Лунг издал еще один титанический рев, звук слишком чудовищный, чтобы исходить из человеческого горла, разорвав руки на части, когда он разорвал их в сторону, чтобы попытаться обезоружить меня. Однако я отпрыгнул один, два, три раза, оставив между нами еще тридцать футов. По моему лицу стекала тяжелая капля пота.

О чем я только что думал? Я наслаждался битвой, упиваясь натиском непростого врага, который мог заставить меня пройти через все мои испытания — но это было неправильно. Я дрался с Лунгом не ради борьбы с ним, я боролся с ним, чтобы помешать ему преследовать тех детей. Я бы позволил этому затянуться так долго, потому что полагал, что уникальные свойства моего меча повлияют на него больше, если он будет больше похож на дракона.

Хотя я мог бы уложить его раньше. С тем местом, где он был в начале боя, когда я впервые установил Зигфрида, я мог бы нокаутировать его одним удачным ударом или залпом в голову плоским мечом. Вместо этого я позволил бы ему стать сильнее, быстрее, лучше, больше способным сражаться со мной — потому что это было то, чего я хотел? Почему я...?

Верно. Верно. Я немного увлекся. Наверное, адреналин. Я никогда раньше не вступал в драки , ни такие, ни с тех пор, как получил свои силы. Я бы просто слишком сильно позволял вещам взбрыкнуть мне голову.

Ага. Хорошо. Сосредоточьтесь, Тейлор.

Лунг уже гнался за мной, поэтому я оторвался от земли и помчался к нему, как товарный поезд. Он был быстр, быстрее, чем что-то такого размера, но я был еще быстрее, и, когда я обогнал его, уклоняясь от удара его когтя и огня, который тянулся за ним, я ударил ногой по тротуару с достаточной силой, чтобы разбей это.

Он причинил больше вреда, чем я хотел, но все же заставил меня внезапно остановиться достаточно быстро, чтобы повернуться и снова ударить его по спине. Лунг издал сердитый рев, и мне удалось отрезать большой кусок его правого крыла, заставив мерцающие серебряные чешуйки разлететься по всему телу, но в основном это была рана на теле.

Может, если бы он уже летал, но ...

Одержи победу, где сможешь, Тейлор. Разве я не этому научился, имея дело с трио?

Удаление его правого крыла не сделало бы бой сейчас легче, но помешало ему подняться в воздух. Если бы он попытался улететь, он мог бы сбежать, и это было бы плохо, не так ли? Я не смогу победить его, если он убежит, но если он не сможет летать, ему придется столкнуться со мной лицом к лицу, потому что я опережал его пешком.

Лунг был невероятно проворным для чего-то такого большого, но даже с его скоростью он не мог отказаться ни цента. К тому времени, как он снова начал кружиться, я уже металась под его локтем и протаскивала край Бальмунга через его бок. Вылилась кровь и чешуя.

"????ЊЊ??????ЊЊ??????ЊЊ??!"

Его уродливая пасть раскололась, и он опустил другую руку, чтобы попытаться разбить меня о тротуар, но я не позволил ему поймать меня в другой раз; Я уже ушел, держась близко, танцуя с другой стороны от него. Бальмунг вспыхнул, когда я снова взмахнул им, прорезая его левый бок, а также мышцы и сухожилия, соединяющиеся в его локте.

Он даже не стал ждать. Его левая рука взмахнула рукой, когда он обвел меня, выбрасывая кусочки расплавленного асфальта из своих когтей. Я поймал его запястье свободной рукой, крепко сжимая, и злобным ударом вниз я закончил работу, которую проделал мой предыдущий удар, и отделил его от его левой руки чуть выше локтя.

Я немедленно отпрыгнул назад и прочь, но этого было недостаточно, чтобы избежать огненного шара, которым Лунг призвал окружить себя в ответ: мой правый рукав загорелся, и перчатка стала тускло-красной. Мне пришлось уронить его отрубленную руку, чтобы погладить ее, но ущерб уже был нанесен — ему удалось сжечь все, начиная с моего локтя и ниже, оставив нетронутыми только перчатку и — каким-то образом — кожаную набивку. Самым удивительным было слабое покалывание в предплечье и участок слегка покрасневшей кожи там, где огонь, должно быть, был самым горячим.

Достойная задача.

Почему-то мне это стало странно приятно.

Казалось, прошел долгий момент, пока огненный шар продолжал гореть, но, вероятно, прошло всего несколько секунд. Когда он исчез, низкого потока перегретого воздуха, устремившегося вверх, было почти достаточно, чтобы заглушить рычание, грохотавшее на расстоянии, когда Лунг пытался убить меня глазами.

Однако я обращал внимание не на это. Мое внимание переключилось на культю его левой руки, которая все еще кровоточила, хотя и гораздо медленнее, чем вначале. Он исцелял, я был почти уверен, что он все еще исцелялся с ускоренной скоростью, но он исцелялся намного медленнее, чем даже несколько мгновений назад. Я посмотрел на его правый бок, где я порезал его меньше минуты назад, и обнаружил, что по нему все еще течет кровь. Он тоже не зажил.

Я почувствовал, как улыбка тронула мои губы. Тогда я был прав. Таким образом, он был драконом, и поэтому он был более уязвим для моего меча, чем когда-либо.

Я схватился за эфес Бальмунга обеими руками, затем оторвался от земли и прыгнул в небо. Лунг следил за мной своей головой, массивной изогнутой шеей, и он, казалось, знал, что я собирался сделать, потому что он поднял оставшуюся руку, чтобы заблокировать —

"Ха!"

Но мой меч вонзился в его запястье, как горячий нож, а Бальмунг продолжал глубоко врезаться в его торс, проливая кровь, чешую и прочие неописуемые предметы на тротуар. Лунг взвыл что-то, что могло быть испуганным восклицанием, затем он зажал рану рукой и отпрыгнул назад. Жест культей левой руки вызвал стену пламени, преградившую мне путь.

Я ранил его. Плохо.

Ни один дракон не может устоять перед этим мечом.

Я нахмурилась.

Может быть, слишком плохо. У меня действительно не было хорошего представления об ограничениях его исцеления или о том, как мой меч, ослабляющий его, может повлиять на его выживаемость. Я не собирался попробовать обезглавить его, но если бы я был попробовал его с героем , который не был Dragonslayer, он бы выжил? Если бы он это сделал, что бы вырастало обратно — его голова из его тела или его тело из его головы?

Не важный. Что имело значение, так это то, что я получил по нему очень сильный удар, достаточно сильный, чтобы поставить его на заднюю ногу и вынудить его создать какое-то пространство.

Достаточно тверд, чтобы заставить его отступить?

Может быть. Может это былодостаточно. Если он собирался бежать с поджатым хвостом, я должен ему позволить? В конце концов, весь смысл этой битвы был в том, чтобы отвлечь его настолько, чтобы он не убил тех детей, о которых он говорил. Теперь, когда он был достаточно отвлечен, имело ли значение, если он ушел? Можно ли было отпустить его и зализать раны?

Драться. Убей дракона.

Нет, решил я через мгновение. Нет, не было. Я мог бы достичь своей первоначальной цели, но разве не лучше было унизить его навсегда? Если я отпущу его сейчас, он, вероятно, просто вернется позже и убьет тех детей, о которых говорил раньше. Он сможет продолжать терроризировать доки и город, и кто мог сказать, что я буду в этом районе в следующий раз?

Лучше победить его сейчас, полностью и решительно, и позволить ему уйти, как преступнику, которым он был.

Я шагнул вперед и одним взмахом меча — ух— пламя погасло, и я снова увидел Лунга. Его удлиненный безгубый рот скривился в усмешке, а блестящие красные глаза, которые смотрели с его лица, заблестели ненавистью и злобой.

Он снова вырос.

Зверь становится все сильнее.

Не так драматично, как раньше, но, по крайней мере, еще на несколько дюймов. Раны, которые я ему нанесла, больше не кровоточили, но зажили медленно, должно быть, мучительно. По сравнению с тем, где он был всего несколько минут назад, это был черепаший шаг. Все еще быстрее и лучше, чем мог когда-либо надеяться любой человек, но далеко не так быстро, как я мог подумать, учитывая скорость, с которой он раньше отращивал свои руки.

Каковы были его пределы? Я не мог вспомнить, где я это слышал, но разве он не сражался с Левиафаном в одиночку? Где была эта сила? Где была сила, которая могла заставить остановиться даже Губитель?

Я победить вас в ваших силах.

Какая-то часть меня хотела это увидеть, хотела увидеть это так сильно, что я почти готов был подождать, чтобы сдержать свои атаки, просто чтобы подтолкнуть его к этим высотам. Но я сдержал этот импульс. Смертники обычно сносили города, и когда они вообще что-то оставляли, это часто было настолько сильно повреждено, что люди могли решить отказаться от этого, а не пытаться восстановить на руинах. Бой с чем-то, что может пойти нога в ногу с одним из них , не закончится хорошо для Броктон-Бэй, даже если я смогу победить.

Лунг зарычал и зарычал, и это все еще было чем-то, что никогда не могло произойти из человеческого рта, но это было совсем не похоже на его предыдущий рев. Чувствовал ли он себя загнанным в угол? Я не знал. Но мысль о том , что я мог так Terrify один из самых мощных, если не самый мощный, parahuman в заливе дал мне своего рода мстительное удовлетворение , что я был запрещен с трио втечение почти двух лет. "Ты боишься, Лунг?" Красные глаза вспыхнули, и рычание, которое грохотало в его груди, казалось, заставило весь мир содрогнуться. Как это ни парадоксально, мне хотелось улыбнуться.

"Ты чувствуешь укус моего меча?" слова вылетели из моего рта, прежде чем я успел подумать, насколько странно они звучали, как будто они исходили от кого-то другого. "Этот меч, которым раньше убивали драконов? Чувствуете ли вы силу этого тела, принявшего их силу как добычу? "

Зигфрид... это был Зигфрид? Неужели он так сильно переживал по этому поводу, что я не мог удержать его мысли от ускользания? Волнение, клубившееся у меня в животе, было ли это его?

"Тебе нужно сделать гораздо лучше, чтобы угрожать мне, Лунг", — сказал мой рот. "В конце концов ... дракон всегда будет побежден убийцей драконов ".

Тело Лунга вздрогнуло, и раны, которые я нанес, пузырились, когда раненая плоть была зашита большим количеством чешуек — теперь заживала еще быстрее, но держалась закрытой, чтобы позволить ему сражаться, пока повреждение не будет полностью зашито. Он открыл рот,

выпятил грудь и... "!"

За ревом последовала волна раскаленного добела пламени, вырвавшаяся прямо из его глотки. Я уклонился от него, почувствовал обжигающий жар его прохождения, и в тот момент, когда мои ноги коснулись земли, я снова устремился к Лунгу.

Но Лунг больше не хотел подпускать меня близко. Он свернулся с моего прямого пути, и его хвост, как хлыст, ударил меня по ногам, намереваясь сбить меня с толку или отвлечь, неважно, что именно. Я перепрыгнул через нее так же легко, как в прыжках через скакалку, но мой импульс перенес меня еще на пять, десять, пятнадцать, двадцать футов, и когда я попытался топнуть, чтобы развернуться, дорога подо мной растянулась и собралась, как раскаленная ириска.

Я почувствовал, как мои губы скривились от отвращения. Я приземлился в одно из мест, которое чуть не растопило пламя Лунга.

Дорога пыталась зацепиться за меня, когда я спрыгнул с нее, и я приземлился на более прочный бетонный тротуар. Лунг, находившийся теперь на расстоянии более чем тридцати футов, осторожно посмотрел на меня. Я мог видеть, как на отрубленной мной руке начали расти пальцы, но они были всего лишь бугорками на неопределенно овулярной капле, а его левое предплечье было на полпути к восстановлению.

Я поджал губы.

Несмотря на все эти насмешки, которые выскочили против моей воли, я на самом деле не хотел позволять ему вырасти до своей самой сильной формы (хотя казалось, что Зигфрид это сделал ). Как я думал раньше, я был вполне уверен, что Броктон-Бей не переживет осадок, и, во-первых, я жил здесь, а во-вторых, мой отец тоже.

Однако решение победить его сейчас не принесло мне много пользы, если он не позволил мне подойти достаточно близко, чтобы нанести удар. Хуже того, Лунг действительно начинал приближаться к моей силе и скорости, даже если он еще не нанес мне ничего вроде решающего или даже серьезного удара. Если я позволю ему зайти слишком далеко, он может просто переждать меня, пока не станет слишком сильным, чтобы даже Зигфрид смог победить, иначе он убежит, прежде чем я смогу его остановить.

Больше никаких сдерживаний. Избегайте головы, избегайте отделения головы от остальной части тела, но даже если бы мне пришлось индивидуально отрубать каждую руку и ногу, я собирался опустить его.

Я снова рванулся к нему, но вместо того, чтобы нанести удар и позволить ему снова прервать меня, я изо всех сил бросил Бальмунга. Он летел, как бензопила, с визгом рассекая воздух, и Лунгу пришлось уклоняться в сторону, чтобы он не врезался в его плоть. К настоящему времени он, несомненно, понял, что это может замедлить его исцеление и его рост.

Но я никогда не стремился ударить его, просто отвлечь его. Да, он увернулся от Балмунга — прямо на моем пути. Тепло, которое он испускал, было невыносимым и невыносимым, но Зигфрид боролся в таких неудобных ситуациях, поэтому я сосредоточился, отдернул кулак и нанес ему удар в живот с полной силой.

Лунг издал то, что могло бы походить на крик у человека, скомканное вокруг моей руки, когда сломались ребра и разорвались органы. Против другого врага этого единственного удара было бы достаточно, чтобы объявить решающую победу.

Не легкое. Как он уже несколько раз доказал, подавить его было гораздо труднее.

Итак, я поднял свой второй кулак, и когда я оторвал первый, я нанес ему еще один удар, такой же сильный, прямо в то место, где я помнил, как резал его раньше. Звук, издаваемый Лунгом, был еще более мучительным, но я не стал ждать, пока он оправится или контратакует; когда его руки обвились, чтобы защитить его травмированный торс, я схватился за одну, схватил ее обеими руками, затем поворотом и движением, которое, вероятно, выглядело нелепо со стороны, я перебросил двадцатифутовое легкое через плечо и на земля.

Стук Лунга, ударившегося о дорогу, был похож на землетрясение, и теперь он должен был весить более тысячи фунтов, но я не ждал, я не останавливался. Я сделал один, два, три прыжковых шага и поднял Бальмунга, затем развернулся и нанес завершающий удар.

Цель для сердца, прямо и верно.

Однако особенность драконов в том, что у них слишком много конечностей, чтобы быть справедливыми. Хвост Лунга снова развернулся, быстро закрутил шнур, и врезался мне в грудь, как мчащаяся машина. Без Зигфрида вся моя грудная клетка, вероятно, превратилась бы в мараку, но все, что я чувствовал, было что-то вроде легкой пощечины.

Это должно было — это произошло — отправило меня в полет, но я не хотел давать ему столько места и времени, чтобы он смог снова сориентироваться. Я схватил Бальмунга обеими руками и толкнул его в дорогу, упираясь пятками; вместо того, чтобы взлететь на двадцать или тридцать футов, я скользнул примерно на пять или семь, и едва успел остановиться, как снова двинулся.