| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Помню, под мигающий фитилёк в снарядной гильзе, он читал мне свои стихи. Расстались с ним в Махачкале, и больше ни разу мы с ним не виделись.
С Брянского фронта, по дороге в Орджоникидзевское военное училище, заехал домой. Захотелось побывать дома, в котором немало пережито. Меня, конечно, не ждали: в 1941 году пришла похоронка — в июле, а в августе — пропал без вести. Вот так по трагическому стечению обстоятельств, меня живого человека, отнесли в число невозвратимых потерь. Кто-то подобрал мой, утерянный мною же, смертельный медальон. И так, я прибыл домой, когда мои родители получили по почте извещение о том, что их сын пал смертью храбрых в боях за Родину. По лицу матери катились тяжелые горькие слёзы. От пережитого горя на лице её обозначились морщины. Увидев меня, она зарыдала, я не выдержал, тоже заплакал. Но теперь глаза матери были полны радости. Однако радость была недолгой. Шла война, порядки были строгие, и к тому же мне нужно было быть в Орджоникидзе вместе с товарищами, которые ждали меня в Москве. Да родители сами понимали, что я заехал домой самовольно, и они были очевидцами того как моих односельчан, позволивших себе долгое пребывание дома, признали дезертирами, водили под конвоем по задворкам деревни, а затем расстреляли. Правда документы мои были достоверны и не просрочены.
Деревня Устиново — родина моя. Её я не забывал ни на войне, ни в последние годы моей жизни, помню и сейчас. И каждый раз, когда я приезжал в с. Ново-Петровское к сестре Нине, я всегда шел в свою деревню, проходил по ней из конца в конец. Мне составляло удовольствие повидать ровесников, односельчан. Поговорить с теми, кто в 1941 году уходил на войну. Теперь все изменилось, и деревня, и люди, и отношения. Да и никого уже и не осталось из моих сверстников, счастливо прошедших войну. Много позабыто, Но все же на родину тянет. Родное Подмосковье снится мне каждый день. Не знаю, удастся ли мне вернуться на Родину? Бюрократический чиновничий аппарат в обход всех законов сделал Москву и Подмосковье привилегированной зоной, въезд в которую свободен дельцам, проходимцам, лицам, обладающим знакомствами, связями и большими деньгами. Честному человеку пробиться трудно.
По прибытии в город Орджоникидзе нас расформировали по ротам, батальонам. Я был зачислен в 1-е отделение, 1-го взвода, 1-го батальона — пограничного. Остальные батальоны были внутренних войск НКВД (промышленных, конвойных и железнодорожных войск), хотя программа обучения была для всех одна. Выдали нам все новое: гимнастерку и брюки — шерстяные, фуражку, яловые сапоги. Это было потрясающе т. к. большинство из нас прибыли в училище в обмотках и довольно потрепанном хлопчатобумажном обмундировании. Присвоили нам всем звание "Курсант".
Занятия начались, но вот когда? Даты не помню, а продолжались они всего несколько дней. Угрожающая обстановка нависла над Сталинградом и Северным Кавказом. Немцы рвались на Кавказ. Надо было остановить, и не допустить врага к нефтяным богатствам — Грозненской нефти.
В августе 1942 года для непосредственной обороны города Орджоникидзе и Военно-Грузинской дороги была сформирована Орджоникидзевская дивизия НКВД под командованием генерал-майора В.И. Кисилева. В состав дивизии вошли три стрелковых полка, Краснознаменный пограничный полк и особый полк, сформированный из курсантов и выпускников-лейтенантов Орджоникидзевского военного училища войск НКВД им. С.М.Кирова. Позднее были сформированы и другие подразделения. В их составе также было немало жителей города.
С августа по октябрь 1942 года части дивизии при активной помощи со стороны местного населения построили много оборонительных сооружений, как в самой столице Северной Осетии, так и на ближайших подступах к ней и по Военно-Грузинской дороге. На площадях города строились ДОТы, на улицах устанавливались металлические противотанковые ежи, в подвалах домов, на перекрестках улиц оборудовались огневые точки с амбразурами в фундаментах. Вокруг города был отрыт противотанковый ров, построены ДЗОТы, установлены проволочные заграждения, минные поля.
Мы, еще не успевшие привыкнуть к новому воинскому званию курсант, и те, кто перед нами получил воинское звание лейтенант, и не успел получить назначения, были зачислены в роты и батальоны Особого полка Орджоникидзевской дивизии рядовыми и сержантами, а кому повезло — на офицерские должности. Выдали нам лопаты, ломы, кирки-мотыги с сучковатыми, не оструганными ручками, и вывели на строительство оборонительных сооружений: рыли противотанковые рвы, эскарпы, контрэскарпы. Норма 10 кубических метров земли в день на человека. Два метра — в ширину, три — в глубину. Эту землю выбросить наверх. На ладонях и пальцах пузырьки, надувались мозоли. Работа изнурительная на протяжении почти двух месяцев. Мозоли лопались, превращались в кровавые подтеки. Не выполнив норму — не уйдешь. Враг на подступах. Спали и принимали пищу прямо в траншеях. И опять ломами, лопатами, кирками долбили землю. Работали не покладая рук. Задание выполняли все. Работали. Строили оборонительные сооружения на берегах рек Терек, Баксон и в самом городе. На дальних подступах к Закавказью наши войска наносили противнику удары. Части Красной Армии, ведя сдерживающие бои, выигрывали время для создания сплошной обороны и снабжения подразделений и частей необходимым вооружением, боеприпасами и техникой.
Город подвергался сильным бомбардировкам с воздуха. В небе зависает "Рама" — так окрестили немецкий самолет-разведчик "Фокер-Вульф", после чего появляются "Мессершмиты", затем бомбардировщики начинали бомбить город и прилегающую местность. Услышав приближающийся тупой, мертвящий гул "юнкерсов", мы молниеносно укрывались.
Невозможно описать все героические подвиги, совершенные нашими пограничниками Особого полка Орджоникидзевской дивизии в боях за Северный Кавказ. Все мы были заражены ненавистью к фашистам и верили, что мы именно та сила, которая должна остановить врага и не позволить ему овладеть Кавказом, и эта вера восторжествовала.
К 1 ноября 1942 года фашистские войска, прорвав линию нашей обороны, вышли к внешнему обводу Орджоникидзевского оборонительного района. 2 ноября немцы захватили село Гизель, создав непосредственную угрозу захвата города Орджоникидзе и Военно-Грузинской дороги.
В течение четырех суток части Орджоникидзевской дивизии совместно с другими частями наших войск вели упорные оборонительные бои, отражали атаки гитлеровцев, стремившихся ворваться в город Орджоникидзе. И враг был остановлен в полутора-двух километрах от его окраины. Вышел он и в город — к детской больнице. Мы обороняли медицинский институт. При очередном налете фашистской авиации, произошло прямое попадание бомбы в наш окоп, по сторонам от меня лежали труппы, человеческие внутренности. Земля сотрясалась от артиллерийской канонады. Боль, перенесенная потерей товарищей, обжигала меня. Видел страшные сцены. Люди стонали, ворочались, ловя распахнутым ртом воздух, кричали до слез, до судорог в груди. Вот в таких невероятных условиях — под дождем, под дробный перестук пулеметов, под ухающий взрыв мин и снарядов мы выпускали "Боевой листок". Политработники и партийная организация своей работой обеспечивали политико-моральное состояние и выполнение поставленной задачи. Основными формами партийно-политической работы перед боем являлись: митинги, политические информации, групповые и индивидуальные беседы с личным составом, инструктажи коммунистов и комсомольцев об их роли и задачах в бою, и если позволяла обстановка, общие собрания солдат и собрания партийной и комсомольской организаций.
В моей памяти сохранился многотысячный антифашистский митинг в городе Орджоникидзе народов Северной Осетии и воинов Северо-Кавказского фронта, который состоялся накануне битвы за Кавказ в 1942 году, на котором с пламенной речью выступил один американский генерал и представители общественности. Священной клятвой тогда прозвучали слова воинов, отстоять Северный Кавказ, превратить подступы к Кавказу в неприступные рубежи.
Я был среди тысячи агитаторов-коммунистов, комсомольцев, которые разъясняли воинам решения партии и правительства, обстановку на фронтах, конкретные задачи своего полка, батальона, роты.
6 ноября 1942 года части 10 и 11 гвардейских корпусов нанесли контрудар во фланг Гизельской группировке противника, что создало благоприятные условия для действий войск Орджоникидзевского оборонительного района. В этот же день, вернее вечером, перед воинами Особого полка выступил его начальник политотдела полковник Пробер, который сказал: "...завтра 7 ноября вся наша страна будет отмечать 25-ю годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции. В ознаменование этого праздника нам приказано взять город Гизель". Тогда я особенно глубоко ощутил великую гордость за свою социалистическую Родину, и за то, что я её сын!
7 ноября 1942 года — в воскресенье, после короткого артиллерийского налета части Орджоникидзевской дивизии от обороны перешли в наступление и погнали противника от города. Мы, охваченные высоким наступательным порывом, неудержимо двинулись к вражеским позициям. Враг упорно сопротивлялся, переходил в контратаки. Вражеская артиллерия била по нашим боевым порядкам. Вздрагивала земля, но наши воины, войска дивизии НКВД настойчиво продвигались вперед. Наш Особый полк нанес противнику сильный удар и отбросил его от с. Гизель. За передним краем обороны стояли обгоревшие фашистские танки, исковерканные орудия, машины.
Город Орджоникидзе мужественно защитили, солдаты, сержанты, офицеры, ополченцы, партизаны, жители города. А враг в это время трубил на весь мир, что он двигался по Кавказу, не встречая сопротивления. Мне, тогда молодому пограничнику, выпала доля первому встретить войну на границе, познать горечь отступления, а теперь и радость победы.
В боях за город Орджоникидзе бойцы, сержанты и офицеры дивизии показали образцы героизма и отваги, за что более 300 человек были награждены орденами и медалями. С 3 по 6 ноября на территории, захваченной противником, свой ДОТ обороняли четыре пограничника: Федор Алтунин, Георгий Лихеев, Павел Куприянов и Иван Величко. За героизм и мужество они были награждены орденами Ленина. 8 ноября заслонил собой своего комиссара зам.политрука Особого полка Аркадий Климашевский.
Оценивая значение разгрома гитлеровцев у стен столицы Северной Осетии, Маршал Советского Союза А.А.Гречко писал: "С разгромом немецко-фашистских войск на подступах к Орджоникидзе провалилась последняя попытка гитлеровцев прорваться к Грозненскому и Бакинскому нефтяным районам, а также в Закавказье".
После разгрома немцев на Северном Кавказе наш Особый полк направили в Геленджик, где началась подготовка десанта солдат-пограничников для действий на "Малой земле". Я тогда был командиром 45-мм противотанкового орудия.
Уже будучи слушателем Военного института КГБ (с 1954 по 1958 гг.), я узнал, что в период подготовки десанта на "Малую землю" т.е. — Новороссийск было два Геленджика: настоящий и ложный. Я волею судьбы оказался в настоящем. Готовились к действиям долго и настойчиво. Мы готовы были идти на Новороссийск. Но оперативная и боевая обстановка, как сейчас стало известно, так распорядилась, что демонстративный отряд, который действовал из фальшивого Гелинджика, стал основным, и на его плечи легла вся тяжесть по захвату и расширению плацдарма. Наш курсантский отряд (полк) вывели из боя, и вновь посадили за парты. Но учеба была недолгой.
В период боев за город Орджоникидзе на горных участках действовали альпийские части гитлеровцев. Они были хорошо укомплектованы горной техникой, приспособлениями для действий в горах. После разгрома немцев на Северном Кавказе, в районе Эльбруса немецкие офицеры возглавили бандитские формирования для действий в тылу наших, советских войск.
В марте 1943 года специально сформированный отряд из личного состава Орджоникидэевского училища НКВД, был брошен на проведение крупномасштабной операции с целью ликвидации бандитского формирования, укрывшегося в районе золотого прииска Мушта — в отрогах Эльбруса. Нас спешно подняли по тревоге и форсированным маршем: Орджоникидзе, Пятигорск, Кисловодск вывели в район сосредоточения.
Бандитов немцы вооружили до зубов автоматами, винтовками, ядовитой злобой к стране советов. Они укрывались в труднодоступных районах, и возглавлялись немецкими офицерами. Район Эльбруса превратили в свою вотчину, все доступы прикрыли огнем, был пристрелян каждый камень, каждый ориентир, они терроризировали местное население, и через своих представителей получали информацию. У бандитов в селах были родственники и пособники.
Руководство проводимой операцией пыталось воздействовать на бандитов через их семьи. Вскоре один из жителей был направлен в стан бандитов с предложением переговорить о сдаче. Эта ночь для нас была напряженная. Мы в засаде ротой. Командир роты младший лейтенант М.Коломийцев. В горах холодно, снег, ночь пошла на убыль, потянуло прохладой. Ждем, вот-вот завяжется бой. Как объяснил нам ротный "Здесь будет мясорубка". На душе, как говорят, кошки скребут. Бодрствуют все. Рота — одно целое, как один человек, но боя нет. Бандиты предупреждены родственниками.
На второй день, может быть на третий-четвертый, значения это не имеет, ставится задача. Действуя в разведывательной группе, установить местоположение бандитского формирования. Командир разведывательной группы — командир нашего 1-го взвода лейтенант Шутин. В разведке двигались под прикрытием дозорных. Тщательно осматривали прилегающую к маршруту, местность и местные предметы. А когда вышли к подножию Эльбруса, то после многокилометрового перехода, забыв про всякую бдительность, расположились на отдых, благо солнце ярко светило и ласкала зеленая трава на фоне белого снега. Травили анекдоты, конечного рубежа разведка достигла, противник не обнаружен, что придало нам беспечности. А бандиты тем временем спешили расправиться с нами.
Лейтенант Шутин после короткого, беспечного отдыха, как-то спохватился, придирчиво осмотрелся. Проинструктировал и выслал три разведдозора в три направления.
Я возглавил левую группу (дозор). Удалившись от ядра разведгруппы (взвода) на 150-200 метров, мы обнаружили свежее конское кало, от которого исходил еще пар. В это же время началась стрельба, это центральный разведдозор вышел на бандитов. Я подал сигнал "Вижу противника". Приняв сигнал от командира, я отвел свой дозор к ядру взвода. Наша беспечность привела к тому, что бандиты уже почти окружили нас, им не хватило нескольких минут, чтобы разделаться с нами. Оставался свободным только открытый, ничем не защищенный путь по южным отрогам хребта. Центральный разведдозор, возглавляемый старшим сержантом Скорик, первым наткнулся на противника, и был полностью уничтожен. Скорику пуля пробила орден Красной звезды и прошила его партийный билет. Остальные два РД отошли с одинаковыми сведениями. Лейтенант Шутин подал команду взводу (взвод 50 чел.) на отход под прикрытием двух ручных пулеметов. Но не указал порядок и очередность отхода, что привело к неорганизованности отхода: часть взвода отходила по южным, а часть — по северным скатам хребта. В итоге отходившие по южным скатам были окружены численно превосходящим противником, к тому же хорошо знающим местность, и погибли в неравном бою. Отходившие по северным скатам, с этой группой отходил и я, были более удачливыми, что ли. Отходили от одного рубежа к другому под прикрытием огня винтовок и пулемета. Случилось так, что пулеметчик, который должен был прикрывать наш отход, убегал первым, заявив, что у него неисправный пулемет. Лейтенант Шутин приказал мне догнать пулеметчика Ануфриенко, и отобрав пулемет огнем прикрыть отход. В порыве гнева на трусость товарища я ринулся за ним, не обращая внимания на стрельбу. Рядом оказался Хлебников с противотанковым ружьем, который скомандовал мне "... ложись!" И тут же из ущелья застрочил немецкий пулемет. Пули свинцовым градом ложились во круг меня. И все-таки пулемет у Ануфриенко был исправный, не стрелял он из-за перекоса патрона. Вместе с ним устранили неисправность, Ануфриенко уже вышел из состояния нервного шока, застрочил из пулемета по противнику, а Хлебников по ущелью открыл огонь из ручного противотанково-го ружья.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
