Тетрадь 65

— Вот, наденешь потом.

Она не смотрела на него, а он не знал: хочет ли, чтобы посмотрела.

— Вот, мойся, и будем обедать.

Взгляд Жени тепло, мягко скользнул по его телу. Он и ощутил его как прикосновение, будто... будто она потрогала его, погладила. И Женя уже вышла, а он ещё стоял возле душа, не понимая, что с ним. Потом тряхнул головой и вошёл в душ. Его мыло и мочалка уже лежали на бортике. Когда только Женя успела? Женя... Женя не боится его, он не противен ей. И что ему теперь до всего другого?! Эркин крутанул кран и счастливо охнул под туго ударившей его струёй.

И когда он, уже в рабских штанах и тенниске, пришёл на кухню, за окном было совсем темно. А на столе... у Эркина сразу засосало под ложечкой. Женя засмеялась.

— Садись, Эркин. Сегодня настоящий обед. Не из пакетиков.

Счастливая мордашка Алисы, горячий необыкновенно вкусный суп, новенькие тарелки на блестящей клеёнке, а ложки старые, знакомые по Джексонвиллю, и халатик у Жени тот же, и фартук, и... и всё так хорошо.

— Так вкусно, Женя, — поднял он глаза от тарелки.

— Налить ещё? — улыбнулась Женя.

Эркин кивнул. И она налила ему ещё золотистого от жира мясного супа. Полную тарелку.

— Ты не обедал?

— Перекусил. Перерыв был маленький, — Эркин улыбнулся. — Два съел, а два домой принёс.

— Такой маленький перерыв? — расстроенно переспросила Женя. — Эркин, при восьмичасовом рабочем дне час на обед положен.

— Час? — Эркин неопределённо хмыкнул. — Буду знать. Женя, там, мне сказали, столовая есть. Так я завтра там поесть попробую.

— Конечно, — согласилась Женя, собирая тарелки. — Обяательно возьмёшь горячего. О деньгах не думай. Деньги у нас есть.

Эркин почувствовал, что краснеет.

— Женя, я все деньги сегодня потратил.

— Все? Это сколько? — Женя поставила на стол тарелки с картошкой и мясом.

— Сколько взял. Пятьдесят рублей, — вздохнул Эркин. — Это была прописка, Женя.

— Понятно, — кивнула Женя. — Не волнуйся, всё в порядке.

Эркин пытливо вгляделся в её лицо, потом вздохнул и стал есть. Ел уже спокойно: самое тяжёлое он сказал, и Женя поняла его. Конечно, пятьдесят рублей — это очень много, но это же только раз. А в Джексонвилле разве не пришлось ему отдать полпачки сигарет и весь дневной заработок? Отдал же. И не помер. А с Андрея сколько содрали? Везде так.

— Женя, спасибо.

— Ещё?

Он покачал головой.

— Нет, сыт уже.

— Тогда я тебе киселя сейчас налью. Алиса, доедай.

Эркин глотнул густой сладкой жидкости, улыбнулся.

— Я не сказал тебе. Коврик такой красивый. Ну, у двери. — Тебе понравился? — просияла Женя. — Я вообще сегодня кучу денег потратила. Ну, коврик и ящик в ванной ты видел, — Эркин кивнул. — Ещё я Алисе купила. Сапожки и шубку. Ну, и белья.

— Правильно, — кивнул Эркин.

— И тебе.

Эркин невольно поперхнулся.

— Женя...!

— Что Женя? — Женя шлёпнула Алису между лопаток, чтобы не горбилась. — Две смены мало. Надо, как минимум, четыре. А лучше шесть. Или мне каждый день стирать, чтобы ты с утра чистое надел?

— Я сам стирать буду, — попробовал возразить Эркин.

— Не выдумывай, — строго сказала Женя. — Мне с понедельника тоже на работу выходить. Давай я тебе ещё киселя налью. Вот так. Алиса, спать будешь?

— Не, я в коридор, — Алиса сделала умильную рожицу. — Можно?

— Можно, — улыбнулась Женя.

Пока она одевала Алису для прогулки в коридоре, Эркин допил кисель и собрал посуду со стола, сложил в раковину. Вбежала Женя и, отодвинув его, стала мыть посуду. Эркин столя рядом и смотрел на неё, на её руки. А Женя мыла и говорила.

— Я ещё сушку купила, проволочную, как там была.

— Я повешу, — встрепенулся он.

— Ну, конечно, милый, сейчас я закончу и освобожу тебе место. А ещё, Эркин, знаешь, в воскресенье сорок дней Андрею. Сороковины.

— Что? — не понял он. — Как это?

— Ну, помнишь, — Женя взяла полотенце и стала вытирать тарелки, — помнишь, на девятый день мы его поминали? В лагере.

— Помню, конечно, — кивнул Эркин. — А на... сороковины так же?

— Да, — кивнула Женя. — Ну, ещё в церковь ходят. И на могилу.

Эркин вздохнул. Могила в Джексонвилле, в церковь ему идти совсем не хочется, но раз Женя считает, что надо... Да, вот ещё что.

— Женя, а водка обязательна?

Женя расставила посуду в шкафчике и кивнула.

— Я тут поговорила, Эркин, и в лагере... Но водку ты должен купить.

— Хорошо, — согласился Эркин. — Раз надо... Только...

— Что?

— Нет, ничего, Женя. Я тогда за ящиком сейчас схожу, сушку повешу.

И он пошёл за ящиком, злясь на самого себя, что вздумал предупреждать Женю. Дескать, я пьяный языком болтаю. Ни черта с ним не будет, удержит язык.

Эркин принёс на кухню ящик, улыбнулся Жене. И теперь она сидела у стола и смотрела, как он работает.

— Вот так?

— Чуть левее. Ага, так будет хорошо.

Эркин гвоздём пометил места для крючков, отложил сушку на шкафчик и стал их прибивать.

— Тебе нужно пальто, Эркин.

— Для работы куртка удобнее.

— Для работы, Эркин. А потом?

— Нет, — упрямо сказал Эркин. — Пальто мне не нужно.

И Женя догадалась.

— А если полушубок?

И по его дрогнувшим плечам, по быстрому благодарному взгляду через плечо поняла, что угадала правильно.

— Он дорогой, Женя, — тихо ответил Эркин.

— Не дороже денег. А деньги у нас есть.

Эркин проверил, надёжно ли сидят крючки, и надел на них сушку.

— Вот так, Женя, да?

— Да, хорошо как.

Эркин улыбнулся.

— Ну вот. А деньги нам на квартиру дали, а не на одежду.

— И на одежду. Ты вспомни, как в Комитете сказали. На обустройство. Если бы мы свой дом выкупали или хозяйство завели, то да, все бы деньги туда ушли. А квартира у нас в аренде, наёмная, — рассуждала Женя. — Это и из зарплаты выплачивать можно. А одежда тоже нужна. Как... как посуда. И... не спорь, Эркин. Ну, не хочу я, чтобы ты хуже других ходил. Ты ж не пропойца какой подзаборный. А полушубок тебе купим. И валенки. Да, — Женя оживилась и вскочила из-за стола, — идём, покажу, что я Алисе купила.

Эркин сложил инструменты в ящик и, оставив его на кухне, пошёл за Женей.

Цигейковая — всё-таки что это за зверь? — золотисто-коричневая шубка с капюшоном, зелёные войлочные сапожки на меху и чёрные рейтузы с начёсом очень понравились Эркину и были им безоговорочно одобрены.

— Ну вот, — Женя погладила рукав шубки, — и завтра когда в магазин пойду, возьму её с собой. А то она совсем воздухом не дышит.

Эркин задумчиво кивнул. Одобрил он и тонкую шерстяную кофточку на пуговицах, которую купила себе Женя, и тёплое бельё.

— А это тебе, — Женя продолжала показ-отчёт. — Ещё четыре смены. Шесть смен — уже нормально. И рубашек тёплых теперь шесть. И носков. Зима долгая. Чтобы хватило на всю зиму. Понимаешь?

Эркин слушал и кивал. Конечно, Женя права. Зима долгая, и, говорят, будет ещё холоднее. Но...

— Женя, ведь мебель ещё покупать. И ремонт делать.

— Да, — кивнула Женя, — я помню. Я думаю, сначала ремонт, а мебель уже потом. И, знаешь, я хочу, — Женя вздохнула, — ну, чтобы было красиво. Я всегда мечтала о гарнитуре. Знаешь, что это такое?

Эркин помотал головой и сел на пол среди разбросанных вещей.

— Я слушаю. Говори, Женя. Так что такое... гарнитур?

— Это когда мебель не по одиночке покупается, а сразу. И всё в одном стиле. Ну... вот спальня, — Женя широким взмахом обвела комнату, в которой они были. — Что нужно в спальню? Кровать, тумбочки у кровати, шкаф, трюмо, хорошо бы трельяж, комод, пуфики...

Эркин слушал и кивал. Он был, в принципе, со всем согласен. Хватило бы денег.

— Ковёр на пол, шторы на окно, — Женя посмотрела на Эркина и рассмеялась. — Вот, понял?

— Понял, — кивнул Эркин. — И всё сразу покупать?

— Хотелось бы, — вздохнула Женя. — Ведь как хорошо, что у нас на кухне стулья такие красивые, правда?

— Правда, — не стал спорить с очевидным Эркин и тут же предложил: — Женя, а ведь и стол можно такой заказать, чтоб и на кухне был... гарнитур.

— Конечно, — обрадовалась поддержке Женя. — Но сначала... сначала ремонт.

Эркин вздохнул.

— Да. Обои поклеить.

— Потолки побелить, а лучше покрасить, — подхватила Женя. — Кухню покрасить, ванную, уборную, кладовку...

Эркин сразу помрачнел: кладовку-то он так и не убрал.

— Женя, я за кладовку возьмусь. Я.. я только вещь одну сделаю и тогда за кладовку. Хорошо?

— Ну, конечно, — даже несколько удивилась его горячности Женя.

Он гибким ловким движением вскочил на ноги.

— Я на кухне работать буду. Там светло. И стол.

Когда Женя, сложив вещи, вошла в кухню, клеёнка была убрана, а чтоб не запачкать стол, Эркин расстелил чистую портянку, разложил на ней инструменты и пузырьки из ящика. Женя тихо сбегала за шитьём — чулки на Алиске так и горят — и села на другом конце стола. Эркин быстро вскинул на неё глаза, улыбнулся и снова ушёл в работу. Он давно думал об этом: как сделать, чтоб сделанную Андреем рукоятку ножа всегда носить с собой, не боясь выронить и потерять. И получалось одно: припаять или приклеить кольцо. Нет, приклеить, конечно. Паять он не умеет, а просить кого-то... нельзя, это он должен сам сделать. Спасибо Жене, что сидит рядом и не спрашивает ни о чём. Зачистить край, протереть едким, пахнущим, как водка, но более резко содержимым вот этого пузырька и больше руками протёртое место не трогать. Теперь кольцо. У Андрея их много запасено было, разных, вот это гладкое, без зазубрин, чтоб не перетёрло ремешок, а здесь наоборот — зашершавить напильником, чтобы стал плоским, а то не схватит, и приложить, как подойдёт... Плохо, надо ещё снять, вот так, и ещё... И надо аккуратно, чтоб самого себя по пальцам не задеть... А вот теперь хорошо, и тоже протереть. Теперь... теперь это всё в сторону, теперь клей... Этот? Да. Про него Андрей говорил, что пулю к стволу приклеит. Так, как делал Андрей? Ага, помню: намазать, дать подсохнуть и снова намазать... И зажать, и держать так...

Когда Эркин почувствовал, что кольцо уже не "дышит" под рукой, он осторожно положил рукоятку на стол и стал собирать инструменты. Как Андрей протёр всё, разложил по местам.

— Женя, я на подоконник положу, пусть сохнет.

— Конечно-конечно.

Портянку он тоже свернул и убрал в ящик.

— Я в кладовку пойду, посмотрю там.

— Хорошо, — Женя закрепила шов и отрезала нитку. — Я в ванной буду.

Эркин вышел в прихожую, распахнул дверь в кладовку. Чем бы её подпереть? А, вон же чурбак. Вот так. Для начала... для начала вытащим всё в прихожую. Обрезки досок, какие-то то ли палки, то ли тонкие длинные поленья, обломки ящиков. С гвоздями. Хорошо, Алисы нет, а то бы полезла и поцарапалась. Верёвки какие-то, ремешки, ничего, это всё пригодится. А это что?

За плеском воды — Женя полоскала бельё в ванне — она плохо расслышала, но ей показалось, что Эркин закричал. А, выглянув из ванной, увидела его лежащим на полу.

— Эркин?! — бросилась она к нему. — Что?!

Но он уже стоял на четвереньках среди разбросанных досок и палок и тряс головой.

— Ничего, ничего, я сейчас... — перемешивал он русские и английские слова.

Женя опустилась рядом с ним на колени, обняла. Он вздрогнул от её прикосновения и отпрянул.

— Вода! Нет, не надо! — вырвалось у него по-английски.

Женя отдёрнула мокрые руки.

— Да что с тобой?!

— Сейчас... сейчас... — Наконец он продышался, поднял на Женю глаза, неловко улыбнулся и заговорил по-русски: — Я сам виноват, Женя, думал, верёвка, а это... провод.

— Под током? — испугалась Женя.

— Да, — и по-английски: — Током ударило, — и опять по-русски: — Не пускай Алису туда.

Эркин сел, потёр руки от кистей к локтям и виновато улыбнулся.

— Я испугал тебя, да? Прости, Женя. Просто... меня давно током не били, вот я и заорал.

— Ну её, эту кладовку, — заплакала Женя. — Ты же убиться мог.

Эркин глубоко вдохнул и выдохнул.

— Делать всё равно придётся. Я только не знаю, как. Я, — он опустил голову, — я боюсь тока, Женя. Меня ... много били током... раньше... до имения...

Женя торопливо обтёрла руки о халатик и обняла Эркина за шею. Положила его голову себе на плечо. И на этот раз он не отпрянул.

— Ничего, — шептала Женя, — ничего, всё будет хорошо, ничего...

И чувствовала, как обмякает, расслабляется его тело. А когда поняла, нет, почувствовала, что он успокоился, поцеловала в висок и встала.

Эркин снизу вверх смотрел на неё затуманенными глазами, потом взмахом головы отбросил прядь со лба и встал.

— Я ещё повожусь здесь, Женя.

— Ты только осторожней, Эркин, — вздохнула Женя.

Она знала, что он не отступит. И, в самом деле, Эркин опять полез в кладовку. На этот раз, правда, он вооружился длинной палкой и сначала трогал ею каждый обломок, отодвигая от лежащего на полу провода. Но как же он здесь пол мыть будет?

Женя закончила стирку, развесила выстиранное бельё на сушке — а ведь для постельного белья сушка маловата будет, надо будет подумать о верёвках — и, поглядев на часы, ахнула:

— Эркин, поздно уже, Алиса...!

Эркин, сортировавший в прихожей вытащенное из кладовки, подошёл к двери, открыл её и выглянул в коридор.

— Алиса!

— Иду-у!, — готовно откликнулась Алиса. — Всем до завтра, я домой!

Эркин впустил её в квартиру, и, увидев разбросанный по полу хлам и открытую дверь кладовки, Алиса возмутилась:

— Да?! А меня не позвали?!

Она явно собиралась нырнуть в кладовку, и Эркин еле успел перехватить её.

— Туда нельзя.

Алиса поглядела на него и, мрачно насупившись, стала раздеваться. Когда она ушла в ванную мыть руки, Эркин по-прежнему палкой затолкал провод одальше от двери и стал закладывать в кладовку всё вытащенное оттуда. Укладывал так, чтобы потом при необходимости можно было достать, не касаясь провода.

— Эркин, — позвала его Женя. — Мой руки и садись. Ужинать будем.

— Да, иду, — откликнулся он, закрывая дверь кладовки.

Гвоздём, что ли, её забить, чтобы Алиса туда не залезла? Да, так и сделает. Минутное же дело. Где его ящик?

— Я сейчас, Женя.

Он выбрал большой гвоздь, вбил его двумя ударами на половину длины в угол над дверью. И третьим ударом загнул. Попробовал дверь. Держит! И уже спокойно закрыл ящик, поставил его у двери в кладовку и пошёл мыть руки.

На кухне стол уже накрыт, и его ждала тарелка с картошкой и мясом. Эркин сел на своё место, улыбнулся хитро посматривающей на него Алисе.

— Эрик, а в мозаику поиграем?

— Хорошо, — кивнул Эркин.

— Только недолго, — строго сказала Женя. — Завтра рано вставать.

— На работу, — понимающе кивнула Алиса.

— Вот именно, — улыбнулась Женя.

Они спокойно поели, выпили чаю, и Алиса побежала в свою комнату за мозаикой, а Женя убрала со стола.

Сегодня они начали выкладывать большой — во всю положку — многоцветный венок. И дошли почти до половины, когда Женя сочла, что Алисе пора идти спать. Алиса покосилась на неё, на Эркина и согласилась. Сопя, собрала мозаику.