Рабыня

Вдоль стен было три сундука, ну и длинный стол с лавками. А вот прялки не было, как и ткацкого станка. Я подумала, что бабушке они просто не нужны, вот и избавилась, наверное, ведь если она предоставляет избу на посиделки, значит, ткани ей приносят готовые.

Стоило мне прилечь в свежую постель, наконец-то наслаждаясь уютом дома, пусть и не моего. Веки тут же налились тяжестью. Как там Любим без меня? С ребятами ему скучать некогда, но вот ложась спать, наверняка просит рассказать ему сказку. Слёзы выступили на глаза, и я отвернулась к стене, чтобы бабушка их не видела. Она тоже легла на соседнюю лавку, уже не в силах, как она сказала, подниматься на печь. Мне предлагала занять почётное место в доме, но я отказалась, боясь потревожить воспоминания. Сон-таки меня одолел.

На утро я проснулась бодрая и полная сил. Встала, замела избу, замесила тесто на хлеб да принесла воды с колодца. Заодно перекинулась парой словечек с местными, узнала последние новости и с кто мог бы подвезти к нужному мне селению. Мне поначалу очень удивились, ведь вчера не заметили меня. Я сослалась на то, что меня сопровождающий привёл уже поздно вечером, который отдал в руки вдове, подготовив мне ночлег, а сам уехал по своим делам. Вот только как теперь с лошадью выкручиваться, я не знала. Ну ладно, спрошу у бабушки, авось придумает.

Вот только завистливые взгляды девушек мне не понравились. Я не видела ни одной красавицы, а все какие-то дурнушки. Довольно странно. Сердце было не на месте. Но я ведь уже показалась, значит, прятаться нет смысла. Пострадать может старушка.

Воротившись в избу, я нашла не очень довольную бабушку.

— Ты куда попёрлась, мать твою! Совсем сбрендила?

— Ты о чём, бабушка?

— У нас тут знаешь, что творится? Наши откупаются красивыми девками перед душегубами и те не трогают остальных. Я бы потихоньку вывела тебя на твоей лошади да отправила.

— Прости, бабушка. Беду на тебя накликала.

— Ладно, придумаем что-то, — отмахнулась она.

Она ведь и правда, меня как свою родную дочь принимает. Ох, надеюсь, не пострадает старушка.

— Бабушка, иди-ка ты доложи, кому следует про меня.

— Так за тобою явятся тут же.

— Не явятся. Зачем суматоху наводить. Мне тут посоветовали к кому обратиться, чтобы довёз домой, вот к нему и обращусь. Тогда тебя не тронут.

— А ты пострадаешь.

— Не переживай, выкручусь, не впервой.

— Рисковая ты девка!

Я улыбнулась и обняла её.

— Погоди, бабушка.

— Что, милая?

— Покажи, как плетёшь вот эти круглые коврики.

— Не о том голова твоя думает.

— Умение лишним не бывает. Всякое может пригодиться.

Старушка взяла крючок да показала небольшой кружок как плести.

— Благодарю.

— Это я тебя благодарю, милая. Ты мне словно лета продлила своим присутствием. Теперь и помирать не страшно.

Не понравились мне слова старушки.

— Бери лошадь, да как уйду, проламывай забор и в лес. Поняла?

Я грустно кивнула.

— Ты рискуешь.

— Ты тоже.

На этом мы и расстались. Упорствовать я не стала. Зачем? Она права, лучше по-тихому попытаться уйти, пока есть такая возможность.

Я уже собиралась сделать так, как велела бабушка, запрягла свою лошадь, но тут услышала устрашающие голоса местных.

— Ты почему не сдала её вчера?

— Так она поздно пришла, я ж думала молодец будет ночевать. Баньку принимал он, сама проверяла. А на утро девка с колодца пришла. Ну, я сразу и к вам, как удалось уйти.

— Не брешешь?

— Что ты, как я могу, — возразила бабулька.

— Уверена, что она ничего не подозревает?

— Я постаралась её успокоить, как могла.

— Хорошо. Сейчас и проверим!

А я выпустила лошадку попастись, а сама пробралась через задний двор. К кому мне велели подойти? Кажись, к Митричу. Вот к нему и надо.

Выйдя на общую улочку, я, завидев бабульку, помахала ей рукою, а после обратилась к здоровому с плешью человеку, что был подле неё:

— А вы не подскажете, где мне найти Митрича. Говорят, он может отвезти меня в Вершки.

Мужик осклабился, выставляя гнилые зубы.

— Так он там, пятый дом справа.

— Спаси вас бог! — пожелала я, завидев у него на шее крест и отправилась, куда следовало. Когда поворачивалась к нужному дому, заметила краем глаза, что бабулька уж домой идёт, хромаючи, а мужик тот довольно глядит мне во след.

Ну что ж, чему быть, того не миновать.

Страх липким страхом пробежался по спине, когда я постучала в дверь Митрича. Я спокойна, мне нельзя волноваться, я ведь даже ни о чём не подозреваю. Я простушка.

Открыл мне дверь добродушный мужик с обаятельной улыбкой, вот только страх мой лишь обострился. Он окинул меня беглым взглядом и вновь вернулся к глазам.

— Доброе утро! Я тут к вам вот по какому делу... — решила я не ходить вокруг да около, изложив суть и не дожидаясь вопросов.

— Хорошо. Сейчас лошадь запрягу и поедем. Присаживайся пока, — и он кивнул на скамейку, что стояла возле избы. Я присела, осматривая окружающий участок. Ухоженный. Где-то в избе заплакал малыш и сердце моё болезненно сжалось. Но разговора взрослых слышно не было.

Мужик этот вскоре вразвалочку вышел из дому и пошёл к одной из построек. Значит, там лошадь.

Я сидела как на иголках, с трудом сохраняя внешнее спокойствие и, желая успокоиться, достала из узелка кусок ткани, предназначенный на пошив сорочки для дитятка полутора-двух лет и начала вышивать, намеренно считая стежки. Понемногу страх улёгся, и когда меня окрикнул Митрич, я уже полностью совладала с собой. Оглядела работу, сделала последний стежок, закрепив нить и оторвав лишнее. Мужик глянул через плечо на мою работу, присвистнул, после чего жестом позвал садиться в телегу.

Пока ехали, я больше молчала. И хоть сорочку я шила по меркам своего сына на продажу, решила, что успеется.

Когда мы уже выехали на дорогу, что вела в лес, я протянула Митричу свой труд.

— Знаю, это мало за вашу услугу, но мне больше нечего предложить. Можете продать, думаю, немало сможете выручить, только придётся сшить швы.

Мужик толк в вышивке, видно, понимал. И хоть улыбка не сошла с его лица, но напрягся. Дорога делилась надвое, и мы, после небольшого раздумья кучера, повернули направо. Совесть замучила, или наоборот, договорился с нею?

Долгое время нам никто не встречался, а потом в поле зрения появилось два крепкосбитых всадника с закрытыми платками лицами. При взгляде на одного сердце замерло, но я решалась в это верить.

Митрич, же напрягся. Неужели не ждал? В любом случае, пора испугаться.

— Кто это? — спросила я своего сопровождающего.

— Ты, главное, не волнуйся, девица.

— И всё же?

— Будем надеяться, тебя не тронут.

Мы приближались к ним, перегородившим дорогу.

— Значит, Митрич, решил обойти нас? Нехорошо это! — сказал довольно неприятный второй всадник.

Я же боялась поднять глаза на первого.

Внутренний голос говорил сидеть и не высовываться, но я вновь не смогла, ведь Митрич всё же не хотел мне зла, раз поехал другой дорогой. Уж не его вина, что засада нас поджидала.

— Это я попросила его поехать этой дорогой.

— Смелая! Доиграется... — с намёком сказал тот самый второй, а потом бросил моему сопровождающему: — Вали, Митрич!

— Прости, девуля! — сказал добродушный кучер с виноватым лицом, поднял взгляд на встречающих? — Вы ведь её не обидите?

— Что ты! Как мы можем! — хохотнул тот самый душегуб.

Я слезла с повозки, а Митрич стал разворачивать лошадь. Да, видно, переживал, ведь довольно долго возился с повозкой, которая то и дело застревала. А я с вызовом глядела в глаза того душегуба. Наконец, Митрич уехал.

Ко мне подъехали оба всадника.

— Вы меня до деревни Вершки доведёте?

— Наивная, — сделал вывод тот самый говорун.

На что я постаралась как можно обворожительнее улыбнуться.

— А знаешь, Зар, она мне нравится. Пожалуй, я её себе оставлю!

Зар молчал. А вот второй спешился.

— Подними-ка руки вверх, — велел мне.

— Зачем?

— Ты просто сделай, как тебя просят.

— А ты просил? — я вновь взглянула в его карие глаза.

— Прошу, девица, — он явно начинал сердиться.

— Твой тон говорит об обратном.

У душегуба заходили желваки на щеках. Я бросила мимолётный взгляд на Зара. Он улыбался, судя по появившимся морщинкам возле глаз.

— Чего лыбишься? — бросила ему, встречаясь взглядом с серо-голубыми родными глазами.

— Так ты поднимешь руки? — это болтун.

— Зачем? — перевела взгляд на него.

Всё, поняла, перегнула черту. Этого гада я уже вывела из себя. Подскочил рядом, и рванул подол сорочки вверх, до груди, где были завязки от запоны, при этом напрочь загородив мне весь обзор. Тут же стало прохладно и неприятно, надеюсь, муж не допустит изнасилования. Хотя когда шла на это дело, готова была принять и этот риск.

Послышался свист ветра и звук падающего чего-то тяжёлого. А потом к спине прикоснулись горячие шершавые ладони. Провели нежно по коже, после чего прошлись по бокам, груди, сжали легонько соски, вызывая во мне дрожь, а после опустили сорочку.

— Что, уже увидели всё, что хотели?

Я прислонилась спиной к тому, кто меня ласкал. Его руки дрогнули. Он вдохнул мой запах, заставляя трепетать и искать более близкого прикосновения. Значит, мы одни. Куда ж второй делся? Зар его вырубил?

— Иди, — сказал он хриплым голосом.

— И ты не возьмёшь меня прямо здесь?

— Не нарывайся, милая, — и он, положив руки мне на плечи, отодвинул меня, пока ещё не разрывая полностью прикосновения. — Брысь!

— Как скажешь!

И я пошла вперёд, не оборачиваясь. Было немного обидно, и болезненно расставаться с любимым, но дело превыше всего, поэтому пришлось подавить чувства. Увидала ровную палку вдоль дороги и подобрала её, используя теперь как посох. Всё оружие, какое-никакое.

Вспоминала, как муж прикасался ко мне. Скучает. И я тоже. Но нельзя раскисать. Хоть и такая встреча, а лучше, чем ничего. Теперь я поняла, почему я не глядела на него. Боялась расплакаться и не выдержать. Ладно, задание прежде всего. Мне нужно добраться домой.

Спустя час, никуда не поворачивая с основной дороги, я выбралась из лесу и с пригорка глядела на село Вершки, пытаясь понять, который дом мой, соотнося его с картой в моей памяти. Но на том месте, где должен быть дом, было пожарище. Надеюсь, "родители" не пострадали. Куда ж мне теперь податься?

Спустилась с пригорка пологою извилистой дорогою, ведь с крутого склона на телеге не проедешь, и последовала в село, борясь с чувством страха, что всё дело провальное, но при этом ощущая ЕГО заботливый взгляд в спину. Оберегает. Приятно.

В селе встретили довольно тепло. Правда, меня не узнавали, но когда называлась Остею, дочерью Первуша, сразу же соболезновали, ничего толком не говоря, и отсылали к дому старосты. Неужели, я зря сюда приехала?

Но, как оказалось, "родители" были живы. Просто временно жили у старосты села, который приютил их после пожара. Так что приехала я не вовремя, хотя и старалась помочь всем, чем могла. Вот только мужики разбирали пожарище, да пытались как можно скорее сколотить новый дом, ведь скоро сенокос, потом жатва — не до того будет.

Меня же пристроили готовить на огромную семью старосты и "мою", возиться по хозяйству, словно я молодая невестка, в то время как остальные женщины суетились больше, чем дело делали, то и дело мешая мне своими указаниями.

За месяц проживания в селе, я притомилась так, как в последнее время не уставала. С заходом солнца просто валилась спать и ужин был не нужен. А ведь была ещё и скотина, за которой надо было всё вычищать да кормить её, это хорошо ещё, что была детвора, которая пасла коров да коз. А вот хозяйки — "матушка" да жена старосты — в корень меня измотали, ещё и пилили, что мол, неуважение им оказываю своим отсутствием за столом.

Мне уже хотелось выть волком и поскорее удрать. Сколько мне тут ещё торчать? Новости я передавала через сокола, который иногда прилетал и, завидев меня, усаживался на дерево или плетень и ждал, пока я его позову. Ну а как спускался, я прикрепляла к нему записку, написанную зашифрованной речью на кусочке бересты.

Мне уже "родители" и жениха присмотрели. А что — девка работящая, всё у неё ладится, староста с женою не нарадуются, своего сынка мне всё пытаются сосватать.

А я о своём муже да сыне все думы думаю, не обращая внимания ни на ухаживания, ни на откровенные намёки. Да и переплетаться старалась я так, чтобы никто не видел, выходя во двор.

Вот только "родители", вместо того чтобы отвадить надоедливого жениха, наоборот, подбивали меня согласиться.

— Остя, соглашайся, чего ты упрямишься? — насела "матушка".

Вот только не могла я в толк взять, она прикидывается или как? Неужели и правда, своей дочерью считает? А что ей обо мне ведомо, если знает правду? И что мне делать?

И я написала через сокола своему связному. На что в следующий раз получила ответ, мол, соглашайся, всё одно, ждать придётся, а раньше осени свадьбу справлять в любом случае не будут.

Я приглядывалась к окружающим девчатам. Были тут и девицы-красавицы. Даже как-то не верится, что соседняя деревня под властью разбойников, а тут словно и не коснулось ничего.

Пришлось согласиться на замужество. Вплели мне в косу ленту до середины — знать уж занята. Благо, сенокос, а после и жатва наступили. И хоть пришлось гулять с "женихом", целоваться, тут уж и закончили с покосом.

А дальше была жатва. Жуткое время, без продыху. На хозяйстве осталась жена старосты, а мы все на поле. Зато хоть от настойчивого Моти передохнула.

Тут уж мы в свою избу переехали, и стали помаленьку к свадьбе готовиться, которую уж после Новолетия* решили справить. (прим. Авт. Новолетие* — новый год, праздновался в день осеннего равноденствия 22-23 сентября).

Меня "родители" принудили шить себе приданое, из готовой ткани. Ну ладно, мало, частично дочкиным дополнят. А я всё больше мрачнела с каждым днём и вышивка радости не приносила. За Любиком истосковалась. И желала лишь одного — чтоб душегубы уж начали действовать.

За всё то время, пока сидела в этом селе, пришлось волосы несколько раз у корней подкрашивать, благо в доме старосты зеркало было. Да и кокошник носила, чтобы в случае чего скрыть всё. "Родители" нашла мне дочкин, ведь скарбы их не пострадали от пожара, сундуки дубовые лишь снаружи обгорели, а изнутри целёхоньки остались.

Видно, боги мои молитвы всё же услышали. Потому как за седмицу до Новолетия, на нас напали. А меня мои затолкали в дом, мол, сиди, девка, и не высовывайся, в погреб прямо-таки, да заперли там. Попала!

И не выбраться изнутри-то! Не знаю, сколько времени прошло. В погребе было слышно лишь как мыши скребутся. А я мерила шагами небольшое пространство, что полками не заставлено. Уж и на ступеньках стремянки посидела, и походила, а всё без толку. Надеюсь, что народ всё ж от набега не пострадает. Неужели если они за девками охотятся, то не могут обойтись чисто ими? Похищение — это не убийство всё же, за которое полагалась смертная казнь.