенмо. Флаги и транспаранты стояли рядом, прислонённые к переносным ограждениям. Над спящими реял бес-пилот, словно бы тоже сонный.

— Ну, шагай, шагай! — Алёна ударила меня в шею.

Так как мои руки были в наручниках и закручены за спину, то я чуть не упал лицом в ступени здания Имперской Канцелярии.

Шум разбудил парочку фрондеров. Завидев, что в здание кого-то ведут, они растолкали товарищей. Позёвывая, все подхватили транспаранты и начали скандировать:

— Прекратите незаконные аресты!

— Империя — тюрьма народа!

— Берегись канцелярита!

— Свободу политзаключённым!

К нам вышел охранник и недовольно произнёс:

— Не могла через потайные двери доставить? Горлопанов разбудила. Кто такой?

— Политзаключённый, — ответила Алёна. — Патрик Паск у себя?

— Три часа ночи. Он дома давно.

Охранник проверил гражданский чип Алёны и хотел взять за мой, но она остановила:

— Нельзя. У гада инфицированный криптовзломщиками гражданский чип. Поэтому его будут проверять сетевики.

Охранник открыл дверь, пропуская нас внутрь. Повернулся к митингующим:

— Заткнитесь! Вас днём никто не слушает, а ночью тем более.

Только на этаже кабинета Патрика Паска Алёна сняла с меня наручники. Использовав какое-то устройство, которое тщательно прятала от меня в кулаке, она открыла замок, и мы прошли в тёмный кабинет. Император смотрел с портрета, а дирижабль над Ля Кремлё время от времени посылал в кабинет цветной луч прожектора, окрашивая интерьер то в тревожный красный, то в успокаивающий зелёный.

Алёна подошла к столу и присела над системным блоком ординатёра. Достала второе устройство, так же пряча от моих глаз, и вставила в порт. На экране появилось окошко ввода пароля. Алёна набрала на клавиатуре явно случайное слово. Устройство в порту быстро замигало, и открылись файлы репозитория.

— Технологии канцеляритов против канцеляритов, — шепнул я.

Алёна быстро открывала и закрывала документы:

— Нашла... Операция ПВК "Эскадрон Клода", Белый Китель, пятое ноября тысяча семнадцатого года.

Замелькали фотографии разрушенной фермы. Потом пошли обрывки синемазаписей. Какой-то негрянин снимал горелые трупы, приговаривая: "Отличное ратное портфолио будет у меня!". Когда попались снимки трупов мамы и сестрёнки, я попятился от экрана, отвернувшись от него.

— Не время раскисать, Бориска, — зашипела Алёна. — Смотри дальше.

Я вывел список участников операции со стороны ПВК "Эскадрон Клода". Первым шло досье с фотографией красивой черноволосой девушки.

— "Жизель Яхина, — прочитал я, — синтезан". Это она командовала резнёй! Кто такие синтезаны?

— Она твой враг. Какая разница, синтезан или брюхоног? Про Жизель я слышала. Она вообще-то герой Империи. Яхины — прославленная фамилия. Умеешь ты выбирать себе врагов, Борис.

Я достал наладонник и сфотографировал список участников операции, их домашние адреса и номера чипов.

— Можно идти.

— Погоди, — остановила Алёна. — Теперь и я кое-что поищу.

— Так и знал, что ты пошла на это дело не ради меня!

— Конечно. Если нас поймают, скажу, что ты меня подговорил.

6

Я заглянул Алёне через плечо. На экране мелькали фотографии механиклов, времён войны с Австралией. Многие засняты на поле боя в те моменты, когда разрывали пополам ханаатский танк или расстреливали имперский авион. Попадались механиклы таких странных форм, что я удивился, зачем австралийцы делали их такими смешными, словно на карнавал отправляли. Одни в виде ящерицы, другие в виде овцебыка с ненужными в бою, но грозными рогами. Другие напоминали смешного толстого человека с кувалдой в одной механической руке и... поварёшкой в другой.

После механиклов возникло знакомое морщинистое лицо ханаатца. Того, что был на "Сестрёнке".

— Мерде, — громко сказала Алёна. — Та часть досье, что открыта, свидетельствует: он работал на Империю, тогда как Ханаат полагал, что работает на них! Он наш, канцелярит, двойной агент. Его звали Тен Гиз Лотфулла.

— Агент Канцелярии вёз украденную у ханаатцев технологию австралийцев, но вы же, канцеляриты, пытались поймать его и не дать провезти технологию?

— А знаешь, кто приказал поймать якобы ханаатского шпиона? Патрик Паск!

— Ваш бригадный генерал — предатель?

— Или идёт какая-то другая игра, которой я помешала, поймав агента, которого не должны были поймать. Или должны были, но не я. Вот почему меня не допустили к материалам дела. Теперь всё ясно.

— Хорошо, что тебе ясно. Мне ничего не ясно.

Алёна листала дальше:

— Остатки разбившегося механикла отвезли в провинцию Кунград. Место назначения — завод Артемия Герье.