Актриса

Сановный гость замер с открытым ртом. Он не ожидал подобного обращения.

— Ну, глядите Михаил Степанович. После, так после. Не тяни только ... Чтоб не пожалеть потом. Об упущенной возможности.

Губернатор скомкано попрощался, быстро вернулся к машине и чуть сильнее, чем требовалось, долбанул дверцей лимузина.

"Вот тебе и Юрьев день. Забрался, называется под корягу... — огорченно сплюнул хозяин, закрывая ворота.

Глава 6

А Оле снился дом. Старый, с рассохшимися ставнями, с голубями под кровлей и большим жестяным флюгером на коньке, который страшно скрипел, когда дул ветер.

Но вдруг все исчезло и ярко, в цвете, переживала то, что старалась не вспоминать никогда:

Она вновь сидит на скамье у привокзального киоска, пересчитывая остатки наличности.

"Yesterday, all my troubles seemed so far away..." — льется тягучая мелодия из киоска, торгующего кассетами.

"Двести двадцать пять... Как же так, ведь еще вчера было пятьсот? — провела по дну сумочки, ощупав неровную изнанку: — Нету".

Огромный, чужой город, Пыльные окна, ободранная лепнина фасадов. Витрины, отражающие смешную провинциалку".

В детстве Оля твердо верила в свою звезду. В школьном театре, в кружке пения... Везде и всегда она была первой. Но город живет по другим законам. Ежели ты дочь скотницы, то ни к чему мельтешить под ногами у тех, кто рожден с правом на достойную жизнь.

" Поезд в восемь. Следующий — послезавтра. А ночевать? На вокзал не пустят". — Мысли вновь вернулись к недостающей для покупки билета сумме.

Вновь зазвучала мелодия положенного на битловский хит "инструментала".

. — Господи, ну помоги, мне всего-то нужно двести восемьдесят рублей", — Оля сжала губы, успокаивая предательски вздрагивающий подбородок

— Все брошу, ни ноты не спою. Господи помоги ... — пробормотала, понимая дурость заклинания.

Представила, как откроет калитку и увидит родной, с тусклыми огоньками васильков и ромашек, двор. Полотенца и фартуки, сохнущие на проволоке. Хохлаток, гребущих золу у забора.

— Будь что будет... Пусть смеются. Только уехать". — Выдохнула, усмиряя застучавшее сердце.

Она дождалась, когда прозвучат вступительные аккорды "закольцованной" мелодии, и прошептала первые слова шлягера. Бросила на скамью берет и запела.

Но люди шли мимо. Никто не тыкал пальцем, не крутил у виска, но и не спешил расстаться с купюрой.

Поднялась и, включив диафрагму, прошла самый сложный момент композиции.

Первую десятку бросил седоватый мужчина с сумкой ноутбука на плече. Задерживаться не стал и через пару секунд исчез в провале метро.

Следующей бумажки пришлось ждать долго. Окончилась мелодия, пауза, и вновь зазвучал бессмертный шлягер, но денег в копилке не прибавлялось. Однако полтинник, опущенный на стартовую десятку, стал неожиданностью. Женщина расправила купюру, смущенно, точно совершая какую-то нелепость, сунула деньги и поспешила влиться в поток пешеходов.

Блестящая иномарка припарковалась в двух шагах от скамьи.

Дверца распахнулась, из полумрака дорогого салона показалась затянутая в эластин ножка, а следом появилась и сама пассажирка. Холеная, в переливчатой норке, с умело наложенным макияжем на неподвижно-красивом лице, она выплыла из машины и, не оборачиваясь, хлопнула дверцей. Ее спутник, в пальто из добротного кашемира, поправил разлетающиеся концы узорчатого кашне.

— Послушай, — мужчина тронул спутницу за рукав, кивнул в сторону скамьи.

— Колхозный рок, — дама брезгливо скривила губы. — Понаехали тут, проходу нет. — С внезапной злостью вырвалось у нее.

Мужчина смущенно хмыкнул. Однако не сумел удержаться: — Зря... Приличный голос, и чувство ритма есть, хороший английский. — Ты, если не в голосе, куда хуже звучишь, — не подумав, ляпнул случайный защитник. Глаза, в обрамлении невероятно длинных ресниц, полыхнули огнем: — Ты... ты меня с кем сравнил? Я Фрида, у меня три альбома, и Фан-клуб, и... А эта, шалава, ей три рубля цена. — Громко, стараясь перекричать поющую, произнесла владелица норковой шубы. А продолжила уже совсем непотребно.

Оля сжалась, но продолжала петь. Ей было стыдно поднять глаза на эту, красивую, как супермодель, женщину, выплевывающую забористую, матерно-похабную ругань.

Истерика уже начала привлекать внимание идущих мимо людей. Но остановиться дама не могла. Она подскочила к замарашке и плюнула в берет: — На, сука, заработала!

Оля замолчала и посмотрела на лежащую в пыли шапку. По щекам потекли слезы. Она развернулась и медленно пошла прочь. Дальше от выезжающей со стоянки машины, от скамьи, от хриплого саксофона. Пустота в мыслях, красные от стыда и обиды щеки, соленые на вкус губы.

— Эй, а ну, стой, — голос догнал у самого поворота. Здоровый мужик в кожаном жилете, с невероятно толстой золотой цепью на шее, потянул ее за рукав. Рванулась, но выдернуть ткань из громадной ладони не сумела.

— Да погоди, — мужик не зло усмехнулся. — Он выпустил руку, порылся в кармане. — На, — сунул в маленькую ладонь "пятисотку": — Спасибо. Здорово ты эту ... умыла.

Хозяин киоска развернулся и двинулся назад, а Оля побрела дальше, сжимая в руке заветную бумажку.

Она сидела на крыльце, задумчиво обняв голову лопоухой дворняги. Счастливый пес преданно глядел на хозяйку и пытался лизнуть в щеку. Вечерний ветерок раскачивал сохнущие фартуки, а с реки, с дебаркадера, доносился звук модного "инструментала".

Оля прижала к груди морду лохматого приятеля и прошептала чуть слышно: — Спасибо. Я помню. Никогда, слышишь, никогда.

Однако все проходит, минул год, потускнела горечь обиды, вернулась прежняя уверенность в себе, и она вновь отправилась поступать на актерский факультет.

А через пять лет оказалась в труппе Театра Юного Зрителя большого сибирского города...

Сон оставил двойственное чувство. Как летняя гроза, внезапная, но короткая. Промочившая до нитки случайных прохожих, но и смывшая пыль и грязь с задохнувшихся от июльского зноя улиц.

Проснулась Оля от страха. Всмотрелась в потолок с моргающей лампой и сеткой мельчайших трещин на пыльном плафоне. Почудилось на миг, что все это ей тоже приснилось. И мост, и старик, и пес со смешной кличкой... Что она все так же лежит в вонючей палате городской травмы.

Слабыми пальцами провела по лицу. Маска. Но морок уже исчез: "Было. Все было. И палата эта совсем другая, и врачи".

Повернулась и увидела сидящего возле кровати Михаила Степановича.

— Ну, вот Оленька и проснулась. — Старик расцвел в улыбке, выдохнул. — Все в порядке. А я тут тебе подарок... Потом глянешь, — дед ткнул заскорузлым пальцем в коробочку. — Ты, это, отдыхай. Если что захочется — в холодильнике, а вот телефон. Звони. Кнопка один. Ясно? Пару дней еще здесь придется полежать, а потом и заберу. Минька привет передает, — старик погладил ее короткие волосы.

— Спасибо. — Отвернулась, пряча повлажневшие глаза.

— Ну, побежал я, а то меня и пускать не хотели. Пришлось вот... — Он смутился, развел ладони, тонущие в рукавах громадного ему халата. — На секунду позволили.

Михаил Степанович вышел из корпуса, неторопливо зашагал по утоптанной дорожке. Мысли вернулись к странному визиту местного олигарха. Закрутились в мозгу обрывки недавней беседы. Он сложил обрывки известной ему информации со сказанным его нежданным гостем.

Глава 5

"А ведь, похоже, влип ты, Михаил Степанович. За такие деньги они любого, кто может помешать, прикопают. А уж исполнителя непременно. А на покойника все и спишут". -Дед тяжко вздохнул, вытирая испарину.

Присел на усыпанную снегом скамейку: "Итак. То, что подошли, не проверив досконально биографию, говорит либо о глупости, либо о чрезмерной уверенности в своих силах. А что, собственно, меняет, знай они всю мою подноготную? C другой стороны, их понять можно. Действительно. Людей имеющих допуск на подобный аукцион, здесь, в городе, почти нет. А те, кто есть, слишком на виду, их интерес и последующее устранение, непременно вызовет целую череду вопросов. Так? Похоже. Вот и получается. Просчитали они все правильно. Отступать им некуда. И будут они гнуть меня как липку-березку".

"Стоп. А не может ли так случиться?.. — Михаил Степанович даже похолодел. Ему страшно расхотелось заниматься анализом ситуации. Но пересилил. — Ладно, скрипя зубами, предположим, что девочку специально подвели. В жизни и не такое случается, что тогда"?

" Нет. Не должно. Слишком уж тонко. Для них тонко.— Михаил Степанович тяжело засопел. — Ну, или я совсем из ума выжил, и в мире все с ног на голову перевернулось. "

Оля разглядывала бархатный футляр. Наконец, не сумев сдержать любопытство, нажала кнопку. На бархатной подушечке лежало колечко. Маленькое, но изумительно элегантное, с камешками. Вокруг небольшого изумруда сияло несколько бриллиантов. Даже если не знать, что камни чистой воды, такого блеска и манящей прозрачности она не встречала. Удивительное колечко пришлось точно по безымянному пальцу.

"А с другой стороны. Она никому ничего не обещала. Ну что теперь, отказаться? — поняла, что вернуть безделушку сможет только с пальцем. — Казалось бы, много ли нужно? — она задремала, чувствуя касание колечка.

Михаил Степанович вел машину в глубокой задумчивости. Ситуация казалась патовой: "Тут, как говорится, не до выбора. А может и правда. Бог с ним. Закрыть глаза, получить денежку. Пока вскроется, пять раз успею. Да куда ты успеешь, с Земли-то? Найдут. Ты ведь не паршивого олигарха кинешь. Ты государство " поиметь" собираешься. А самому потом с этим как жить"?

Задумчивость и подвела: его мирно плетущийся в первом ряду автомобиль нахально подрезал перламутровый "паркетник". То, что джип не включал поворот, никого из окружающих не извиняло.

И если водитель машины, идущей по второму ряду, успел благоразумно прижать тормоз, то Михаил Степанович опоздал. Жигуль легонько ткнулся в заднее крыло пляжника. Картонный металл японца смяло в гармошку, тогда как бампер "славного представителя советского автопрома" даже не поцарапало. Дед тряхнул головой, отгоняя заботы, и озадаченно посмотрел на пижонскую мыльницу.

— Эй ты, заснул там? — донёс я до слуха визгливый женский голос.

Михаил Степанович вздрогнул. В заиндевелое стекло пассажирское двери на него грозно смотрела расфуфыренная соплюха. Макияж на лице и неприлично длинных размеров когти, окрашенные в ядовито фиолетовый колер, навеяли воспоминая о давней командировке в одну африканскую страну, где ему пришлось встретиться с редкой, но крайне зловредной разновидностью земноводных.

— Чего молчишь, помер, со страху? — вопрос был задан девицей скорее, с предвкушением развлечения, чем с угрозой.

Михаил Степанович неспешно выбрался из-за баранки. Обошел место аварии, заглянул под крыло своего авто.

-Я, в принципе, особых претензий не имею, — он почесал шапку. — Разве что... Да ладно. Ты, дочка только, вперед аккуратней будь. А то ведь...

— Охренел? — дальше девица выплюнула такое хитро оформленное выражение, что он удивленно покачал головой.

— Ну, это ты как-то сложно. Сама-то хоть поняла, что сказала? — наконец, Михаил Степанович сообразил, что его пошлым образом пытаются загрузить на деньги.

— Девочка. Ячего не понимаю, — он показал на место аварии. — Это ведь ты, сама, нарушив все что можно, из третьего ряда поворачивала, и меня подрезала.

— Дед, сейчас подъедут люди, они тебе быстро объяснят, кто кого подрезал, и чего ты, старый, нарушил, — выплюнуло дитя времени угрозу, добавив ещё парочку малоприличных эпитетов.

"А что, это идея. Сейчас подлетят торпеды. Стоит сказать слово, против и, если все удачно пойдет, то гарантировано уложат на недельку в травму, а тогда, — " Ну, извините, какой из меня аукционер — покупатель с гипсом да сотрясением?"

"Нет, не пойдет. Какой — никакой, а характер я здесь, в городе, засветил, и убедить умных людей в том, что "деда" могли " загрузить" обычные дорожный гопники, не получится. Сразу поймут, что играю. А раз так, значит, что-то подозреваю. Зачистят, как слабое звено. Для пущей страховки".

Михаил Степанович вновь посмотрел на исходящую криком девицу: "А может и правда, отдать ей эту несчастную пятёрку баксов? И пусть катится? — но этот вариант тоже не грел: Все равно возникнут вопросы: " Пойдут разговоры. Почему это Михаил Степанович не послал наглую дуру, куда ей и положено, а откупился? — Снова нехорошо". Да и просто противно. На старости лет...

Он даже слегка разозлился. Ему крайне не хотелось устраивать пошлую разборку на дороге.

Тем временем, вызванная девицей подмога, наконец, прибыла. Два мордоворота на довольно потрепанном джипе. Заглушив двигатель, пассажиры статусного автохлама дружно распахнули дверцы "землеройки", выбрались наружу.

"Не бойцы даже, а как сейчас принято говорить "Авторитетные предприниматели". Триста грамм турецкого золота на двоих, кожаный прикид от мерзачче. А если по существу, то весь их бизнес — это пара ларьков у обочины, да может еще разборка на выезде, ну, при самых крутых раскладах, еще баня с девками. Дожились", — Расстроено вздохнул дед, оценив расклад противостоящих ему сил. — Кому скажи, засмеют".

Однако разговор парламентарии начали на удивление мирно.

Авторитет номер один, как для удобства определил для себя Михаил Степанович, осмотрел повреждения, сочувственно покачал головой и мимоходом поинтересовался жилищными условиями владельца "Жигулей".

" Опять девяностые вернулись", — ностальгически улыбнулся Михаил Степанович, нацепил посконную ухмылку и переспросил: — Ась, милок? Чего? Домой подвезти? Не стоит, я уж сам.

— Да ты, дед, похоже, кривой? Точно, пьяный в дупель.

— Хлебни еще, дед. -" Мордан — два" вынул початую бутылку паршивой водки. — Поправь здоровье. А то со страху еще коньки откинешь, — уговорщик попытался прижать старика к машине, явно собираясь влить ему в рот пойло силой.

Михаил Степанович качнулся в бок, перехватил, слегка прижал локоть амбала. Кольнуло в большой палец: — "Есть. Cам виноват".

— Милок, а ты как одной рукой с этакой махиной управляешься? — поинтересовался он, простодушно хлопнув редкими ресницами.

Бутыль выпала из онемевшей ладони и скользнула по грязному снегу под капот дедовой машины.

— Чего-то у меня руку прихватило, — озадачено охнул отморозок и обернулся к приятелю. — Витек, подержи, пока я пузырь открою. Влить надо по быстрому. А то сейчас Гаеры подвалят.

— Ты чего кобенишься, отец? — подступил с другой стороны напарник.— Тебе люди по-хорошему предлагают. Выпей.

И тут Михаил Степанович решился: " Нужно соглашаться с предложенным. Как ни обставляй отказ, стоящие за местным царьком люди оставлять в живых возможного свидетеля не станут а, закопав, отыщут кого-нибудь другого. А если все же попробовать? Но тогда главное грамотно ввести в игру"...

Из раздумий вывел рывок и предельно матерное восклицание вымогателя:

-Ребятки, вы чего? Не надо. Давайте миром решим. С деньгами у меня, правда, не густо. Но, есть у меня человечек. Товарищ можно сказать. Он все оплатит. Сейчас прямо позвоню. Он подъедет и внесет. Сколько сказал? — Пять? Сейчас, сынки. Я ведь с пониманием, машина, у вашей, этой... прости господи, подруги, дорогущая. Ох, ты, горе какое. — чуть слышно причитая, Михаил Степанович выудил из кармана дохи мобильник, затыкал в кнопки, не обращая внимания на презрительные, насмешливые взгляды амбалов.