Забытые: Тени на снегу

— Должно быть четыре круга, — я устало ссутулилась, сунув руки в карманы. — Чары уходят в тело, закрывая глаза и вымораживая кровь. Иногда их наносят на мёртвое тело, но чаще на живое. Парень дал себя отравить и пометить чарами — значит, хорошо знал убийцу. К утру от "воронки" и следа бы не осталось, разве что небольшой синяк. Чары не сегодня запустили в работу, Зим. Один круг исчезает дня за два, — я отвернулась, признавая очевидное: — Их применили в ночь первого снега. А потом заморозили тело, чтобы не воняло, хоть в той же бочке. Парень-то некрупный. А ты его прихватил, как и всё, годное для статуй, обтесал и встроил в общий ряд. Мы здесь вряд ли кого-то найдём.

— Зачем кровь-то выстужать? — Зим тщательно протёр руки снегом. — На кой ляд?

— Чтобы тот, кто умеет слышать её даже мёртвую, кто умеет задавать ей вопросы и получать ответы, ничего не узнал, — я надвинула на лицо капюшон.

Следующий вопрос поразил — и простодушием, и откровенной безграмотностью.

— А что, кто-то умеет?

— Искрящие умели, — я пожала плечами. — Среди людей этих ребят со старой кровью ещё называют помнящими.

— Но они же вымерли!

Я тихо хмыкнула, пряча улыбку:

— Видимо, нет. Видимо, они по-прежнему присматривают за Шамиром. Несчастный, кажется, знал много интересного. Но нам он уже ничего не расскажет. Увы.

Хотя — одна ниточка есть. Кто-то должен был покинуть город. Или — наоборот, остаться и схорониться под "местным" обличьем. Следы первого найду и я, а второго учует Вёртка.

Я развернулась и направилась к старосте. Тот давно распрощался с лекаршей и что-то тихо объяснял людям у костров. Завидя меня, все замолчали.

— В первый день зимы из города кто-нибудь уезжал?

Люди переглянулись и закачали головами: мол, нет.

— А накануне? — подошедший Зим "подхватил" моё подозрение. — Днём или вечером? Или ночью?

Люди снова переглянулись, староста опять нервно отёр усы, но ответил не он. Высокий старик огладил бороду и подтвердил:

— Уехала. Чалка одна, с Солнцедивного. Пришлая по виду. Была туточа по делам, по гостевым. С четверть осени жила, вроде как у родичей. Всё какие-то травы ночные собирать уходила на закате — вродь как для супов своих. Сами-то они с прошлой осени мертвяков воющих боятся, запираются, никого в ночь за ворота не пускают. А травки суповые, вот, важные. Нужные.

Я опустила глаза. И круг замкнулся... То-то посмертная тень Тихны дёргается и рвётся, показать что-то хочет... Наверняка это их с Гордой делишки. Надо найти спокойное место и как следует покопаться в памяти Тихны через её посмертную тень. Пока, к сожалению, у меня не было возможности сосредоточиться и изучить память даже поверхностно. Мама бы смогла... а я всё ещё расту.

— Где живут эти родичи? — спросила я резковато.

— Третья улица, восьмой дом, — нервно припомнил староста.

— Благодарю, — я повернулась к Зиму, но сказать ничего не успела.

— Плохо, Ось, — его глаза побелели и смотрели мимо меня. — Всё вокруг... плохо. Зима беспокойная. Злится, что её рано разбудили. Тревожится из-за чего-то. Нельзя нам тут застревать. К утру выезжаем... иначе даже я не вытащу. Бураном закроет. И стужей. И это будет только начало. Я слышу её голос вдали — голодным волком в степи воет. Надо выбираться из долины как можно быстрее. Там работают другие зимники, и даже если стужа развернётся, вместе мы справимся.

Тропа поглоти этих дурней, играющих с чужой силой... Забытые не только природу сезонов перекроили. Они много дряни разной оставили — спящей, потаённой... забытой. И если из-за сдвига излома она проснётся... В пути нам несдобровать.

— Так, — Зим тряхнул головой и серьёзно посмотрел на меня. — Я договорюсь с духом и помогу городу — сниму его чары, уберу наледь и добавлю защиты. А ты беги к тем родичам. Встречаемся у первых ворот. И во весь опор отсюда на ближайшем же псе.

Я кивнула и молча скользнула мимо людей в проулок.

Давно сгустилась ночь, небо и луну снова закрыли тяжёлые снежные тучи, но и город по-прежнему горел, и наледь отражала огонь. И я видела всё лучше. Мир и во тьме не терял красок — ночь казалась ранними сумерками: чёткие предметы, отличные друг от друга цвета. А к концу первой зимней четверти ночей для меня не будет до следующей осени.

Читая старые сказки, люди верили, что в искрящих горит огонь — костёр. И ошибались — в нас, как в озёрах, отражается солнце Шамира, и его лучи, искря, разогревают кровь, разгоняют окружающую тьму и наполняют силой.

Рядом с указанным домом тоже горел костёр, а подле него грелась немолодая семейная пара. И вертелась моя спутница. Когда я остановилась, Вёртка выбралась из сугроба и вернулась на своё место. И передала короткой мыслью одно: "Очаг".

— Вечера доброго, чалиры. Кто у вас гостил несколько дней назад? — начала я сходу.

— Жена брата моего младшего, — после удивлённого перегляда с женой ответил мужчина. — Зарна. Она постоянно за травками приезжала. Леса у нас богатые, да и близко.

— Одна?

Дружный кивок.

— С кем она общалась из местных? Чаще других? — у меня не шла из головы случайная мысль о пропадающем в чужих погребах торговце — любителя хмеля. Или всё же неслучайная.

— С Виденом. По торговым делам, — женщина смотрела на меня с любопытством. — А тебе зачем это, чали?

— Извини, чалира, не могу сказать, — вежливо отозвалась я и продолжила: — Виден местный? Или приезжий?

— Как сказать... — мужчина снова переглянулся с женой. — Дом унаследовал от деда лет пять назад, но жил там редко. Всё туда-сюда сновал с торгом. Но... — и осёкся.

— Но? — подбодрила я, глядя на него в упор.

— Нынче в конце лета как вернулся — так и осел. Почти не выезжал. Запил с чего-то. Как Зарна наведалась — чуток взбодрился, а потом...

— Пропал? — догадалась я.

— Так он, чали, вечно... по погребам по чужим, — скривилась женщина. — То и дело вот так вот... пропадал. Мы его и не видали почти. То нету, то закупоренный ходит, даже в жару, до рукавиц.

То есть люди не поняли, что среди них поселился знающий... А беглянки прибыли в Солнечную долину, по слухам, прошлым летом... Кто они такие, мы знали. А вот кто этот парень, ещё предстоит понять. О том, что они путешествовали втроём, мы понятия не имели. Их всегда видели вдвоём — Тихну и Горду. Где они парня подобрали, чем совратили, за что убили?..

И, кстати, он действительно мог быть Виденом и торговцем — в прошлой жизни. Община не одобряла тех, кто хоть иногда жил прошлой жизнью, но и не запрещала, если дела знающих не забрасывались. И запить он мог, как Зим, из-за того, что умер — почти, но не совсем. А тут и ушлая девица с травками "нужными" подвернулась...

Любопытно, зачем он понадобился?..

— Как он выглядел? Где жил?

Мне описали обычную, непримечательную внешность — среднего роста, бородатый, востроглазый — и указали на соседнюю улицу, на дом наискось. Вёртка неохотно покинула своё убежище и снова отправилась разведывать. А я осторожно предупредила:

— Зарна в вашем доме кое-что оставила, и мне нужно это найти. Прошу, не ходите за мной, — и ещё осторожнее: — Ваш брат вам всё расскажет. Напишите. А у меня — время.

— Конечно, чали, — хозяин махнул на проём без двери.

А сам зашушукался с женой, и краем уха я услышала сердитое: "А я тебе говорила... Эт всё травки, из-за них поди..."

Обстановка дома была очень простой. Крохотный коридорчик — сапоги снять да тулуп встряхнуть, две небольшие смежные комнаты — кухня и спальня за занавесью. Рядом с очагом — бочка с водой с одной стороны, деревянная лестница на второй этаж — с другой, напротив — стол со стульями. А в очаге, за обережным кругом крупных камней, мирно потрескивало волшебное пламя — неопасное для прикосновения и случайных вещей, негаснущее, дающее тем больше тепла, чем холодней на улице. Знающие зарабатывали не только необычностями.

Я убедилась, что никто не подслушивает и не подсматривает, присела перед очагом и парой шлепков погасила пламя. И тщательно ощупала грязную кладку пола. Один из камней скрипнул и легко покинул гнездо. Я на всякий случай, подозревая гадость, опутала ладонь защитой из искр и осторожно сунула руку в дыру.

Но — ничего.

Ничего не случилось. А пальцы нащупали деревянный брусок. Вынув его из тайника, я изучила каждый сучок, каждое ребро, каждый угол — и опять ничего. Обычный кусок дерева — обычный кусок доски с мою ладонь. Искры пробежались по неровной поверхности и разочарованно сиганули в очаг — разжигать новый домашний костерок. А я вернула камень на место и встала. Что-то в ней есть — должно быть, если Тихна спрятала брусок именно здесь, а не "дома". Хотя от него не тянуло ничем, вообще. Дерево и дерево.

Я обернулась, сделала пару шагов и увидела на стене посмертную тень.

— Это? — спросила негромко, показав ей брусок. — За этим ты привела меня сюда?

Тень кивнула.

— На твоём постоялом дворе что-нибудь полезное осталось? — уточнила я. — Есть смысл туда возвращаться? — или Вёртку отправлять.

Тень качнула головой: нет, мол. А врать хозяевам они не умеют. Говорить, к сожалению, тоже. Только чувствовать, передавать обрывки ощущений и вести к нужному месту. И показывать своё прошлое, но для этого нужен небольшой ритуал, много времени и место, где меня не потревожат.

— Зачем оно нужно? — я подбросила брусок. — Для чего?

Тень надулась, заметалась, но быстро сникла. Потом выпрямилась и подняла руки, закачалась, явно изображая дерево.

— Важно не "что", а откуда? — я не сводила с неё глаз. — Что за порода? И где растёт?

Она лишь молча кивнула. Я сунула брусок в сумку. Позже разберусь. А пока... Не просто же так Тихна сделала тайник именно в очаге. Дереву или волшба нужна... или огонь. Тень снова закивала. Или — или? Или всё вместе? Я на ходу запустила в сумку пару искорок и накинула капюшон. Да, позже.

На улице, отвлекая, что-то тренькнуло. Я вышла на крыльцо и обернулась. Наледь засияла и тихо, мелодично зазвенела от напряжения, готовая лопнуть. Я кинула быстрый взгляд на дом торговца Видена и сбежала с крыльца.

Он единственный не сиял и не звенел, оставаясь прежним.

Точка раннего излома. Исток внезапной зимы. И Вёртка где-то затерялась.

— Не волнуйтесь, чалиры, так надо, — объяснила скороговоркой, пробегая мимо семейной пары. — Дух снимает чары. Спрячьтесь за костёр. Ничего не бойтесь. И с вашим домом всё в порядке. Доброй ночи.

Рядом с домом Видена я не заметила костров — он стоял пустым и казался заброшенным, а окружавшая его каменная оградка была гораздо выше соседских. Я прислушалась к далёким голосам, осмотрелась, не приметила любопытных взглядов и перемахнула через оградку. Быстро пересекла задний двор и остановилась у скользкого крыльца. Толстый слой наледи, тёмные окна, угрожающе сосульки под крышей. Дверь плотно запечатана ледяной коркой. Дом и пустой... и нет.

В доме что-то было.

В душе заворочалось радостное предвкушение. Хорошая заварушка — то, чего мне давно не хватало. Чтобы вспомнить себя-искрящую. Почувствовать былую силу. Понять, насколько мне удалось её обуздать за пару скучных прошлых лет. Насколько удалось вырасти. И просто, спали всё солнце, размяться — без чужих глаз и ушей, без страха разоблачения.

Когда я уходила к знающим, мама просила меня быть очень осторожной. Потому что по меркам искрящих я всё ещё ребёнок — неуравновешенный, драчливый, любопытный, рисковый. Я обещала. И старалась держать слово. И постоянно напоминала себе, что именно из-за любви к риску, опасностям и опытам я и оказалась сначала на Гиблой тропе, а потом — среди знающих. Но без риска старую кровь не обуздать. А если я не научусь этому — не нащупаю тот предел, когда сила становится одинаково губительной и для врага, и для меня, — то никогда не уйду дальше чтения чужой крови и памяти. А обстоятельства нынче складываются так, что...

Я буду очень осторожной, правда-правда, честно-честно...

Но здесь и сейчас я срежу "кожуру" с тайны этого дома, разломаю мякоть на дольки и разберусь, что это за "фрукт".

Вёртка, ощутив моё присутствие, вынырнула из-за крыльца с видом замёрзшим и несчастным. Жалобно заискрив, она скользнула в штанину, забралась по моей ноге и затаилась в привычном тепле. Я прислушалась к её лепету и нахмурилась. Дом её к себе не подпустил, и взломать его защиту не получилось. Ни одной щели, наледью плотно запечатано всё, от фундамента до крыши.

Посмотрим, крепко ли.

Я скинула капюшон, закрыла глаза и задержала дыхание. Холодная людская кровь, похожая на стылый сквозняк, гуляла далеко от меня, и ещё дальше ощущался Зим. Он до сих пор торчал около острога, а люди сгрудились у своих домов, наблюдая за волшбой. И немного времени и свободы у меня есть, и внезапное сияние никого не смутит. Вон как соседские дома светятся.

Подозрительно, если Виденово жилище будет не как все.

Вдох-выдох, и меня плащом окутало солнечное мерцание. Искры затрещали на одежде, взобрались по шее, спустились к земле, обтянули ладони перчатками. Храните... Поднявшись по ступеням, я нащупала скользкий бугорок ручки и, помня об особенностях местных домов, резко дёрнула дверь на себя. Наледь затрещала, но выдержала. Я дёрнула сильнее. Наледь хрустнула, и по двери пошли трещины. То, что надо.

Искры, сбегая с моей руки, проникали в трещины, пробирались под ледяную корку и разогревали камень. Дом слабо засветился. Наледь с двери осыпалась. И я сразу же почувствовала — холод. Дом дохнул такой стужей... Но, на наше с Шамиром счастье, пока лишь стужей — дыханием смертоносного холода. Ибо Стужа — это уже, не к ночи будь помянутый, один из Забытых.

Я добавила искристости, открыла дверь и мягко шагнула в ледяную тьму. На холоде кровь едва не вскипала, и от меня волнами расходился жар — прогревая камень, растапливая лёд на полу и стенах. А искры закрутились живым вихрем, озаряя помещение — совершенно пустое, без мебели и межкомнатных перегородок. Прикрыв дверь, я осторожно отступила к стене.

Оно где-то здесь...

Старый дом хранил загадочную тишину. Я прислушивалась до звона в ушах, всматривалась в темноту до боли в глазах, но нечто не подавало признаков существования. Боялось, вдруг заметила Вёртка, шевельнувшись, боялось... огня, тепла и света. И, вдохнув-выдохнув, я решилась. Впитала искры-хранители, остыла, как получилось, и затаилась у стены. И начала считать: раз, два, три...

Оно ударило на тридцатом счёте. И появилось... отовсюду. Как ветер проникает в щели, порождая мелкие сквозняки, так и дыхание Стужи десятками тонких игл выскользнуло из стен и пола, острыми сосульками упало с потолка. Я едва успела вспыхнуть, защищаясь. Искры в мгновение ока соткались в плотный кокон, и холод сразу отступил, скрывшись в камне.

И вновь тишина. Звенящая, насторожённая, подобравшаяся, как зверь перед прыжком. Дыхание ждало моей ошибки, а я напряжённо думала. Это не живое существо, нет. Это просто сгусток силы. Ледяная кровь — так её называли мои предки. Верный спутник Забытого, преданный и послушный пёс Стужи. Здесь, на привязи, он неопасен для людей — если они не сунутся в дом. Не будь поводка, давно бы сбежал. И подумалось: вот почему когда-то Зной, уничтожив часть города, не тронул остальное. Почуял, что Солнцеясный... занят.