Хроники Обетованного. Пути и маски

Даже главный рынок был теперь почти пуст; от зрелища заброшенных прилавков становилось ещё холоднее на сердце. Стая ворон жадно дралась за хлебную корку; издали лорду Заэру померещились в них одноглазые чёрные недокрысы, и он невольно вздрогнул.

На улице Ниэтлина Великого с одного из верхних этажей доносились горестные крики — неконтролируемый, почти звериный женский вой. "Сын или муж", — решил лорд Заэру, пришпоривая испугавшуюся лошадь. И тут же, машинально, отметил, что снега здесь намело слишком много: пора бы надавить на городских уборщиков...

Если будет на кого надавливать.

Небо над Энтором было низким и белым — готовым разродиться новыми снегопадами. Белым, как кожа его бедной девочки.

"С ней всё будет в порядке", — в тысячный раз повторил про себя лорд, усмиряя боль в сердце. Иначе быть просто не может. Он научил Синну жить, научил думать — она совсем не похожа на безмозглых вертушек при дворе. Она единственная наследница, для которой ответственность — не просто вычурное слово.

Она знала, что строгий отец никуда не отпустит её в такое время — потому и сбежала. Если она с Линтьелем, он глаз с неё не спустит.

Линтьель — такой сдержанный и честный, с юношескими амбициями... Он нравился лорду. Один из немногих мальчишек с головой, которым можно верить. Он сделает то, что ему приказано, и сбережёт Синну.

Лорд запрещал себе думать о других исходах. Те дни, когда он замкнулся в своём горе, уже прошли — и слава богам. Сейчас он не мог позволить себе такую роскошь: их величествам и без того наплевать на происходящее.

"Может, и к лучшему, что она сейчас далеко отсюда", — подумал лорд, проезжая мимо скромного маленького святилища, которое выстроили для себя последователи Прародителя. Возле входа суетилась кучка людей в сером — кажется, делили баночки с мазями и порошок от крыс...

И правда — далеко от неведомой Немочи. Альсунгцы не так опасны, как Немочь — особенно для леди, за которую в случае чего выгоднее стребовать выкуп, чем...

Лорд Заэру рассерженно мотнул головой. Что же это за утро — никак не избавиться от стариковских страхов... Синна бы посмеялась над его мнительностью.

Как и Арити. От давнего воспоминания лорд Заэру улыбнулся. Лисичка-Старшая — так он её называл когда-то. "Дагал, это ведь глупо!"

Лисичка-Старшая и Лисичка-Младшая. Леди Арити и крошка Синна.

— Милорд, там какая-то женщина. Сказала, ждёт Вас, — подъехав сбоку, сказал один из рыцарей, аи Торнтри. Лорд Заэру вдруг понял, что они уже въехали в дворцовый сад. За спиной с тоскливым скрипом закрылись железные ворота — чёрные металлические узоры над белым снегом.

Досадная старческая рассеянность — забыться так, чтобы промечтать несколько кварталов... Лорд только в последнюю пару лет начал подмечать в себе нечто подобное. Он поморщился, слезая с лошади, пока мальчик-конюх придерживал стремя.

— Что за женщина? Передайте, что приму её вечером. Весь день расписан...

— Говорит, срочно. Она ждёт вон там, — аи Торнтри тоже спешился, громыхнув доспехами, и указал пальцем в глубь сада — на голые, запорошенные снегом кусты. Там застыла невысокая фигурка в тёмной накидке; лорд сощурился, тщетно пытаясь узнать её... Проклятое зрение. И куда делись соколиные глаза, которыми он славился в юности?

Наверное, перешли по наследству. К таким, как Линтьель.

— Пока Вы свободны, — кивнул он аи Торнтри, а заодно и остальным. — Я скоро поднимусь.

Жрица Льер? Или кто-нибудь из Гильдии Целителей? Не похожа на леди: слишком бедно одета, к тому же одна...

— Здравствуйте, милорд. Вам писал дворецкий, не дождался ответа — вот я и приехала сама.

— Тайнет! — воскликнул лорд, легко обнимая домоправительницу. Он был искренне рад ей — верной слуге и старой подруге, — но такой неожиданный приезд вызывал тревогу. — Ты уже оправилась? Всё прошло благополучно?

— Да, — женщина мягко, счастливо улыбнулась. — Мальчик, завтра ему две недели. Мы с Элвиком так рады. Вот только... — её улыбка погасла. — В дурную пору он родился. Сами знаете, война, да и Немочь... Ни секунды не знаешь, нет ли заразы в твоём собственном молоке.

Лорда Дагала тронуло это доверие — но смысл у слов был страшный. Вряд ли Тайнет сама поняла, как безнадёжно они звучали.

— Зачем ты здесь? Что-нибудь в замке? Новости о Синне?

Тайнет качнула черноволосой головой. Чуть раскосые глаза — наследие матери из Шайальдэ — заволоклись грустью.

— Нет, ничего о миледи. Я, наоборот, хотела спросить у Вас... И просто повидаться. Вы не заезжали с осени, — она кашлянула от холода. — Оставила мальчика на Элвика и матушку... Псарь умер. И Энни, кухарка, слегла на днях — наверное, тоже не выкарабкается.

— Бедняга, — вздохнул лорд, услышав о псаре. "Весёлый и добрый малый... Был. Кажется, двое детей". Он сделал приглашающий жест, и они с Тайнет пошли по заснеженной дорожке между кустов. — Ты позвала лекаря к Энни? Кладовые обработали, как я просил?

— Да, но время от времени эти твари всё равно попадаются, — Тайнет сморщила нос и простодушно выдохнула: — До чего же они мерзкие, милорд! Как нам справиться с этой Немочью, если ни одна отрава их не берёт?

— Ты даже не представляешь, насколько это насущный вопрос, — сказал лорд. "Над ним бьёшься не только ты, но и лучшие умы королевства". — Твоя мать ничего не рассказывала об этом?

Лорд знал, что в степях Шайальдэ, среди кочевников, подобная болезнь свирепствует не первый год, выкашивая людей без разбору... Мать Тайнет, конечно, так давно не была дома, что уже, должно быть, позабыла родной язык, — но попытаться стоит.

— Она только твердит, что Богиня-Мать так карает Дорелию за грехи, — хмыкнула Тайнет, задумчиво глядя на тёмный пруд, покрывшийся пузырчатой ледяной коркой. — Вы же знаете, милорд, от неё слова путного не добьёшься...

Шайальдэ, Шайальдэ... Беспокойные мысли лорда метнулись от Немочи к альсунгцам. Союз с Шайальдэ — с полудикими конниками, что живут в шатрах и пьют молоко пополам с кровью... Возможно, не такая уж и бредовая идея, как кажется его величеству. Возможно, скоро придётся довольствоваться ими — не считая, конечно, Феорна, который слишком обязан Дорелии, чтобы не прислать в случае необходимости войско. Договор с Минши подписан, но составлен по-восточному лукаво: король разорится, если примет их помощь. Это — на крайний случай... А Правители Кезорре всё молчат или разводят дипломатическое словоблудие в письмах.

Учитывая взятую пару дней назад Академию — положение почти безнадёжное.

— Милорд? Вы меня слышите?..

— А? — лорд вздрогнул и, увидев испуганное лицо Тайнет, со смехом взял её под руку. — Прости, дорогая. Я что-то стал забываться... Старость. О чём шла речь?

— О миледи Синне. Я спрашивала, нет ли вестей.

Снегирь вспорхнул с ветки, потревоженный скрипом снега под их шагами. Лорд проследил взглядом за его красной грудкой, подавив очередной приступ скорби.

— Пока нет, — коротко ответил он.

— От господина Линтьеля тоже? — ещё более робко поинтересовалась Тайнет. Лорд покачал головой, надеясь показать, что не желает говорить о дочери. Однако Тайнет осталась такой же упрямой, как в ранние годы: набрав полную грудь воздуха, она решительно спросила: — А от... господина Ривэна?

От лорда не укрылось, как дрогнул её голос на этом имени. Искоса взглянув на Тайнет, он повторил:

— Нет.

— Мне просто подумалось... Простите, милорд, за то, что скажу это, — Тайнет прикусила пухлую губу. — Я помню, что Вы просили меня не заводить снова тот разговор... Но...

Женщина замолчала, собираясь с мыслями. Тайнет часто так делала — умолкала посреди фразы, видимо, восстанавливая своё спокойное величие. Лорду нравилось ощущение силы — простой, природной, — исходившее от неё; рядом с Тайнет всегда казалось, что все трудности рано или поздно разрешатся, что всё обязательно будет хорошо.

Но лорд знал и её главную боль — давнюю, глухую рану. Рану, к которой и он — отчасти невольно — приложил руку.

Конечно, новый брак и сын должны были разбередить эту рану. Странно, что он раньше не понял.

— Я слушаю тебя, Тайнет. И догадываюсь, о чём ты.

— По-моему, Ривэну всё-таки надо сказать, — выпалила Тайнет; смуглые щёки — гладкие и спелые, как у девушки, — залил румянец. — Когда-нибудь, если только мы снова увидимся... Позвольте мне сделать это.

— Его нет в городе — и вообще в королевстве, ты же знаешь, — сказал лорд, отводя глаза. — Он ищет Синну. И, Тайнет...

— Я помню, помню: уже слишком поздно, и время сейчас неподходящее, — затараторила домоправительница, почему-то сбиваясь на шёпот, хотя услышать их здесь могли разве что деревья и онемевший фонтан. — Но, милорд... Он уже совсем взрослый. Он имеет право знать. Только сейчас, после Дагала, — (лорд хмыкнул: всё-таки назвала, баловница, сына в его честь...), — до меня дошло, как мы были неправы с ним... Все эти годы. Он ведь всё-таки... — Тайнет опять закашлялась; поймала шерстяной перчаткой снежинку и разглядывала её, будто припоминая, что это такое. — Всё-таки Ваш племянник.

— Это я был неправ, Тайнет, — вздохнул лорд, сворачивая на одну из дорожек ко дворцу. Снегопад усиливался; держать гостью на холоде — верх неприличия. — Я и мой брат. Я любил Ринальда, но он поступил бесчестно с тобой и мальчиком, когда отвёз его в этот дьернский приют...

Что-то заныло в груди, когда лорд вспомнил те далёкие дни. Бедный братишка, он был сам не свой... Они все втроём, впрочем, были сами не свои, по рукам и ногам связанные страшной тайной.

Тайной, которая выросла сущим бедствием, падким на всё, что плохо лежит. И которую лорд Заэру едва разыскал в энторских трущобах этим летом.

Его родная кровь — от незаконного союза, немыслимого в глазах богов и людей... "Я не знаю, Дагал, — твердил Ринальд, с отчаянием разрубая мечом воздух — в старом зале замка, где они обычно упражнялись. — Сам не знаю, что нашло на меня... Как думаешь, это колдовство? Какие-нибудь шайальдские зелья?"

Ринальд отлично владел мечом. Всегда — куда лучше его самого.

И погиб в битве, как мечтал. У озера Гон Хальм, в Альсунге: король Дорелии отправил тогда немало рыцарей в поддержку Ти'аргу, на одно из этих бесчисленных побоищ...

Если верить песням менестрелей, пал Ринальд от руки самого Хордаго Альсунгского. Для него это, наверное, даже имело какое-то значение. Для него, но не для Дагала.

— Я расскажу Ривэну, Тайнет, — пообещал лорд, пока они бок о бок поднимались по мраморным ступеням дворца. — Как только он вернётся, я всё расскажу ему.

Тайнет ничего не ответила: вокруг было уже многовато чужих ушей. Но лорд почувствовал, как его руку благодарно пожала крошечная ладонь.

ГЛАВА IV

Западный материк (Лэфлиенн). Лес к югу от Великой Реки

Зелёное безмолвие, дышавшее влагой от недавнего ливня, на поверку оказывалось полным звуков. Мягко постукивали капли, соскальзывая с верхних листьев на нижние, а оттуда — в траву; бугристая кора шуршала под шкурой лениво ползущей куда-то змеи; надрывались стрекотаньем цикады, а чуть западнее, в дупле самого высокого и разлапистого дерева, тихо гудел осиный рой. Неподалёку было одно из местных маленьких озёр, и птички, что гнездились по его берегам, слишком шумно взлетали. Утробно квакали, глотая тяжёлый воздух, довольные жизнью лягушки — и Тааль услышала, как вдруг умолкла одна из них: донёсся короткий всплеск, сердитый вскрик — и всё.

Наверное, Гаудрун снова взъярилась. И как в неё входит столько еды — непонятно... Видимо, всё от беспокойства за Биира.

"Раньше я не слышала так хорошо", — озабоченно подумала Тааль, доедая скудный завтрак из пары гусениц.

Интересно, это тоже связано со снами об огненных вратах? Или просто теперь ей во всём мерещится магия?..

Дожевав гусеницу, Тааль решила пока не думать о своих снах. Уж очень ей нравилось в этом лесу: чем дальше они продвигались на юг, тем ей (почему-то) становилось спокойнее. Древний как мир водяной младенец указал ей путь, и теперь всё стало более осмысленным. Смысл приобрело даже кваканье лягушек, которые безумно раздражали Гаудрун.

"Всё живое имеет язык. Надо лишь научиться слушать", — учил Ведающий. Тааль только сейчас, пожалуй, начала понимать его.

Она и летала с каким-то особенным упоением — так, будто недавно научилась. Разглядывала незнакомые породы деревьев — с серебристой корой, или круглыми, как шары, кронами, или усыпанные красными, удушливо ароматными цветами. Забавлялась, точно птенец, наблюдая за хамелеонами с длинными липкими языками. Совершала немыслимые кульбиты в воздухе, глядя с высоты на Великую Реку.

"Тебя что, тэверли околдовали?" — бурчала Гаудрун, удивляясь её беспечности. Совесть мучила Тааль, однако не грызла день и ночь: может, её веселье и кощунственно рядом с чужим горем, но ведь она вместе с Гаудрун летит выручать её брата и сородичей...

"Скорее в неё вселились атури воздуха — раз с водой она уже подружилась", — улыбался Турий-Тунт. Гаудрун в ответ на это неприязненно фыркала: она заведомо была не согласна с любыми мыслями "предателя-коняги".

"Тэверли околдовали"... Не очень удачная шутка, если подумать. Интересно, окажись Тааль у тэверли (или тауриллиан, как всё чаще называл их Турий, старательно выговаривая чужие для себя звуки), она смогла бы услышать их, как слышит теперь всё вокруг?.. Одна мысль об этом возрождала мучительную неуверенность в себе. Конечно, нет... В представлении Тааль тэверли были настолько выше всех прочих существ, что даже допускать такое было кощунственно.

"На что же ты тогда надеешься? — грустно спросила себя Тааль, перелетая на другую ветку. Бархатистый покров мха на стволе коснулся перьев, и это ощущение тоже показалось необычно острым. — На то, что сможешь их убедить? Устроить переговоры?"

Просто смешно. "Какая же ты у меня ещё глупая, — вздохнул бы отец. — Вот жили когда-то среди майтэ те, кто называл себя скептиками. Они учили, что нужно подвергать всё сомнению и анализу, а не полагаться на слепую веру... Кем в их глазах ты будешь? Какой из тебя миротворец?"

"Но их магия забрала силу у Алмазных водопадов, отец! — воскликнула Тааль, мысленно отстаивая свою правоту. — Если их не остановить, мы не спасём маму..."

— А ещё меня ведут духи, и один из кентавров верит мне, — прибавила она вполголоса. — Как же безумно звучит...

— Что, сама с собой беседуешь? — ехидно донеслось сверху. — Новая стадия самосовершенствования, или как там учат на вашей Лестнице?

Тааль подняла голову. Расправившаяся с лягушкой Гаудрун разминалась, пролетая между ветвей. Заросли здесь были густые — намного гуще тех, к которым Тааль привыкла, — и попадание в просвет требовало нешуточной сноровки.

— Хотелось бы, — сказала она, следя за мелькающим то здесь, то там чёрным пятном. — Но не думаю... А где Турий?

— На той же поляне, наверное, — скривилась Гаудрун. — Оттуда, говорит, замечательно видны звёзды... Всю ночь там простоял, как истукан.

Значит, опять не спал... Тааль ощутила царапанье тревоги — и удивилась сама себе. С какой бы стати ей волноваться за кентавра?