| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Несмотря на глубоко консервативную сущность многих положений, это было достаточно обоснованное научное решение "холодного" человеческого разума. Как мы видим, существование мира антиподов больше не ставилось под сомнение, однако решение содержало некоторые положения, которые в просвещенной Португалии уже давно считались абсурдными. Но прогресс нельзя монополизировать. И через три десятилетия не из португальской, а из испанской гавани вышел первый кругосветный мореплаватель.
Противники Коломбо из церковных кругов, которых часто обвиняли в предубежденности, едва ли этого заслужили. С того момента, как кардинал Испании объявил планы Коломбо не вызывающими сомнения, всякого рода предубежденность исключалась. Известно также, что большинство его покровителей был клерикалы.
Во время всего разбирательства в Саламанке вплоть до его завершения не делалось никаких конкретных выводов. Коломбо на это время была назначена небольшая рента, а сопроводительные письма Изабеллы гарантировали ему свободное пропитание и проживание. Для человека, стремящегося к делу, это было горькое время бездействия. Коломбо вынужден был постоянно оставаться вблизи двора. Он стал свидетелем осады Малаги — последнего оплота мавров на побережье, пережил чуму, разразившуюся во время осады, и присутствовал при штурме города 18 августа 1487 года. Коломбо постоянно следовал за королевской четой, которая спасалась от чумы и от плохой погоды: зимой — в Сарагосе, весной — в Мурсии, и без устали устраивал для себя аудиенции у духовных и светских сановников, некоторых завоевывал, большинство же осмеивало его как фантазера.
В декабре 1488 года Коломбо сдался и решил вернуться в Португалию. Жуан II предоставил ему охрану, и он, в третий раз разочарованный, прибыл в Лиссабон. Момент для осуществления планов генуэзца был самый неподходящий. Летом 1487 года Бартоломео Диаш отправился на поиски Индии. Он миновал открытое Дьогом Каном устье реки Конго. Здесь сильные штормы вынесли корабли далеко в южную Атлантику. Только 3 августа 1488 года португальцы подошли к африканскому побережью в пределах залива Моссель. Диаш с радостью отметил, что побережье уже тянется на восток. Они проследовали вдоль него до бухты Алгоа, но здесь взбунтовавшийся экипаж принудил Диаша вернуться. Возвращались вблизи земли. Обогнули мыс, названный Диашем мысом Штормов и переименованный Жуаном II в мыс Доброй Надежды. Итак, путь в Индию был открыт.
Коломбо стал свидетелем триумфального возвращения Диаша, а Жуан II потерял всякий интерес к подозрительному генуэзцу.
Опять Христофоро возвращается в Испанию. В мае 1489 года Изабелла снова его принимает. Результаты аудиенции остались неизвестны. По свидетельству Лас Касаса, Коломбо в это время примкнул к войску, осаждавшему мавританскую крепость Баса, и стал свершать "дела необычного мужества, достойные его мудрости и его высокой цели".
Однажды в этом полевом лагере появились приехавшие из Иерусалима просители — настоятель храма Гроба господня и сопровождающий его францисканец. Они уже побывали у папы, но тот отправил их к католическим высочествам, так как миссия просителей была весьма деликатного свойства. Султан Египта велел передать, что он разорит святую могилу, а всех христиан, живущих в его владениях, сурово покарает, если в Испании продолжаться преследование мавров. Коломбо попытался использовать ситуацию. Он во всеуслышание заявил, что привезет из Индии сокровища, необходимые для освобождения Иерусалима от владычества неверных. Но ни угрозы далекого султана, ни посулы генуэзца не отворотили Изабеллу и Фердинанда от достижения заветной цели — завоевания Гранады. Настоятель выслушал ни к чему не обязывающие речи, а Коломбо дали понять, что до победного завершения войны с маврами монархи не примут окончательного решения по его делу.
О последующих месяцах жизни Христофоро Коломбо никогда ничего не сообщал. Известно только, что он был крайне подавлен. Денежные выплаты совершенно прекратились. Наверное, какое-то время он был абсолютно без средств к существованию и нашел приют во францисканском монастыре в андалузском городе Морчена. Он считал, что у него осталась только одна надежда — на брата Бартоломе. В конце 1488 года Бартоломе покинул Лиссабон и направился к Генриху VII в Англию. Он хлопотал за своего брата Христофоро, а двумя годами позже, когда дело сорвалось, отбыл во Францию ко двору Карла VIII. Здесь он пытался помочь брату через сестру короля Анну де Боже, чьей поддержкой заручился. Возможно, он и убедил кое-кого во Франции в целесообразности плавания на запад, но до конкретных обязательств дело не дошло. Когда Бартоломе Коломбо узнал о первых плаваниях своего брата, он оставался картографом в Фонтенбло.
Христофоро Коломбо прибыл в Палос попрощаться с сыном Диего, который рос под присмотром монахов монастыря Ла Рабида. Он решил покинуть Испанию. Настоятель Хуан Переш осудил решение Коломбо и вновь принял деятельное участие в его судьбе. Он познакомил генуэзца с влиятельным судовладельцем и отважным моряком Мартином Алонсо Пинсоном, а также пообещал добиться еще раз аудиенции у Изабеллы. Христофоро, давно находившийся в состоянии полной подавленности, ухватился за протянутую соломинку.
Падение Гранады
В июле 1491 года во время осады Гранады вокруг нее вырос полевой лагерь "Санта-Фе" — "Святая Вера". Именно отсюда Изабелла призвала Коломбо и переслала ему 20 000 мараведи, чтобы проситель мог подобающим образом одеться. В декабре Христофоро Коломбо вновь предстает перед монархами. Он был обижен на пренебрежительное обращение, унизительную тактику проволочек и одновременно полон надежд на скорую поддержку из Франции. Поэтому сейчас он впервые высказал свои условия. Коломбо хотел принадлежать к дворянскому сословию, получить пост вице-короля и генерал-губернатора всех земель, которые откроет, и титул Адмирала Моря-Океана. (Имеется в виду Атлантический океан — самый большой известный европейцам водный массив.) Коломбо рассчитывал также получить восьмую часть всех богатств, которые будут добыты, и десятую часть от торговли и других начинаний короны на вновь открытых землях. Ему также поручалось разбирать там все конфликты и тяжбы. Титулы, звания и права Коломбо должны передаваться по наследству его потомкам.
Что это — стяжательские требования расчетливого человека? Мореплавателям эпохи Великих географических открытий то и дело приписывают жадность и рвачество. Но эти понятия спорны и зависят от условий времени. Попробуем подтвердить эту мысль. Пассивный платежный баланс Европы в торговле с Востоком и значительно расширившийся товарообмен между европейскими странами привели ко всевозрастающей нехватке средств платежа — денег. Это были предвестники коренных изменений. Вот что писал по этому поводу Энгельс:
"До какой степени в конце XV века деньги уже подточили и разъели изнутри феодальную систему, ясно видно по той жажде золота, которая в эту эпоху овладела Западной Европой. Золото искали португальцы на африканском берегу, в Индии, на всем Дальнем Востоке; золото было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан в Америку; золото — вот чего первым делом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег. Но эта тяга к далеким путешествиям и приключениям в поисках золота, хотя и осуществлялась сначала в феодальных и полуфеодальных формах, была, однако, уже по самой своей природе несовместима с феодализмом; основой последнего было земледелие, и завоевательные походы его по существу имели целью приобретение земель"* (* Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч., т. 21, стр. 408.).
Итак, материальные притязания Коломбо можно расценить как выражение жизненно необходимых потребностей пробуждающейся буржуазии. Век географических открытий предоставил им обширное поле деятельности: морские плавания, мировую торговлю и сильные импульсы в зарождении индустрии. Буржуазия ускорила процесс общественного развития, но все ее начинания осуществлялись в большой степени за счет самого существования других народов и одновременно сочетались с глубокой и широко распространенной религиозностью. Земное и небесное неосознанно переплетались. Считали, что золото есть подарок господень, обеспечивающий угодную богу власть и официальный вес. При помощи золота можно было даже отпустить грехи. Колумб совершенно искренне писал:
"Золото проникает всюду. Оно порождает сокровища, и тот, кто владеет им, может делать в этом мире все, что только пожелает. Оно может падшие души приводить в рай".
Стремление генуэзца к званиям и титулам было велением времени. В войнах реконкисты испанские монархи жаловали особо отличившихся подданных дворянством — это, пожалуй, было единственное, чем могла наградить в совершенно опустошенной стране хронически неплатежеспосная корона. Каким же образом мог выстоять в этом разнопером чванливом обществе человек, тем более подозрительный чужестранец, не имеющий громких титулов и не будучи дворянином. Фердинанд и Изабелла в который уже раз выслушали Коломбо молча и равнодушно. Осада Гранады приближалась к победоному концу, и мысли монархов были заняты предстоящими торжествами.
Через несколько дней великолепное воинство двинулось на покрытый сочной зеленой травой холм Альхамбра с желто-красной крепостью на самой вершине. Испанская элита, одетая в шелка, бархат и парчу, двигалась верхом к утраченной столетия назад Гранаде. Над шествием развевались знамена Кастилии, Леона и Арагона, большой позолоченный крест сверкал на солнце. Здесь были католические высочества, испанский кардинал Пьедро Гонсалес де Мендоса, герцог Мединасидонский, самый богатый человек в Испании и финансист короны, изборожденные шрамами рубаки, такие, как графы Тентилла и Сабра, рыцари орденов в шлемах с развевающимися кожаными лентами и в измятых доспехах.
На картине, которая и сейчас висит в кафедральном соборе Гранады, изображена эта сцена. На ней можно видеть, как навстречу шествию спускается с холма группа всадников, закутанных в белые развевающиеся бурнусы. Боабдиль Младший, последний представитель династии Насреддинов и последний мавританский владыка на испанской земле, везет ключи от города.
Семьсот лет арабского господства кончились. Лишь последний военный поход длился десять лет. Земля крепостных валов вокруг Сахары, Альхома, Малаги, Баса была пропитана мавританской и испанской кровью. Теперь носители когда-то более высокой культуры должны были уступить необходимому историческому процессу национального объединения. В конце концов удалось создать из отдельных раздробленных вестготских королевств, устоявших от нашествия, сильное государство с централизованной властью и единой религией.
Фердинанд и Изабелла милосердно отпустили Боабдиля, считавшего, что монархи будут соблюдать статьи мира, заключенного 25 ноября и гарантировавшего побежденным свободу исповедания и собственности. Но мог ли Боабдиль предполагать, что королевское слово очень скоро будет нарушено?
Когда победители запели восторженную хвалу господу богу, Изабелла опустилась на колени и заплакала. Были ли искренни эти слезы? Да! То, что сейчас происходило, было ее мечтой и целью. Ради этого она брала бастион за бастионом, посылала на смерть многочисленных сынов Испании. Фердинанд помогал ей. Он, следуя своей уже проверенной стратегии, послал весной 1490 года на равнины вокруг Гранады лазутчиков, которые убивали скот и опустошали пашни. А в апреле 1491 года он начал осаду крепости, предварительно захватив двадцать пять городов и деревень плодородной долины Альпульяры. И все-таки основной успех принадлежит Изабелле. Она создала сильное дееспособное войско, которое впервые в истории не распускалось на зиму. Она пригласила иностранных инженеров и наемников и создала такую могучую и технически оснащенную боевую силу, которая не имела себе равных. Совершенно справедливо ее восхвалял Эрнан дел Пулгар: "По настоянию королевы была начата война с маврами и благодаря ее усилиям и предусмотрительности продолжалась так долго, пока все земли Гранады не были завоеваны. Видит бог, многие сановники и военачальники, нам точно известны их имена, уже устали и оставили надежду на полную победу, потому что считали продолжение войны слишком тяжелым делом. Только благодаря большому упорству королевы, ее стараниям и добросовестности, которые она проявляла во всех делах, касающихся подготовки и ведения войны, благодаря энергии и силе, которую она, невзирая ни на какие осложнения, вкладывала в это начинание, удалось довести войну до победного конца".
А как обстоят дела с ее подданным Христофоро Коломбо? Во время аудиенции, состоявшейся сразу после падения Гранады, королевская чета сообщила, что его план окончательно отвергнут и у короны нет никакого интереса к атлантическим приключениям. Фердинанд и Изабелла отнеслись без всякого понимания к честолюбивым устремлениям генуэзца. В платье, купленном на деньги королевы, на муле, которого для него приобрел Мартин Алонсо Пинсон, запасшись провизией из подвалов монастыря Санта-Мария-де-Ла-Рабида, Коломбо в одиночестве покинул ликующий полевой лагерь. В дорожной сумке он имел несколько книг и карт с ошибочными трактовками — все, что у него еще оставалось, кроме твердого убеждения и несгибаемой веры в господнее предначертание.
Только Коломбо уехал, как за дело взялись довольно прозаические личности, старавшиеся чаще держаться в тени: слово взял Луис де Сантанхель — хранитель королевской казны и соказначей вместе с генуэзцем Франческо Пинелли братства "Сайта Эрнандад", которое было основано для обороны городов от грабительских нападений. В защиту Коломбо он привел два аргумента. Если планы Коломбо потерпят провал, его не надо будет награждать. Если он достигнет обещанного, это будет стоить затраченных денег. Далее Сантанхель заявил, что он и его деловые партнеры возьмут на себя основные издержки. Корона при желании может принять соразмерное участие.
Хранитель казны очень хорошо знал настроения и интересы буржуазии, ведь он постоянно занимал деньги для военных действий. Люди, стоящие за Сантанхелем, усмотрели в плане Коломбо единственную возможность участвовать в будущей торговле с "Индией". Как известно, Алкасовавсский договор лишал испанских купцов права следовать в Индию вдоль африканского побережья, а государство не располагало пока силами, чтобы отвоевать это право. Западный путь Коломбо давал не только приемлемый, но и единственный пока выход из сложившегося тяжелого положения в стране, в которой после войны царили нужда и разруха.
Как бы там ни было, некоторые представители испанского бюргерства имели веские причины поддержать смелое начинание генуэзца. Можно с большим основанием сказать, что именно эти люди, а не испанские монархи обусловили открытие Америки. Впоследствии им не пришлось раскаяться. Например, Пинелли основал в 1503 году "Каса де контратацион" — севильское общество по контролю за торговлей в Вест-Индии. К 1660 году он и его преемники ввезли в страну, по официальным данным, 185 миллионов килограммов золота и 16 миллионов килограммов серебра. Они очень гордились этими цифрами. Американская карта оказалась козырной.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
