Операция "Нисхождение"

Оказалось, что я лежу в больничной палате. Сидевший на табуретке гиноид, на мой взгляд, излишне миловидный для сиделки (похоже, их делали двойного назначения), заметив, что я очнулась, вежливо поинтересовался:

— Как ваше самочувствие, юная мисс? Может быть, позвать кого-нибудь, принести что-нибудь?

— Что с папой? Он жив? — я даже попыталась приподняться на кровати, но ничего из этой затеи не вышло. Тело было настолько слабое, что мне с трудом удалось пошевелить пальцами на руке. Поневоле вспомнились первые дни испытаний аватары — самое тяжёлое время моей работы, о котором я уже и думать забыла. Вот только на этот раз любознательных учёных, по моему зову спешащих на помощь и готовых исправить ошибки в программе управления, вокруг меня не было. Восстановление программы управления собственным телом зависело исключительно от меня.

— Простите, я не понимаю, — покачала головой глупая сиделка и повторила вопрос, — позвать кого-нибудь, принести что-нибудь?

— Позови людей, — попросила я.

Сиделка кивнула, даже не попытавшись сделать вид, что кого-то зовёт. Хреновое, оказывается, программное обеспечение у этих дешёвых гиноидов. Внешне похожие модели, обслуживающие учёных в "Нейролинке", благодаря современному программному обеспечению казались значительно более похожими на людей. Прошло минут пять, прежде чем моя просьба осуществилась.

В палату вошёл, как я ожидала, врач. Весь такой длинный, худощавый, с чёрной бородкой клином. Его глаза с огромными чёрными кругами под ними смотрели на меня с жалостью, которая мне что-то сразу напомнила. Ну конечно же, также выглядели мои глаза на фото семилетней давности, на котором я провожала в последний путь своего любимого кота...

— Скажите, пожалуйста! — заголосила я, едва тот успел вступить на порог, — что с моим папой? Как он себя чувствует?

Хоть мне казалось, что я кричу, слова вырывались из моего рта едва слышным шипением. Однако врач меня понял и помрачнел ещё больше.

— К величайшему сожалению, — он прокашлялся, — его мы спасти не смогли. Там вообще всё плохо было. Возможно, если бы наша больница была оборудована по последнему слову техники, но... Современное оборудование и государственная медицина — понятия несовместимые, сами понимаете...

Столкнувшись с моим убитым взглядом, врач оборвал на полуслове свои сетования на нехватку медицинского оборудования и замолчал, нервно перекатывая карандаш между длинными пальцами. Я мучительно пыталась осознать факт смерти папы, но в этот момент все мысли из моей головы куда-то резко пропали, уступив место тупому оцепенению. Это был шок, ведь от меня требовалось осмыслить совершенно немыслимую вещь — потерю единственного родного мне, без которого я не мыслила своей жизни. Я как-то отстранённо подумала, что мне полагается зареветь, но слёзы из глаз почему-то идти не желали, только комок в горле становился всё больше, не давая дышать. Я продолжала смотреть на врача невидящими глазами, а тот всё крутил и крутил в руках карандаш, делая вид, что рассматривает паутину, клочьями свисающую с потолка. Такое молчание длилось с минуту, после чего врач пробормотал что-то себе под нос и сообщил ещё одну новость, предназначенную, видимо, для того, чтобы добить меня окончательно.

— Я должен сказать ещё одну вещь, — врач замялся и, наконец, выдал, — Мы смогли спасти вашу жизнь, но не ноги. Там вообще целых тканей не осталось, всё всмятку. Лучше, если вы пока не будете смотреть на это...

Но со своим предупреждением врач запоздал. Напрягая вся силу ослабевших рук, я сдёрнула с себя покрывало. Из-под него уродливыми обрубками выглянули остатки ног, аккуратно замотанные в антибактериальные бинты. Всей нижней части моего тела, начиная примерно с середины бёдер, больше не существовало. Смотреть на этот кошмар было выше моих сил, и я попыталась вернуть покрывало на место, но оно свалилось с кровати. Я попыталась было поднять его, но безуспешно. Видя мои усилия, сиделка подняла покрывало и аккуратно окутала меня. Пусть её программное обеспечение и было весьма несовершенным, но для больницы оно годилось.

Ощущение непоправимости утраты заставило сжаться всё моё сознание в крошечный комочек — единственную яркую точку в беспросветной темноте ополчившегося на меня окружающего мира. Эх, не вернуть мне мои ножки, которые когда-то были предметом зависти подруг и плотоядных взоров парней. Но в том-то и дело, что были... И единственного близкого человека, всегда готового поддержать и защитить меня среди огромного враждебного мира, мне тоже не вернуть, а это будет важнее самых красивых ног.

Я не помнила, когда в последний раз плакала. Наверное, в раннем детстве, ещё до начала работы в "Нейролинке". Ведь моё детство и отрочество до этого дня было вполне счастливым временем, полным чудесных открытий. Да, в школе меня окружала стена отчуждения, но общение с одноклассниками я компенсировала разговорами с отцом, работой в "Нейролинке" и вылазками в европейскую зону интернета. И если уж закапываться в воспоминания, то в последний раз я серьёзно плакала на похоронах кота в далёком сорок первом.

А сейчас я зарыдала во весь голос, ничуть не смущаясь ни нервно переминавшегося с ноги на ногу врача, ни уж тем более идиотской сиделки, тупо пялящейся на меня своими искусственными глазами. Врач не решился утешать меня и удалился. Дверь мягко чмокнула, закрываясь за ним, и со мной в палате осталась только глупая электронная сиделка. Не могу его винить — всё-таки он хирург, а не психотерапевт. Функцию последнего попыталась взять на себя сиделка, изобразив на своём синтетическом лице подобие улыбки, но эта попытка только разозлила меня. Я прошипела что-то невразумительное, но с такой злобой в голосе, что сиделка испуганно отпрянула и заткнулась, что мне и было нужно. После этого я продолжила реветь так, словно собиралась выплакать все слёзы в своей жизни.

Позже, размышляя о своих потерях в тишине больничной палаты, я так и не смогла понять, из-за чего плакала больше — из-за потери папы или из-за потери ног. А из-за чего огорчились бы больше вы, дорогой читатель?

Глава четвёртая, в которой я выслушиваю предложение

Лежать в крошечной одиночной палате было невыносимо скучно. Наверное, попроси я, и мне предоставили какие-нибудь развлечения, но я должна была полностью сосредоточиться на положении, в котором оказалась. Верить в то, что случившаяся автокатастрофа — всего лишь случайность, было бы непростительной глупостью. Не было сомнений, что гибель отца и моя инвалидность были тщательно подстроены, чтобы для постороннего наблюдателя сойти за обычную автокатастрофу.

Не раз и не два читала я на заблокированных "самой свободной и демократичной в мире" цензурой сайтах, как подконтрольные американскому правительству организации без суда и следствия убивают людей, вставших у них на пути. Теперь и до моего отца очередь дошла. А меня не убили, а только покалечили, надеясь использовать в своих гнусных целях. Ну уж нет, со мной этот номер не пройдёт! Ни за что я не соглашусь работать на этих извергов! Если я права, а в этом я была уверена, сейчас ко мне должен будет прийти человек с предложением, от которого, как он думает, невозможно отказаться. Но что будет, когда я откажусь?

В своих догадках я попала в яблочко. Не успев даже придумать, что я буду говорить, если ко мне пожалует подобный тип, как он пожаловал. Точнее, она пожаловала. Подосланным ко мне типом оказалась средних лет дама в строгом деловом костюме. Вся из себя какая-то скользкая, вёрткая и абсолютно непроницаемая.

— Здравствуйте, Алиса, меня зовут миссис Симпкинс — представилась она, — мне искренне жаль, что я вижу вас в настолько бедственном положении.

Наверное, эта дама умела хорошо имитировать неискренние чувства. Но сейчас она даже и не пыталась это сделать. Видимо, посчитала, что даже имитация её чувств — слишком жирно для меня...

— Чего вам от меня надо? — довольно грубо спросила я. Уж чего-чего, а любезничать с вероятным посланником ЦРУ я не намеривалась.

— Во-первых, меня назначили вашей опекуншей, и я первым делом хочу выразить сочувствие постигшей вас трагедии. Автоматы тоже ошибаются... — ненатурально вздохнула миссис Симпкинс.

Вот значит, как мне объяснили эту автокатастрофу... Ошибка автомата, как же! Не кажется ли вам, что я уже давно выросла из сказок про топор-убийцу?

— Автоматы не ошибаются! — заорала я на неё так, что миссис Симпкинс даже подалась назад, — автоматы ломаются, и, знаете ли, если бы этот автомат сломался, он моментально остановил бы машину, а не пытался развернуться на дороге, на которой нельзя разворачиваться! Его кто-то взломал!

— Её утешить хотят, а она! Хочешь знать правду? Вот, смотри!

С этими словами опекунша развернула свой электронный свиток. На нём высветился какой-то новостной сайт, на котором крупными буквами красовалась надпись "Теракт на мосту: происки фундаменталистов или коммунистов"? Понятно, когда принуждение к сотрудничеству замаскировать под обычную автокатастрофу не получилось, воспользовались версией теракта. А что, это очень удобно: при контроле над средствами массовой информации, любые преступления всегда можно свалить на другого. Перефразируя известную цитату — если бы террористов не существовало, их следовало бы изобрести...

Симпкинс передала мне свой свиток, и я прочитала статью, в которой два аналитика спорили, кому больше выгоден этот теракт, а разнимавшая их журналистка радостно сообщала, что в автокатастрофе, благодаря "оперативным действиям наших доблестных спасателей" погиб всего один человек. Вот именно — "благодаря"! Если спецслужбы действительно решили таким образом заставить меня плясать под их дудку, то убийство папы должно стоять первым пунктом в их планах. "Скрипач не нужен", как говорилось в одном хорошем фильме ещё из первого Союза...

— Я слышала, ты сочувствуешь коммунистам? Ты это брось! — нравоучительно произнесла миссис Симпкинс, забирая свой электронный свиток.

— Вы что, всерьёз верите этим аналитикам? — удивилась я, — да они что угодно напишут в обмен на бабло! И вообще, ни разговаривать с вами, ни работать на вас я не собираюсь. Так и знайте.

— А ты девица с гонором, — усмехнулась липовая опекунша, — уже догадалась, зачем я пожаловала. Но сейчас я твой пыл поохлажу... Конечно, сначала я хотела сделать тебе одно небольшое предложение, но раз ты уже догадалась, зачем я здесь, задам один вопрос. Девочка, ты вообще представляешь себе, что представляет собой наша бесплатная медицина?

— Ну? — мне вконец осточертела манера разговора этой дамы.

— Медицинская помощь по страховке в наш век стремительного развития медицинских технологий тебе окажут на том же уровне, что и столетие назад. Тебе ведь плохо без твоих ножек, а заменять их тебе никто не собирается. Передвигаться, кроме как на инвалидной коляске, ты больше не сможешь...

— А счета папы? После гибели родителей я должна была стать его наследницей, разве нет? — я была уверена, что у отца, бывшего одним из ведущих специалистов корпорации "Нейролинк", должно было остаться достаточно денег на современные бионические протезы.

— Увы и ах, мисс Поул, — с абсолютно неискренним сожалением вздохнула Симпкинс, — все счета и всё имущество твоего отца уже арестованы за антиправительственную деятельность. И ты теперь никто и звать тебя никак.

— Какая ещё антиправительственная деятельность? — я не верила своим ушам, — он никогда даже правительство не критиковал!

— Не критиковал — может быть, — согласилась Симпкинс, — но ты же не будешь спорить, что деятельность важнее всяких слов? И своей деятельностью твой отец причинил Соединённым Штатам ущерб в миллиарды долларов.

— Не может быть! Мой папа эмигрант из Союза, если что!

— Он сбежал от климатической катастрофы, а не от властей, а...

— Я в курсе, — отрезала я, — но навешивать ложные обвинения на папу я не позволю. Он же почти всю жизнь проработал, поддерживая первенство Соединённых Штатов в области нейрокомпьютерных интерфейсов!

— Ничего, у нас ещё достаточно учёных со всего мира, — ухмыльнулась Симпкинс и невозмутимо продолжила, — а ущерб был причинён тем, что твой отец пытался слить технологии стоимостью миллиарды долларов Социалистической Европе. И я считаю тот факт, что он погиб в нелепой автокатастрофе, проявлением высших сил, так сказать, промыслом Бога.

— Нет никакого бога, — мрачно заявила я и отвернулась к стене.

Эта дама меня откровенно бесила. Ведь специально старается вывести меня из себя, сволочь! Не только позволяет себе оскорблять папу, но ещё и религиозного масла в огонь подлила. Знает ведь, сколько сил я положила в борьбе с захлёстывающей американские школы религиозной пропагандой!

— Ай-яй-яй, — горестно вздохнула моя мучительница, — наш предатель не только сам был атеистом, но ещё дочку толкнул на эту скользкую дорожку... Значит, сегодня ты расклеиваешь по школам антирелигиозные плакаты и слушаешь советское биотехно, а завтра Родину продашь?

Да, листовки я действительно расклеивала и биотехно слушала, но вот продавать Калифорнию я никогда и никому не собиралась. Нет, больше сил выслушивать гадости от этой липовой опекунши у меня не было. И я решила идти в заведомо проигрышное наступление.

— Эй, вы! — заорала я, — я уверена, наш разговор пишется, и за эти оскорбления я высужу с вас кругленький штраф!

— Ну что же ты так сразу, — прилизанная женщина явно издевалась надо мной, сделав вид, что обиделась, — я же помочь тебе хотела. Конечно же, наш разговор пишется, а ты как думала? Но кем он пишется? Правильно, тем, кто, в случае чего, отредактируют его так, как нужно нам. В принципе, мне ничего не стоит тебя сейчас изнасиловать, и ничего мне за это не будет.

— Ну так насилуйте уже! — мне уже было настолько плохо, что я мыслила по принципу "Чем хуже — тем лучше".

— Вот ещё, — состроила физиономия Симпкинс, Если бы у тебя сохранились твои милые ножки, с превеликим удовольствием, а так мне противно. Кстати, о ногах. Ты ведь хотела бы, чтобы у тебя вновь появились ноги?

— Чтобы вы меня изнасиловали? Нет уж, благодарю покорно.

— Ха-ха-ха, — миссис Симпкинс натуральным образом заржала, — ценю твой юмор. Но предложение новых ног — это не шутка. Искусственных, конечно, но с эффектом осязаемости. И с неустающими мышцами. Ты ведь каждые выходные управляешь крохотным киборгом. Хочешь стать киборгом и в реальной жизни?

С этими словами липовая опекунша протянул мне электронные свиток, на экране которого на этот раз отображался сайт какой-то компании по производству бионических протезов. Пробежав глазами по рекламе, я заметила мелькнувшую ссылку на "Нейролинк" — корпорация, в которой я работала, контролировала немалую долю рынка компонентов к протезам.

— И какова будет цена? Я думаю, одним изнасилованием дело не ограничится.

— Хватит уже про изнасилование, — рявкнула миссис Симпкинс, — я же фигурально выразилась, а ты заладила. А цена будет небольшой. Нам нужны твои навыки оператора микроаватары. Как только ты поможешь нам, мы поможем тебе. Проведём операцию в одной из лучших американских клиник. Ты снова будешь ходить и даже бегать и прыгать!