Смерть Кощея Бессмертного

VI

На рассвете, семьдесят старейшин и уважаемых людей племени росов, во главе с боевым архонтом Бусом, безоружные, в белых обрядовых одеждах, покинули городище. Некоторые держали в руках кусочки хлебного мякиша, мяса, стрелу — подношение Перумову дубу. Десять старейшин возглавлявших процессию, держали в руках по белому петуху — жертвенный дар роще и богу.

Поселяне провожали, столпившись в воротах так же, по-праздничному облаченные, без оружия — в такой день грех великий прикасаться к боевому железу. Их лица сияли верой и надеждой, в глазах светились веселые огоньки — ведь сегодня будет пир: росы будут угощать недавних врагов. Война закончена...

— Идут, — прошептал Тарм, завидев среди деревьев приближающихся росов.

— Без оружия, — ухмыльнулся Винитар, сунул руку под плащ, нащупал рукоятку кинжала.

— Они держат клятвы. Эти лесные дикари, как дети, — рассмеялся сотник Ансельм.

— Прикуси язык, — нахмурился Винитар, чувствуя в словах скрытый подвох.

Ансельм покосился на предводителя и подумал, что мог бы и не выносить его с поля боя — никакой благодарности. "На западе ты превратился в ромея и перестал быть готом. Фрея оставила тебя и девы Норн готовы были прервать нить твоей жизни, если бы не я...".

Согласно договора и мнению жрецов-старейшин: "Пусть готы первыми ощутят святых духов земли росской живущих в роще", делегация готов первыми прибыла в святилище. На рассвете, босоногий мальчишка в волчьей шкуре, посланный Любомиром, привел семьдесят готов и росомонов на вершину холма. Оставил перед величественным, многоветвенным дубом, раскинувшим могучую крону чуть ли не над всей поляной.

— Разве вы не караете чужаков, вторгшихся без спроса в священную рощу, вдруг они обидят ваших богов? — спросил Винитар у проводника.

Мальчишка улыбнулся:

— Наших богов нельзя обидеть и вы теперь не враги. Священная роща, в которой обтает дух Перуна и духи наших пращуров, первыми должны вас увидеть и привыкнуть. Тогда, при заключении мира, духи своим присутствием его поддержат и скрепят.

Винитар пожал плечами, с любопытством осмотрел рощу. В центре поляны возвышался хозяин и богатырь — природное воплощение и олицетворение Перумовой силы — громадный дуб. Его с трудом могли обнять двадцать человек. Он основного ствола, в полуметре от земли, отходило невиданное количество толстых ветвей, словно вставшие дыбом волосы разъяренного перед смертью Имира (Имир — родоначальник великанов ётунов, которого когда-то убили боги и из тела его создали мир. Страна великанов — Ётунхейм. др. сканд.) На нижних ветках дуба висели подношения: разноцветные ленты, стрелы с белым оперением, украшенные тотемным пером бусла. У ствола Перумового древа, среди черных корней взрывающих землю, лежали обглоданные лисицами мелкие петушиные кости, забитый под коренья белый пух. Маленькие дубки, молоденькие кустики, отступали от великана на расстояние кроны. Края поляны окаймляли резные светлые березы. В то время как, склоны холма были покрыты густым лиственным лесом.

Под белыми плащами готов и росомонов скрывались короткие мечи и кинжалы. Несколько сотен росомонов, окружили холм и затаились в кустах и молодом подлеске, дабы отрезать путь, если кто-нибудь сумеет вырваться из рощи. Еще несколько сотен, ждали сигнала, чтобы атаковать городище.

Готы неуверенно топтались на поляне, с удивлением разглядывали дуб-великан.

— Это и есть их бог? — гулял меж рядов готов удивленный шепот.

— Нет, это всего лишь место, где ему поклоняются, совершают требы, — отвечали сведущие росомоны.

— Кто их бог?

— Перун — бог грозы и войны.

— Наш Водан могущественнее и сильнее.

— А наш бог Хорс, похож на Перуна. Ваш Один, оставил вас в этой войне без удачи.

— Если бы с нами был Германарих.

— Кощей? — смеялись росомоны.

— Анты рассказывали, что своих риксов, росы выбирают только на время войн, а на самом деле они живут без азов (князей).

— Дикие. Совет старейшин на жизнь племени не влияет, только смотрит за несением обрядов и треб.

— Если муж умирает, жены росов желают сожжения вместе с телом мужа.

— Градов не знают.

— А кто строит города кроме ромеев?

— Германарих.

— Это тот, который построили в Киммерии, на камнях боспорцев, киммерийцев и кимров? — смеялись росомоны.

— Тихо, росы идут....

Винитар, Тарм и десять сотников поспешили выйти навстречу. Не доходя десятка шагов, обе процессии остановились и в пояс поклонились друг другу.

Бус по обычаю росов протянул руку, пожал плечо Винитара. Гот слегка растерявшись, возложил руку на плечо рикса.

— Я рад, что твоя мудрость победила твою гордость. Лучше худой мир, чем добрая ссора, — сказал Бус.

Лицо Винитара перекосилось от ненависти, он крепче сжал плечо, выхватил кинжал и ударил вождя росов в живот.

— Готы в бой! — закричал Винитар.

В руках готов и росомонов появились короткие мечи и кинжалы. С криками они кинулись на безоружных росов. За деревьями пропел боевой рог, подавая сигнал прятавшимся конным сотням для штурма холма и городища.

Острая боль пронзила Буса, он со стоном упал на колени. Удивленно воззрился на гота.

— Почему? Ведь ты кровью клялся, на мече?

— А ты думал, что я действительно заключу с тобой мир? — Винитар расхохотался и злобно пнул роса, опрокидывая на спину. В рощу, с гиком и свистом ворвались конные сотни.

— Готы ни с кем не заключают мира. Они выигрывают войны! — Воскликнул Винитар, наклоняясь к Бусу.

— Нас предали! — закричал Терес. Несколько кинжалов одновременно воткнулись в его тело. Белый жертвенный петух с гневным клекотом вырвался из его ослабевших рук.

— Лучезар! Беги в городище, предупреди людей о предательстве, — закричал Якун, кидаясь на готов и прикрывая брата.

Он ткнул приготовленной для приношения стрелой в раскосое лицо росомона. Режа пальцы, сильными руками кузнеца, перехватил и вырвал занесенное над ним лезвие. Ударил в шею разинувшего рот гота, развернулся, отбивая удар и пропуская удары в спину. Один из всадников метнул пилум (тяжелый дротик римлян), пронзая могучую грудь кузнеца. Якун пошатнулся и завалился на спину...

Готы и росомоны, яростно крича, разили росов. Дуб Перуна безмолвно смотрел на избиение, даже листья на его кроне не шевелились. Старейшины росов умирали и боролись за жизнь в молчании.

Лучезар сбил с ног дюжего гота. Бросился под копыта коня, уворачиваясь от тяжелой фрамеи (готск. копьё). Перехватив древко, легко выдернул всадника из седла и пригвоздил к земле. Оглянувшись на поляну и закричав от отчаяния от увиденной резни, бросился в кусты. Один из росомонов послал вослед стрелу.

— Ушел, — огорченно пробормотал он.

На глаза росомона попался бегущий навстречу длиннобородый дед. На груди старейшины расплылось огромное красное пятно. Глаза старика были широко раскрыты и ничего перед собой не видели. Росомон просунул руку в аментум ( ременная петля посреди древка, просунув в неё средний и указательный палец, копьё метали с большой силой, за счет получившегося таким образом рычага) и высоко поднял дротик...

Конные сотни с гиканьем и леденящим сердце визгом влетали в раскрытые ворота городища. Над головой всадников были занесенные копья и мечи. Празднично накрытые снедью столы опрокидывались под грудью коней. Женщины и дети с криками бежали из-под копыт коней под защиту домов. Фрамеи готов пронзали спины бегущих, срастали тела с землей.

На площади, окружив гонтину с идолами, мужчины пробовали оказать сопротивление, метали во всадников дротики и стрелы, не давая приблизиться, но силы были неравны. Росы к бою не готовились. Росомоны и готы окружили площадку. Вскинулись сотни луков, на защитников пролился дождь из стрел.

— Хэй! — Всадники пришпорили коней, опустили вниз наконечники копий. Вскинув коней на дыбы, всей тяжестью обрушились на заслон росов. От крика не выдержала, взметнулась с насиженного места в небо аистиная пара. Покинула гнездо. Несколько готов в охотничьем азарте вскинули луки...

— Римляне беглых рабов и разбойников распинают. Росы, как племя непокорное, взбунтовавшееся против царя готского Германариха, заслуживают того же. — Винитар вытер о полу плаща обагренные кровью руки, вымазывая белую ткань. Удовлетворенно посмотрел на распластанные тела росов.

Белые рубахи и штаны росов продолжали напитываться кровью. Алые пятна расширялись, уничтожая белый цвет мира и добрых желаний. Многие еще были живы, дышали с хрипом и свистом, плотно сжав зубы, чтобы враги не слышали.

Винитар возбужденно хлопнул Тарма по плечу.

— Поздравляю с победой! Это твоя заслуга!

— В этом нет моей заслуги, победа принадлежит тебе, Винитар, — Тарм хмуро, кусая ус, разглядывал поверженные тела. — Я только напомнил тебе о том, как воевал с эстами король готов. — Тарм перевел взгляд на гота, насмешливо прищурился.

Тон росомона Винитару не понравился, он так и не понял, издевается тот или говорит серьезно.

— Что ты хочешь сказать? — гот воинственно выпятил подбородок.

— Только то, что это война готов, а мы, всего лишь союзники.

— И что? Ты чем-то недоволен?

— Мне не нужны лишние лавры, это твоя победа. — Тарм обвел рукой поляну, на которой лежали шестьдесят девять тел.

Лицо Винитара вспыхнуло, он громко рассмеялся:

— Хорошо Тарм, принято — это моя победа. Молись Хорсу, что на этой поляне лежат росы, а не росомоны.

— Мы больше доверяем мечу и руке его держащей, — спокойно ответил Тарм.

Винитар отвернулся. Увидел сидящего под дубом Буса, прижимающего к животу алое пятно. Взгляд вождя с ненавистью смотрел на гота.

— Готов ли ты к смерти рос?

— Мы всегда к ней готовы. Вот когда смерть придет к тебе, ты гот, к ней не будешь готов.

Винитар расхохотался:

— Славный воин всегда умирает в бою и смерть для него, хоть и не желанная гостья, но всегда ожидаемая.

— К тебе это не относится.

— Почему?

— Разве ты славный воин? — Голова вождя кружилась, он едва слышал Винитара и почти не сознавая, на грани духовных и физических сил, отвечал. Тем не менее, Бус попытался улыбнуться и прямо посмотреть на гота.

— Ты клялся кровью. Отдал свой меч. Просил мира. Теперь я вижу, какой с готами мир, чем они платят за доверие. Когда-нибудь это поймут росомоны.

Тарм отошел в сторону, не желая слушать роса. Его уши пылали от содеянного стыда. "Мы союзники. На войне все цели хороши, а враг есть враг, к нему нельзя испытывать снисхождение и благородство. Но причем здесь готы?" — думал вождь росомонов.

Винитар вытянул руку, показывая на дуб.

— Распните его! Пусть его дорога к Перуну, языческому богу, будет короткой. — Усмехаясь, посмотрел на Буса. — Вы ведь поклоняетесь ему? Это ваш бог?

— Будь ты проклят, — отозвался архонт.

— Псы кощеевы. — Раздался голос Тереса. Он поднял голову и в усилии плюнул на сапог Винитара. — Будьте вы прокляты, — повторил слова Буса и уронил голову, распластав по земле окровавленный оселедец. Стоящий рядом с Винитаром гот, вонзил в неподвижное тело копьё, пригвождая к земле.

— Это тебе за пса, — пробормотал воин.

— Брат, в Ирии (назв. языч. славнск. рая ) встретимся! — прокричал Бус.

Его подняли за руки и ноги. Из открывшейся раны обильно полилась кровь.

— Распните его! Всех распните! — кричал распалясь Винитар. — Пусть висят на своем священном дубе.

— Братья! Верте! Будет за нас отмщение! — прокричал, теряя сознание Бус.

Гвозди готы с собой не захватили. Тела старейшин прибивали к дубу и стоящим вокруг молодым дубам и березам кинжалами и дротиками, вгоняя их в ноги и руки, распиная на римский манер косым крестом.

Буса распяли невысоко, в метре от земли. Голова вождя опустилась на застывшую грудь, поднявшийся ветерок развевал длинный светлый чуб.

Винитар остановился напротив. Победа над Бусом, как ни странно, удовлетворения не принесла, только злость проснулась, забурлила в сердце черным омутом — жаждала продолжения кровопролития. Смыть красной рекой сердечную тяжесть, растворить под свист мечей и копий отдать под забвение богине Урд. (девы (богини) Норн — богини судьбы, отвечает за прошлое. Девы Норн: Вернади (настоящее-становление); Скульд (будущее-долг); Урд (прошлое-судьба).

Предводитель готов огляделся: на дубе и вокруг поляны висели все шестьдесят девять распятых тел старейшин и предводителей росов. Некоторые едва слышно стонали и слали готам проклятия. Росомоны недовольно толпились в стороне, хмуро оправляли конскую сбрую, чистили мечи. Вождь готов обратил внимание, что они уже сняли с себя запятнанные кровью белые плащи.

Винитар посмотрел на свой палий (просторный плащ), он был густо залит багровыми потеками. Растер пальцем красное пятно. Внезапно шагнул вперед и схватив Буса за чуб, вздернул голову. На удивление, вождь росов был еще жив. Он раскрыл глаза, невидяще посмотрел на Винитара. Губы разомкнулись и прошептали:

— Стрела летящая в день.

— Что? — прошептал Винитар.

— Перун! Я иду к тебе! — неожиданно прокричал рядом распятый рос.

— Перун! Я иду! — поддержал новый вскрик.

— Перун! — донесся крик с другого дерева.

Винитар выпустил оселедец. Голова Буса упала на грудь — он уже шел, прямой как стрела, светлой небесной дорогой, к золотому, пульсирующему оку Ярилы, за которым был скрыт Ирий — небесная страна уставших жить.

— Проклятые росы, какие живучие, — прошептал, отступая Винитар. — Сегодня же, покинем ваши окаянные земли. Лучше воевать с ромеями или герулами.

Среди крон деревьев он различил поднимающийся с северной стороны, густой черный столб дыма.

— Поехали в городище, — устало приказал Винитар. Ему подвели лошадь...

Поселок росов Винитар застал разрушенным и разграбленным. Пьяные готы и росомоны метались по площади, маленьким радиальным улочкам, размахивали горящими поленьями, позаимствованными в капище и поджигали все, что можно было поджечь. Багровое, кровавое пламя гуляло в стрехах маленьких домов, черный дым валил из землянок и приземистых хижин. Блеющий, мычащий скот гнали через ворота вниз, к реке. Там горели костры победителей и на вертелах поджаривались туши животных.

По улицам, вдоль плетней, у раскрытых жилищ вповалку лежали пронзенные копьем, стрелой, настигнутые ударом меча тела мужчин, женщин и детей, наряженные в праздничные одежды, запятнанные алым клеймом предательства. Пленных не было. Те, кто сражались под гонтиной, так и остались лежать под ногами безучастного идола. Перун отказал в помощи и невидящим взглядом смотрел на площадь, перевернутые столы, втоптанную в землю еду и утварь. Может он был недоволен тем, что Бус, боевой рикс, похитил у него невесту? Крыша гонтины прогорела и обрушилась на тела погибших. Языки пламени алчно прикоснулись к идолу.

У черного дикого камня, лежала утыканная стрелами аистиная пара. Винитар склонился с коня, зачарованно рассматривая птиц. Порыв ветра принес с капища искры и мелкие угли, обвиняюще кинул во всадника. Конь испуганно шарахнулся в сторону. Винитар неловко вылетел из седла и раскрыв руки упал на тела птиц, как будто пытался их обнять. Он неудачно ткнулся глазом в наконечник стрелы, пробившей грудь аиста насквозь и с криком боли откатился в сторону. Наконечник готской стрелы покраснел.