Веселая семейка Дурслей

− Ой, Петуния, я не спросила, как вы назвали своего сына.

− Правда? Я разве не сказала? − Лили впервые за весь разговор увидела на лице своей сестры изумление. − Вот я дура, − красноволосая хлопнула себя по лбу. − Знакомься, это Наруто.

− Наруто, − покатала на языке странное имя Лили.

− Ну, вообще-то мы его назвали Дадли. Но мне это имя не нравится. Потому зовём Наруто.

− А если не нравится, то зачем так назвали?

− Так попросил назвать его одно сущ... Один человек, который очень нам помог.

− А как вы выбрали такое имя, как Наруто?

− О, так звали одного героя в книге, которую написал Учитель... Вернона. Наконец-то! − Чему-то обрадовалась её сестра.

А Кушина тихо радовалась маленькой победе над собой: это был первый раз, когда она не спутала новое имя Минато со старым. Поскольку, когда Кровавая Хабанеро занималась чем-то важным, или увлекалась разговором, то просто забывалась и начинала называть его Минато. Как сказал ей как-то муж, уже в сотый раз, напоминая об этом: «Хорошо, что ты хотя бы не забываешь говорить на английском и не переходишь на язык Элементарных Стран». За что тут же получил кулаком по своей лохматой голове.

− Не обращай внимания, это я о своем. Ты что-то спросила? − погруженная в свои мысли Кушина не расслышала последний вопрос сестры.

− Как вы выбрали имя Наруто?

− Учитель Верона когда-то написал книгу, в которой так звали главного героя. Бесстрашного воина, который боролся с ненавистью в человеческих душах. Это, кстати, единственная его приличная книга. Старый извращенец... − чуть в сторону пробурчала девушка. − А ещё это название одного вида лапши быстрого приготовления.

− Лапши? − спросила Лили.

− Да, очень вкусной.

Глава 8

Просторные покои дворца Сенджу. За столом для письма сидит ученица Узумаки Мито, будущая джинчурики Девятихвостого Демона Лиса, одна из немногих оставшихся представителей великого клана красноволосых мастеров Фуиндзюцу.

Перед шестилетней девочкой лежал листок бумаги, на котором та, пыхтя от усердия, выводила сложный рисунок. За этим наблюдала высокая пожилая женщина в строгом кимоно и с высокой прической. Неожиданно свиток перед ребенком вспыхнул, рассыпавшись легким пеплом, но она, вытирая злые слезы, взяла новый. Мито подошла к девочке и села рядом. На её строгом и властном лице внезапно расцвела добрая улыбка, она потрепала малышку по голове.

− Кушина, старание, конечно, важно, не спорю, но не главное. Закрой глаза, успокой дыхание. Вдох, выдох, вот так, умница. Протяни ладошку, − женщина положила руку девочки на листок бумаги, − почувствуй чакру на кончиках пальцев. Получается? − Кивок головой. − Вспомни печать, её линии, знаки, всмотрись в узор, как он красив и правилен, позволь ему стать частью себя. Ты − Узумаки, ты − часть этого мира. Весь мир − одна большая печать. Фуин у тебя в крови. Позволь узору самому литься на бумагу, почувствовать, где линии должны быть длинней или толще, где они должны сплетаться, а где наоборот. Не думай, просто иди за своими ощущениями и желаниями. Не размышляй, как правильно нарисовать печать, просто рисуй. Вот так, умница.

Кушина открыла глаза: перед ней лежал лист бумаги, на котором она увидела самую красивую печать в своей жизни.

− Да, Узумаки считают себя частью мира, а мир намного больше видимого и осязаемого человеком. Пространство, заключенное в печати, принявшее вид знаков и символов, отражает в себе его суть, его законы и порядок.

«Да, но я была частью другого мира. А этот мир отличен. Он наполнен тем, что здесь называют магией. Пока я не часть этого мира, и стану ли ей в будущем − не известно. А потому...»

Красноволосая девушка, прикусив от усердия язык, выводила рукой по толстому листу бумаги. Из пальцев струилась синеватая дымка, скручиваясь в тонкий луч, от которого на бумаге возникали, как-будто выжженные, странные символы, вписанные в большой разомкнутый круг.

− Да, на этот раз всё точно получится, − с опаской отложив листок на соседний кирпич, сказала Хабанеро и поднялась с колен. Она свернула коврик, на котором сидела, взяла альбомные листы, трезубый кунай мужа, всегда носимый ею на всякий случай, сложила все на маленький сервизный столик, подхватила его на руки и ещё раз взглянула на свой шедевр, который до этого аккуратно положила на два относительно ровных кирпича. Легко выпрыгнув из глубокой ямы, больше всего походившей на кратер от маленького метеорита, отошла на десяток метров к большой гранитной плите, зашла за неё и запечатала столик в печать на предплечье. «Интересно, почему на мне с Минато фуин работает как прежде, а вот на других объектах нет?» − подумала Кушина. Тяжко вздохнув, Узумаки сложила серию ручных печатей: из клуба белого дыма появилась точно такая же молодая особа в ярком спортивном костюме и белых перешитых кедах с открытыми пальцами ног. Она хмуро взглянула в сторону призвавшей её, на что та широко улыбнулась и показала большой палец.

− Не переживай, в этот раз всё получится. − Горестно вздохнув, точная копия направилась к яме, которую только что покинула оригинал. Улыбка Кушины мгновенно слетела, когда клон скрылся. Быстро метнувшись за гранитную плиту, Узумаки надела защитные очки, каску, большие наушники и, присев у стены, раскрыла над собой немного побитый зонтик в розовый цветочек. На гране слышимости разобрала голос клона.

− Эксперимент номер сто тридцать, кажется, три или четыре. Короче, неважно, попытка номер пятнадцать. Подаю чакру во взрывную печать, − секунда, другая, десять. − Вроде всё нормально, − раздался из ямы громкий радостный голос. Девушка, сидящая у стены, спрятав голову зонтиком, поднялась и осторожно вышла из-за своего укрытия. − Точно говорю, в этот раз у нас получилось. Печать стабиль... − сильный взрыв прервал радостный крик теневого клона. А Кушина, сделавшая пару шагов из укрытия, получила мгновенный откат от техники со всем набором ощущений, которые успела испытать её двойник, прежде чем развеяться, и потому вовремя не отреагировала на опасность, пролетела пару метров, подхваченная взрывной волной и впечаталась спиной в землю, не успев толком сгруппироваться.

Пару минут куноичи смотрела в закатное небо, а после чихнула из-за каменной крошки, летающей в воздухе и попавшей в нос и горло. Поднялась, огляделась по сторонам, внимательно изучая окружающее её пространство: десятки внушительных воронок, раскинувшиеся на каменистой земле, придавали заброшенному полигону вид лунной поверхности. Ещё раз мысленно поблагодарила Минато, снабдившего её каской, очками и гранитной плитой, которая в этот раз не защитила не в меру активную Узумаки. Кушина избавившись от чакры Лиса, тем самым увеличив свой контроль, решила заняться наследием своего клана. Но оказалось, что печати и техники фуиндзюцу в этом мире ведут себя как-то странно, можно даже сказать, опасно и непредсказуемо. В половине случаев происходил взрыв, в остальных же куноичи смотрела в сторону земли, выгнувшейся в странную спиральную фигуру, при взгляде на которую начинала кружиться голова. Вздрогнула, вспоминая самый яркий эксперимент, после которого на месте свитка образовалось абсолютно чёрное плоское пятнышко. Оно стало засасывать в себя всё вокруг, втягивала объекты, с каждой секундой всё больше разрастаясь, увеличивая силу притяжения к себе. Спаслась она тогда только благодаря вмешательству Алексея и Минато, которые появились почти сразу. Первый как-то смог остановить вышедшую из повиновения технику, а Намиказе вытянул жену в самый последний момент, переместившись с ней подальше Хирайшином. Шинигами тогда долго ругался на смеси разных языков, большую часть которой составлял русский матерный, как объяснил потом шиноби. Оказывается, один из его работников − советский иммигрант, у которого Минато, поддавшись странному наитию, спросил, не слышал ли тот когда-нибудь такое слово как "Лёха". Мужчина охотно объяснил, что это жаргонное сокращение имени Алексей. А когда шиноби после этого случая попросил его перевести пару длинных фраз, которые он не понял из речи Шинигами после открытия дыры, тот только восторженно крякнул и сказал, что это на английский не переводится, и попросил повторить помедленней, чтобы он успел записать себе для будущего разговора с тещей. Но общий смысл речи Алексея сводился к тому, что лучше сам убьет, быстро и безболезненно, чем, когда в следующий раз он заглянет, увидит взорванную планету, или ещё что похуже. После чего, немного успокоившись, пересмотрел альбомы со всеми вспомнившимися Минато фуиндзюцу и кеккайдзюцу из библиотеки Мито-самы. С ужасом взглянул на Кушину, упомянул обезьяну с красной кнопкой, трясущимися руками отобрал три десятка листов и протянул их куноичи, сказав, что с этими можно экспериментировать. Планету не разнесет, вроде. С сомнением посмотрев на красновосую, остальные отдал Минато, потребовав с него клятву, присматривать за женой и не показывать других фуин, пока ее умственное развитие не превысит хотя бы возраст трехлетнего ребенка. Намиказе серьезно пообещал за этим проследить. На что Кушина обиделась, и оба мужлана получили по башке.

«Так, 20 секунд при запитывании печати до взрыва − уже хорошо», − лицо куноичи расплылось в счастливой улыбке. − «Пора домой. Уже так поздно, или сначала заглянуть к сестре, до неё ближе». Решая сложную задачу, Кушина быстрыми скачками пересекла территорию старой военной базы, которую лет десять как закрыли. Тогда в прессе появилась информация о ядерных экспериментах, проводившихся в двух шагах от Лондона. Был крупный скандал, в печать попали снимки больших взрывов и воронок. На что военные, покрутив пальцем у виска, сказали, что они не такие идиоты, чтобы проводить ядерные испытания в самом центре Англии, и эти взрывы к ядерным никак не относятся. А к каким относятся, они не скажут, так как секретно. В общем, базу закрыли, дабы не поднимать дальнейшего шума.

Перемахнув через забор с колючей проволокой, Узумаки уже через десять минут стояла возле своего байка. Быстро умывшись и переодевшись, Узумаки сняла маскировочный барьер. Кеккайдзюцу в этом мире тоже вели себя странно, но хотя бы не так разрушительно, как техники запечатывания. Минато восстановил несколько простейших барьеров, вычислив оптимальные условия для их работы, способы построения и нанесения на разные поверхности. На воссоздание одной техники у него в среднем уходило от недели до пары месяцев расчетов и вычислений. Кушина же, как истинная Узумаки, изменяла чакроузоры фуин на чистой интуиции, как учила Мито.

* * *

− Минато, почему здесь лежат кунаи? Ты сам мне говорил, спрятать всё странное, не вписывающееся в образ простой английской семьи. А это что за мешок? Почему он висит посреди комнаты?

− Кунаи для придания более глубокой атмосферы комнате. И мы − не простая английская семья, мы − английская семья мастеров боевых искусств. А Англия известна, как родина бокса. Это боксерская груша.

− Бокс? Подожди, это то, что по телевизору показывали? Два охламона в красных варежках и красных семейных трусах? Они еще прыгали по рингу, делая вид, что дерутся.

− Да, это бокс.

− Понятно. А зачем нам эта груша? − Минато тяжко вздохнул.

− Понимаешь, Кушина. Сегодня к нам придет твоя сестра с мужем, они англичане и боевые искусства у них, прежде всего, ассоциируются с боксом и уже потом с другими видами единоборств.

− А что это за странные полочки?

− Это не полочки, а спортивная лестница с турником.

− А она в каком единоборстве применяется? Об неё бьют противника? Наверное, больно. Особенно если пересчитать его головой эти полочки сверху вниз, − спросила Петуния, с любопытством рассматривая агрегат.

Глаза Минато округлились. Он хотел что-то сказать, но передумал. Потом с надеждой в голосе спросил:

− Ты издеваешься?

− Есть немного. Вообще, мог просто развесить на стены оружие, свитки с каллиграфией или постеры с Брюсом Ли. Ты мне, кстати, обещал такой подарить.

− Когда такое было? Не помню, − невинно поинтересовался Вернон.

− Когда поволок меня на семейную встречу с бизнес партнерами.

− Ты еще тогда тому толстому сломала кисть в трех местах.

− Нечего было тянуть грабли, к последнему пончику.

− Ох, ты моя сладкоежка.

− Ты хочешь сказать, что я толстая? − рука Кушины потянулась к лежащим на столе кунаям.

− Подожди, они для придания атмосферы.

− О, в тебе они будут смотреться тоже замечательно.

− Стой! Только не задень коробку.

− А что там?

− Твои постеры.

− Правда? − восторженно вскрикнула Кушина, бросаясь к коробке.

− Ой, а кто это. На шиноби из Кумогакуре похож.

− Это Мухаммед Али, он не из Кумы. Он афро-американец.

− Порхай как бабочка и жаль как пчела, − прочитала Кушина на плакате.

− Красиво, он стихи пишет? − Короткая пауза.

− Не знаю. Вообще-то он боксёр.

− Тоже бегает по рингу в красных труселях и варежках? И хороший он боксер?

− Чемпион мира по боксу.

− А вот и Брюс Ли. Повешу я его в туалете, наверное.

− Только не там! Лучше уже повесь Мухаммеда Али.

− Зачем мне в туалете кумогакуровец?

− А зачем мне в туалете этот актер?

− Ревнуешь?

− Ничуть. Просто не хочу каждый день видеть Майто Гая у себя в туалете.

− Точно! − стукнув себя по лбу, воскликнула Кушина, − а я все думала, почему у него такое лицо знакомое.

− Это ведь лучший друг Какаши? Один в один, только улыбки на пол лица не хватает, а так вылитый Брюс Ли. Он еще вечно тебя доставал, − и восторженно визгливым голосом продекламировала, − Минато-сенсей, потренируйте меня, пожалуйста. Минато-сенсей, ну, один спарринг. Минато-сенсей, ну, ещё один спарринг, ну, пожалуйста. А эта его бессмертная фраза? Во имя силы юности! − и встала в картинную позу. − Интересно, как они там? − тихим голосом спросила девушка, ещё секунду назад полная веселья, вдруг стала задумчивой и печальной.

В зале повисла тоскливая тишина.

− Нет, точно повешу в туалете, − снова с улыбкой на лице сказала Кушина.

На последних словах Минато со стоном упал в кресло. В этот момент в комнату зашел клон блондина, державший на руках дергающего его за волосы Наруто.

− Не хотел бы перебивать этот спектакль, но к нам прилетели гости.

− Гости? Прилетели? − одновременно спросили супруги.

− Твоя сестра с мужем прилетели на метлах.

− На чем? − всё ещё не веря своим ушам, переспросил Минато.