— Так, — в душу Орди начало закрадываться подозрение. Он посмотрел в пульсирующий фиолетовый глаз. — Нам ведь надо на юг, правильно?..
На первый взгляд направления ничем не отличались: такие же поля, крестьянские домики у самого горизонта, холмы, редкие перелески и блеск небольших озёр.
— Да, именно, — отозвался череп. — А что, какие-то проблемы?
— Ну, это как посмотреть… Я спрашивал, как назывался твой замок?
— Брунген, — ответил Тиссур, и юноша поменялся в лице.
— Может, ты хотел сказать «БрунЕген»?
— Нет, точно Брунген. А что?
Орди задумался, глядя на юг. В высокой траве стрекотали мелкие насекомые, вдалеке пылила тройка гружёных телег, нагретые солнцем камни источали жар и приятно согревали ступни. «Прошло пятьсот лет, — думал юноша. — За это время название столицы могло измениться десять раз, не то что прирасти одной буквой».
За половину тысячелетия в истории столицы Регентства случалось всякое. Были пожары, выжигавшие её дотла, и наводнения, смывавшие то, что не успело сгореть. Были осады, штурмы и разграбления, были голод, чума и массовые праздники. Народы переселялись, спасаясь от напастей, крестьянские поля зарастали густыми лесами и затем снова становились полями, империи рождались, расширялись и распадались под ударами более удачливых соседей, изменялись до неузнаваемости языки.
И какова была вероятность, что Брунеген не был тем самым Брунгеном, который искала проклятая черепушка?
— Там есть река? — спросил Орди первое, что пришло на ум.
— Да, — охотно откликнулся Тиссур. — Мой замок был на правом берегу, и из его окон открывался прекрасный вид на остров прямо посреди течения. При мне там начинали закладывать монастырь.
Юноша тихо выругался. Во время учёбы он видел столицу на картинах и знал, что монастырь уже давно возвели. И даже более того: не только монастырь, а ещё и самый большой в Регентстве собор, целый сонм храмов поменьше, швейные мастерские, кузницы, ювелирные лавки, мельницу с элеватором, высокие крепостные стены, кельи, больше похожие на казармы для монахов, больше похожих на иностранных кондотьеров, и крохотный, но чрезвычайно производительный свечной заводик. Маленький остров превратился во всемирный центр культа Всех Богов.
А на правом берегу земля взрывалась громадной округлой скалой, увенчанной древним замком — серым, массивным и за долгие годы вросшим в породу до полного слияния и неспособности разобрать, где заканчивается гора и начинаются стены.
Впрочем, ещё оставался, пусть и очень призрачный, но шанс на то, что Тиссур имел в виду другое место, и его Брунген был грудой замшелых камней где-то в глуши.
— У меня просто есть подозрения, — начал молодой человек издалека, — что твой замок… Как бы сказать… Всё ещё действует.
Череп молчал.
— И что? — спросил он, выждав несколько секунд, пока Орди стоял, подняв брови в ожидании ответа. Только сейчас юноша понял, что Тиссур действительно был убеждён, что всё осталось на своих местах. Поэтому тем фактом, что замок не разрушен, его не удивить — для сбрендившей черепушки это было само собой разумеющимся.
— Ну что ж… — покачал головой Орди, лелея надежду, что Тиссур всё-таки ошибается. — Тогда в путь. Кстати, я хотел бы получить аванс.
— Только после того, как я окажусь у стен замка.
Юноша ухмыльнулся:
— …Но до того, как ты начнёшь пытаться свергнуть Регента.
— Хорошо, — живые люди обычно сопровождали подобный тон презрительно изогнутой губой. — Кстати, напрасно ты не хочешь принять участие. Ты просто не знаешь, от чего отказываешься.
Тут Орди мог бы поспорить, но не стал.
Какое-то время юноша сердился на Тиссура, но затем решил, что поход в столицу — это даже очень неплохо. Во-первых, туда ведут какие-никакие, а дороги, вдоль которых стоят какие-никакие, а гостиницы. Такой путь всяко легче и приятнее, чем поиски троп в дебрях, населённых волками и тем, чего боятся даже волки. Во-вторых, в случае обмана Тиссура будет намного проще продать в большом городе, чем в деревне. Ну и, наконец, в-третьих, Орди уже давно бредил столицей. Пройтись по людным улицам, полным открытых карманов, доверчивых ушей и беззащитных кошельков, увидеть ярко освещённые ночные улицы, попробовать свои силы в большом городе, а не в захудалых деревнях, сколотить состояние и не жить в нищете — обо всём этом юноша уже давно мечтал, но за повседневной рутиной никак не мог собрать достаточно сил и решимости для того, чтобы взяться за покорение Брунегена.
Но готов ли он сейчас?
Сердце ёкнуло от предвкушения чудес, в груди стало жарко.
— Кстати, как у тебя с... э-э-э... ходьбой? — спросил Орди, отгоняя волнение. Тиссур по понятным причинам отказывался верить в то, что он именно летает, а не ходит.
— По-прежнему плохо, — посетовал король. — Отпусти-ка.
Юноша осторожно разжал пальцы, и череп повис в воздухе, покачиваясь. Он не дышал, но пыхтел так, словно очень сильно напрягался.
— Нет! Нет! Хватай! Хватай обратно!..
Но молодой человек не успел: череп, как подбитая птица, завалился набок, теряя высоту, и исчез в густой траве на обочине. Орди, вздохнув, подобрал Его Королевское Величество, отряхнул от пыли и сухих травинок и снова пристроил в рубахе.
— Но ведь уже лучше! — радовался Тиссур. — Раньше вообще держаться не мог!
— Лучше, ваше величество, безусловно лучше.
Тракт пустовал, поскольку край этот был достаточно глух и потому непривлекателен для торговцев. Орди надел сапоги и ускорился, чтобы успеть засветло добраться хоть до какого-нибудь жилья. Снова молчание, скука и скрип сапожной кожи. Орди оглядывался по сторонам и не видел совершенно ничего примечательного — лишь кое-где торчали вросшие в землю каменные колодцы и фундаменты зданий. В некоторых уже давно проросли тонкие белые берёзы. Поодаль стояли какие-то косые бревенчатые домишки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся покинутыми.
— Вытащи-ка меня, — скомандовал Тиссур.
Орди подчинился.
— Что-то я совсем не узнаю дороги, — проворчал король. — Места, вроде, знакомые, но как же всё изменилось…
— Ну да, — кивнул Орди. — При тебе, должно быть, тут были одни леса и поля.
— При мне, — сказал король тоном, которым обычно разговаривают с ещё несмышлёными детьми и уже несмышлёными стариками, — дорога была вдвое шире. Не было ни единой выбоины: стоило пропасть одному камню, как тут же мчались, чтоб положить новый. А вдоль трактов стояли конюшни для гонцов, башни с охраной, резервные казармы, амбары с запасами для войска... — сам того не замечая, Тиссур заговорил с ностальгией. — Рядом с ними часто вырастали рынки, гостиницы, трактиры. Позже появлялись деревни и даже города. А всё потому, что за качеством дорог я следил лично и в своё время даже казнил пару человек за то, что всё запустили и разворовали деньги. Так что это сейчас тут леса и поля, — подытожил король и обиженно замолк.
— А долго ещё до Брунегена? — поинтересовался Орди больше для того, чтобы сменить тему.
— Брунгена. Без всяких «е», — недовольно отозвался Тиссур. — Лиг с пятнадцать.
— Что ж, уже неплохо. По две-три лиги в сутки… — быстро сосчитал в уме Орди. — Дней через шесть доберёмся.
— Ух ты, — удивился череп. — Ты умеешь считать?
— Да, — ответил юноша, чувствуя непередаваемое: «Да, я превзошёл твои ожидания».
— Почему же ты не сказал об этом раньше? И где ты учился?
— Приют при монастыре Всех Богов, — сказал помрачневший Орди и добавил, желая обрубить на корню разговор, вызывавший неприятные воспоминания: — Тяжко там было.
Не хотелось вспоминать даже на миг о холодном сарае высоко в горах, где сквозь щели задувал ледяной ветер, приносивший мелкие колючие снежинки. В приюте редко кормили, зато очень часто наказывали, причём довольно изощрённо. Собственно, разнообразие наказаний было единственным разнообразием, доступным подопечным Матери-настоятельницы. Эта мерзкая старуха, высушенная и вымороженная горными ветрами, с рыбьими глазами и вечно искривлённым в неудовольствии ртом была главным персонажем детских ночных кошмаров. Казалось бы, у детей с их прекрасно развитым воображением должно быть множество других страхов, зачастую не имеющих отношения к реальности. Но это выглядело странно только для тех, кто не пробовал триста раз вознести благодарность Всем Богам, стоя коленями на гравии. А потом вознести ещё триста раз, потому что в голосе было «недостаточно любви».
Поскольку иного транспорта, кроме телег на горизонте, поблизости не имелось, Орди зашагал как можно шире, стремясь их нагнать. Однако это оказалось куда проще задумать, чем осуществить: проклятые повозки, как бы быстро юноша ни шёл, никак не хотели приближаться.
Мошенник моментально покрылся потом и захотел пить. Спустя первый час в горле совершенно пересохло, в висках стучала кровь, а перед глазами мельтешили чёрные мошки.
— А если бы кое-кто был посговорчивее, — пробубнил молодой человек больше для себя, — то ехали бы мы сейчас в собственной карете…
— Если бы кто-то был достойным человеком и нашёл бы работу вместо раскапывания могил и воровства… — парировал Тиссур с поистине королевским презрением.
Орди остановился и снял свёрток с плеча.
— Так, всё, с меня хватит, — сказал он, закипая, и резкими движениями развязал узел. — Ты можешь говорить что угодно, ты можешь называть меня мошенником, вором, гробокопателем и ещё кем угодно — и, скорее всего, будешь прав. Да, я плохой человек. Но это всё, что я умею, — быть плохим человеком. Меня не научили ничему, кроме этого, уж извини. И знаешь, что? Я посмотрел бы, как ты себя вёл, окажись в моей шкуре. Когда ты ешь раз в неделю, и то с помойки, то хочешь-не хочешь, а будешь думать не о том, как остаться хорошим и сохранить чувство собственного достоинства, а о том, где бы найти ещё. Ах да, и предупреждаю… — Орди не на шутку рассвирепел. — Если ты ещё раз меня оскорбишь, клянусь Всеми Богами, я выкину тебя в болото. И к чёрту все на свете клады, о которых ты знаешь. Жди ещё пятьсот лет какого-нибудь дурака, согласного помогать и терпеть свинство в ответ.
Тиссур молчал. Огонёк метался влево-вправо, то глядя на разозлённого Орди, то выискивая болота в окружающем пейзаже.
— Хорошо, — процедил король сквозь зубы с большой неохотой. — Я пересмотрю своё поведение.
Орди тоже молчал, но взгляда не отводил.
— Что? — спросил Тиссур.
— Я жду извинений.
Череп заклацал челюстями: открывал и закрывал рот, издавая звуки разной степени возмущённости.
— Да… А… Чт… Да как ты смеешь?! — выдавил он, наконец.
— Болото, Тиссур, — кровожадно ухмыльнулся Орди.
Снова пауза в два удара сердца.
— Хорошо. Я… — очевидно, подобные слова в отношении жалкого мошенника давались королю намного сложнее всех прочих. — Я прошу прощения.
— То-то же, ваше величество, — Орди закинул свёрток на плечо и пошагал дальше.
Расстояние сокращалось медленно, и только когда солнце уже начало клониться к закату, запыхавшийся и наглотавшийся горькой дорожной пыли юноша счёл, что уже можно перейти на бег, закричать и замахать руками, требуя остановиться и подождать его. Последняя телега подчинилась: из-за мешков, наваленных бесформенным бурым комом, выглянул старик с клочковатой, словно поеденной молью, бородой. Его голову венчала огромная и невероятно засаленная кроличья шапка, надетая, несмотря на ужасную жару. Затем голова скрылась, раздалось: «Тпр-р-р, зар-раза. Тпр-р-р, я сказал!», и после нескольких повторений последней фразы разными интонациями упрямая лошадь остановилась.
Ободрённый успехом юноша поторопился достичь телеги раньше, чем возница передумает.
— Куда едешь, уважаемый? — одышка не давала нормально говорить, со лба и по спине стекали липкие капли пота.
— В Брунеген, куда же ещё? — ответил старик, слегка шепелявя. — Хочешь со мной — давай талер и пообещай с лошадью помочь, когда приедем.
Разумеется, Орди согласился. Достав из мешочка на поясе увесистую серебряную монету с затёршимся от времени профилем регента, молодой человек уселся на мешках, от которых пахло землёй, и, наконец-то, смог выдохнуть: погоня за телегами его измотала.
Солнце покраснело, небо на западе стало лиловым и фиолетовым, а облака окрасились ярко-багровым и блистали так, словно их кто-то поджёг.
Поскрипывали тележные колёса, кобыла мотала головой и прядала ушами, отгоняя мух. Старик ей в этом помогал, сонно помахивая длинной хворостиной. Пейзаж сменился, и вместо безлюдных земель мимо медленно проплывала пастораль засеянных полей, хуторов и небольших деревенек, похожих друг на друга как две капли воды.
Орди не терял времени даром и за несколько часов пути успел перезнакомиться со всеми в обозе и стать всеобщим любимцем. Специально для таких случаев он хранил в памяти несколько баек, пару смешных и скабрезных историй, а также бессчётное количество похабных стишков, которые любили все крестьяне без исключения. Бородатые мужики в серых рубахах, кожаных жилетках и шапках с кроличьим мехом — ожившие стереотипы о местных жителях — хохотали над ними, утирая слёзы, а один — щуплый и пахнущий перегаром проныра — даже заучил несколько.
Тиссур лежал, помалкивая, только периодически ойкал, когда телега попадала в выбоину. Однако старик не реагировал: то ли не слышал, то ли списывал на собственные галлюцинации.
— Вдова-то, значит, уже приготовилась, постель расстелила, стол накрыла… — Орди сделал длинную паузу и лукаво сощурил глаз. Со всех сторон слышались нетерпеливые смешки тех, кто догадался, чем история закончится. — А солдат помылся, поел и ушёл!
История про одинокую вдову, решившую приголубить старого и в некотором роде недееспособного солдата, всегда заходила на ура.
— А скоро остановка-то? — спросил Орди, когда все просмеялись. Небо уже потемнело, на нём высыпали первые звёзды. — А то так есть хочется, аж переночевать негде, — подобные банальные шутки тоже пользовались спросом.
— Да скоро уже, скоро, — ответил возница средней телеги и широко зевнул, открывая вид на недостающие зубы и огромную глотку.
И в тот же миг со всех четырёх сторон раздался громкий-громкий свист.
Орди сразу понял, в чём дело и, рухнув наземь, проскользнул под копытами лошадей к телеге, где лежал Тиссур.
Прямо перед юношей из высокой травы поднялась угрюмая личность в рванине. Куцая рыжая бородёнка, штаны, перепоясанные верёвкой, и нож в руке не оставляли сомнений в профессии этого субъекта. Даже на таком расстоянии от внезапного гостя несло потом и костром — удивительно, что Орди его не учуял. Обозники схватились за дубины и поспешно сбились в кучу. Юноша, сграбастав рубаху с черепом, поспешил туда же, поскольку сбежать возможности не было: оборванцы окружили караван и явно собирались поживиться. Худые, беззубые, злые — они сверкали голодными глазами, как стая волков.
Возницы, которых Орди не так давно развлекал, выстроились тесным кругом и затолкали внутрь юношу и старика с последней телеги. Крики, брань и оскорбления сыпались со всех сторон. Разбойники боялись атаковать, а крестьяне стояли насмерть, но в наступление идти не решались.
