Пистоль и шпага (3 главы)

"Как бы то ни было, но изменить ничего нельзя, — решил Александр. — Жребий брошен. Помогай ему Бог!" Он перекрестился на иконы, покрывавшие стену в кабине (с недавних пор император стал чрезвычайно религиозен) и вернулся за стол.

Следующим письмом из пакета, доставленного курьером из действующей армии, оказалось послание от Виллие. Начальник медицинского департамента Военного министерства и по совместительству лейб-хирург сообщал об организации помощи раненым, перечислял количество подвижных лазаретов, число задействованных в них лекарей и фельдшеров, количество получивших помощь раненых, которых из Смоленска отправили в Можайск, Москву и Тверь. Все это подробно, обстоятельно, с цифрами и примерами. "Дотошный человек, — подумал Александр, которому наскучило это читать. — Хотя полезный. Но зачем он мне это доносит? Хватило бы отчета по министерству". Он уже хотел отложить письмо, как заметил внизу небольшую приписку.

"В Смоленске случай свел меня с интересным человеком, — сообщал Виллие. — Его зовут Платон Сергеевич Руцкий. Он бастард князя Друцкого-Озерецкого, уехавшего за границу еще при вашей бабушке, императрице Екатерине Алексеевне. Там Руцкий рос и получил медицинское образование. Как лекарь был взят в армию Бонапарта и отправлен служить в Испанию. Проявил себя так, что был приближен маршалом Виктором. Однако служить узурпатору не захотел, бежал от него и пробрался в Россию. Здесь прибился к нашим егерям, лечил их, а затем взял в руки ружье, дабы воевать неприятеля. Я его за то пожурил. Не след такому ученому человеку сражаться как простому солдату, их у России и без того довольно. Лекарь Руцкий отменный, что доказал на деле, вылечив ряд высокопоставленных особ. Так, командующему Первой армией генералу Барклаю де Толли свел сухую мозоль, от которой тот страдал. Руцкий подсказал мне ряд усовершенствований в лечении раненых, которые будучи применены, дали отличный результат..."

"Вот ведь немец! — возмутился Александр, откладывая письмо. — О самом главном в конце, да еще как бы между прочим. Нет, чтоб прямо! Руцкий, значит? Помню я его. Хотя стоит уточнить".

Он взял со стола колокольчик и позвонил.

— Напомни мне, — сказал заглянувшему в кабинет адъютанту, — проходил ли моим бумагам некто Платон Сергеевич Руцкий?

— Как же-с! — кивнул адъютант. — Могилевский мещанин, прибившийся к егерям Второй армии. Славно воевал поляков, затем французов, отбив у тех батарею из четырех пушек. Затем бился на улицах Смоленска с ротой егерей, дав возможность дивизии Паскевича отступить в полном порядке, а затем сжечь за собой мост. Князь Багратион хлопотал о возведении Руцкого в дворянское достоинство и даровании ему офицерского чина, на что вы, государь, по великой милости своей изволили согласиться, пожаловав чин классом выше — подпоручиком вместо прапорщика.

— Помню, — кивнул император. — Руцкий открыл использование французами фальшивых русских ассигнаций, представив тому доказательства. О том, что узурпатор готовит такую диверсию, мы знали из сообщений иностранных агентов, но не имели образцов. Благодаря Руцкому получили их, что дало возможность разослать во все ведомства и губернии описание поддельных бумаг. За то я и возвел его в дворянское достоинство. А за подвиги на поле брани даровал офицерский чин классом выше, чем просили, потому что дворянство у него уже было. Ты скажи: не встречалось ли в бумагах на Руцкого упоминания, что тот лекарь?

— Не припомню, государь, — повинился адъютант. — Но с вашего позволения прикажу узнать.

— Займись! — велел Александр.

Адъютант исчез за дверью, а император еще какое-то время перебирал бумаги, лежавшие перед ним на столе. Однако глаза его скользили по тексту, не оставляя следа в памяти. Наконец, Александр отложил их и задумался. Неужели Виллие нашел лекаря, который вылечит его застарелой болезни? Александр давно страдал от мозолей, которые не позволяли ему носить чулки с башмаками . На приемах император неизменно появлялся в сапогах, чем удивлял иностранцев. Они не догадывались, что только мягкие онучи позволяют самодержцу российскому передвигаться без острой боли в ступнях. Придворные лекари пытались избавить его от этой напасти, но все без толку. Они связывались с иностранными коллегами, пытаясь узнать, сводят ли там мозоли, и разводили руками. Нигде не могут. А вдруг нашелся умелец — и не просто в России, а в армии. Воюет, как простой офицер, и может быть убит в любой миг. И кто тогда поможет Александру?

Дверь в кабинет приотворилась, и в получившуюся щель скользнул адъютант.

— Узнал, государь! — выпалил, вытягиваясь. — Точно лекарь. В представлении на офицерский чин предписано сообщать сведения для внесения в формуляр, в том числе об образовании. Написано, что Руцкий окончил университет за границей, где обучался лекарскому делу. Говорит по-французски и по-немецки.

— Благодарю, дружок! — сказал Александр, с удовольствием увидев, как полыхнули обожанием глаза адъютанта. По въевшейся с малых лет привычке царь был любезен с окружавшими его людьми — с теми, конечно, кто был полезен. Александр любил нравиться — даже таким незначительным фигурам, как адъютант.

— Ты вот что, — сказал добродушно, — подготовь письмо Виллие. Передай Якову Васильевичу мою просьбу прибыть в Петербург. Довольно ему пребывать при действующей армии — и без него справятся. Все, что требовалось по лекарской части, он уже сделал. Заодно уведомь, чтобы взял с собой подпоручика Руцкого. Буде начальство того станет возражать, пусть покажет мое письмо.

— Слушаю, государь! — кивнул адъютант и скрылся за дверью.

"Будем надеяться, что Руцкого не убьют, — подумал император. — Странный он человек. Вместо того чтобы делать карьер по лекарской части, тем более что Виллие от него в восторге, полез в офицеры. Хотел дворянства? Так я его ему даровал. Вот и занимался бы своим делом. Офицеров и солдат у меня довольно, а вот добрых лекарей — по пальцам перечесть. За столько лет не могли с мозолями справиться...

Думая так, Александр не вспомнил, что еще часом тому читал письмо Кутузова, в котором светлейший сетовал на недостаток офицеров в армии, и император с этим соглашался. Но это не затрагивало его лично, а личное для Александра всегда стояло на первом месте...

* * *

— Уверены, Даву? — спросил Наполеон. — Русские, в самом деле, готовятся к сражению?

— Они возводят укрепления, — ответил маршал. — Редуты, люнеты, флеши. Ставят батареи. Зачем, если нет намерения воевать?

— Вы не знаете Кутузова! — хмыкнул Наполеон. — Это старый лис. С него станется возвести укрепления, заставив нас развернуть армию в боевой порядок, а ночью уйти. Русские делали это не раз.

— По сообщениям агентов, далее до самой Москвы нет подходящей позиции для битвы. Сомневаюсь, что русские сдадут древнюю столицу без боя. Под Смоленском они сражались.

— Это был всего лишь заслон, — сморщился император. — Они пожертвовали частью армии, дав возможность уйти остальным. Могут повторить.

— Агенты доносят, что здесь вся русская армия.

— Хорошо бы так, — кивнул Наполеон. — Надоело гоняться за ними, как гончая за зайцем. Теперь зайчик устал и решил дать отпор? Я счастлив, Наполеон улыбнулся. — Мы разобьем русских и получим нужный нам мир. Без армии Россия — младенец в колыбели. Подходи и бери в руки. Как называется селение, возле которого встали русские?

— Их там несколько, сир. Бородино, Горки, Семеновское, Утица.

— Никому неизвестные названия, — вновь улыбнулся Наполеон. — Такими же были Маренго, Аустерлиц, Прейсиш-Эйлау. Теперь о них знает мир. Наша слава впишет в историю имена этих жалких селений. Хотя много чести. Пусть предстоящее сражение называется Московским. Что скажете, Даву?

— Великолепная мысль, сир! — поклонился маршал. — Тем более что река, протекающая в этой местности, носит имя русской столицы.

— Решено! — сказал Наполеон. — Я прошу вас удвоить наблюдение за русскими. Не дайте им улизнуть. Обо всем подозрительном в их лагере сообщайте немедленно.

— Слушаюсь, сир! — ответил маршал и, повинуясь знаку императора, вышел из комнаты.

К себе в ставку Даву ехал в дурном настроении. Он собирался рассказать Наполеону о посланце из будущего и даже захватил с собой ранец с его вещами, однако не решился. Император не стал бы его слушать: это было видно по его виду и речам. Наполеон хотел знать только о предстоящей битве — это единственное, что его интересовало. В последнее время маршал с горечью замечал, что перестает понимать человека, за которым некогда пошел, как за путеводной звездой. То, что Наполеон стал императором, он воспринял с пониманием: того требовала ситуация, сложившаяся в Европе. К реставрации порядков, существовавших до революции, это не привело. Свобода, равенство, братство остались на знамени Франции. Любой ее гражданин мог занять место у трона, происхождение человека при этом не играло роли. В окружении Наполеона дети трактирщиков соседствовали с бывшими аристократами, и это никого не удивляло. Одобрительно воспринял Даву и походы в Европу. Гнойник, угрожавший затопить Францию смердящими потоками контрреволюции, следовало вскрыть и вычистить, что и удалось. Заодно Франция принесла народам Европы свет равенства и свободы. На покоренных землях вводились законы империи, уничтожались сословия и привилегии паразитов. Но со временем Даву стал замечать, что сражения, которые он воспринимал, как печальную необходимость, занимают императора больше, чем интересы Франции. Наполеон буквально рвался в бой и чуть ли не бредил битвами. Вот и в России... Зачем Франции страна с диким народом и огромными малозаселенными землями? Подавляющая часть жителей России — крепостные крестьяне, то есть рабы. Даву понял бы императора, объяви тот их свободными. Но Наполеон этого делать не стал. Не захотел злить русского царя, от которого ему требовался нужный мир. И за это должны умирать французы? Сколько их уже осталось на полях сражений — в Европе и не только? Наборы в армию обескровили Францию: в деревнях и городах не хватает молодых и здоровых мужчин, зато полно незамужних женщин и вдов. Если так далее пойдет, страна обезлюдеет, и вражеская армия захватит ее без особых затруднений.

Если верить Маре, так и произошло. Русская кампания кончилась неудачей, иначе как объяснить отставку императора, его ссылку на Эльбу, реставрацию Бурбонов и последовавшее триумфальное возвращение Наполеона? Но и оно завершилось разгромом под Ватерлоо. Где в это время был сам Даву? В спектакле, который Мааре видел на устройстве посланца, его имя не упоминалось — маршал специально спрашивал. Мюрат, Ней, Груши — эти были. Значит, он или погиб, или находился в отдалении. Вполне возможно, что первое, и нельзя исключать, что в России. Это мучило Даву. Не то, чтобы он боялся смерти — это не достойно офицера, но угнетала недосказанность. Расспросить бы этого посланца! Получись у Маре его захватить, можно смело идти к императору. Тогда многое, возможно, удастся изменить.

Внезапно Даву осознал, что не удастся. Наполеон не поверит. В последнее время император слышит только себя. Посланца и его вещи он сочтет попыткой повлиять на его гениальные решения. "Наполеон похож на игрока, который привык ставить все на кон и при этом неизменно выигрывать, — подумал маршал. — Такой гонит от себя мысль, что удача может отвернуться. Остается решить, нужен ли Франции такой император?"

Эта мысль ужаснула его, маршал даже затряс головой, прогоняя ее. Но мысль не ушла, более того, стала обрастать подробностями. И тогда Даву, внутренне ужасаясь, стал их рассматривать. По-другому не получалось: природа наградила его хладнокровным умом, способным принять и проанализировать любую ситуацию. Для императора нет ничего невозможного? Для Даву — тоже. Если речь идет о благе Франции.