Клуб Анонимных Некромантов

— Спокойнее, спокойнее, — поморщился от крика колдун. Ворон внезапно развернул голову на место и хрипло каркнул, окрасив кляксой аккуратно начищенный ботинок боевого мага.

— Это — Вергилий, — со вздохом продолжила старушка, взглядом заставляя Васю сесть на место. — И он весьма давно и несомненно прочно мертв, причем невероятное количество раз. По-моему, у него вместо позвонков на шее шарнир уже, во всяком случае, иногда эта вредная курица завязывает голову чуть ли не морским узлом.

— Но он же... какает, — уточнил Вася.

— И что? У всех свои недостатки, — пожал плечами Любомир. — Как будто в этой комнате он такой один.

— Этот несносный молодой человек, — кивнула Аделаида на Олега. — Хольгерт. Он же Хольг. Он же Олег. Он же олень...гкхм... В общем, исключительно талантливый и настолько же невероятно избалованный медиум. Наши глаза и уши. Врожденный некромант, что, согласитесь, невероятно редко встречается. Прошлое, настоящее, будущее, любые сны и видения — все это и еще чуть-чуть сверху — про него. И запомните: он видит не только свои сны, а еще и мои, ваши, Любомира, Вари, этой канарейки, этих стульев... Любит юноша поспать, ничего не скажешь.

— А это Варвара, самая молодая и неопытная из нас. Дар приобрела три года назад, пока он толком не раскрылся, но уже сейчас она прекрасно ходит со свечой, зомбирует живых и мертвых, а так же феерически тащит все, что плохо приколочено. А теперь мы выслушаем вас и обсудим новости, произошедшие за последние пару дней. Обычно у нас все происходит несколько иначе, но Варя очень просила всех собраться, так что посмотрим, чем вы нас удивите.

— Ну, э... Я не знаю, с чего начать... — замялся загруженный информацией Вася, оказавшийся в центре внимания.

— Попробуйте начать с начала, молодой человек, расскажите, кто вас учил, из какого вы рода... Ну, не тушуйтесь, — подбодрила тетя Ада, набирая петли на незаметным образом вытащенное вязание.

— Ну.... Меня зовут Мафусаил, и я, кажется, некромант, — набравшись духу выпалил Вася, вставая со стула. В зале на мгновение воцарилась тишина, разорвавшаяся на редкость слаженным тяжелым вздохом всех присутствующих: "Еще один Захарченко!". Разоблаченный "Мафусаил" медленно присел на стул и попытался сжаться максимально сильно, что было просто невозможно, учитывая его рост.

— Ну и кто же ты, болезный? — спросила старушка, приостанавливая свое вязание. — Петя? Коля? Вова?

— Вася, — обреченно пискнул юноша. На мгновение опять воцарилась тишина, затем колдунья тяжело вздохнула: — Некромант Вася? Ну, Мафусаил — так Мафусаил. Что у вас за привычка в роду называть мужчин такими идиотскими именами. Хотя, ваши родственники далеко не ушли. Теперь ясно, почему Варенька так просила за тебя. Ты, выходит, ее... Двою... Трою... Тьфу ты, пятию... Нет, четвероюродный брат, вот.

Некромант Вася... Неудивительно, что никто не хочет зваться своим именем, принимая силу. Ладно. Мафусаил — долго. Будем звать Мусей.

— Эй, я не согласен! — возмутился Вася, многообещающе косясь на Варю — Не хочу быть Мусей. Тогда, может, Вениамин?

— Хорошо. Но тоже долго. Веником будешь.

— Велимир? — с надеждой предложил неофит.

— Велик.

— Люцифер? — не сдавался парень.

— Да какой из тебя Люцифер, — расхохотался Хольгерт. — На такую персону ты никак не тянешь. Максимум на Люсю.

— Мгм. Асмодей? — с затаенной надеждой спросил некромант Вася.

— Ты себя в зеркало-то видел, демон соблазнения и похоти? — не удержался боевой некромант, и даже дохлый ворон, вновь вскарабкавшийся на его плечо, казалось, поддержал смех окружающих громким карканьем. — Если хочешь взять себе звучное и обязательно демоническое имя, назовись Балбаном. Очень древний и могучий дух, к тому же, покровитель вашего рода. Отлично отражает твою сущность, между прочим.

— Балбан. Бал-бан... — неуверенно пытался распробовать имя Василий. — А что символизирует этот демон?

— Глупость. — Лаконично ответил Любомир.

— Пожалуй, останусь Васей, — буркнул филолог.

— Здравое решение, — подал голос мертвый ведущий. — Это имя тебе очень подходит. Все-таки, не зря ты Захарченко. Не случайно. Некромант Вася Захарченко — звучит гордо. И очень, очень говоряще. Создает правильное впечатление. Ладно, обвыкайся, заодно посмотришь, как у нас тут все устроено и что тут вообще происходит. Как ты уже догадался... Ну, или мог бы догадаться, не будь Захарченко... Наш клуб совершенно не анонимный. Для обычного человека табличка гласит "клуб анонимных трансвеститов". Собственно, он тут раньше и был, да и сейчас есть, просто в другие часы...

— Чтооо?! — перебил его Вася. — А я-то... Я-то все думал, почему на меня так в автобусе косились и шушукались...

— А ты что, на автобусе сюда приехал? — удивленно спросила моя, как недавно выяснилось, четвероюродная сестра. — От конечной сюда идти же полчаса! Не догадался пройти со свечой?

— Со... С чем? — непонимающе переспросил новичок. — Опять шутите? Вы в курсе, что я впервые мертвеца увидел семь часов назад?

— Варвара. — В воцарившейся тишине подал голос Любомир. — Не забывай, кто он, хорошо? Он же сейчас даже мертвого таджика баню построить не заставит.

— Так. Пожалуй, я начну о новостях. За прошедшие пару дней я узнала о смерти всем нам известной личности — Ген... — старушка Ада покосилась на Василия. — Мафусаила Захарченко. Закопала троих неупокойников, воскресила двоих. Даю родственникам пару дней на общение и этих тоже упокою, по двойному тарифу, естественно. Вася, что ты хочешь спросить?

— Вы — закопали? Сами? — с ужасом и уважением оглядел сухонькую субтильную старушку неофит, смутно начиная подозревать, что колдунья-то мысли читать умеет.

— Ой, ну что ты, — отмахнулась тетя Ада. — Мне совершенно нечем заняться, по-твоему? Они сами себя закопали. У меня там огурцы не закручены, грибы не почищены, стану я кого-то закапывать.

— Погодите, — помотал головой Вася, спохватываясь. — Вы сказали про трансвеститов. А как же этот мертвец посреди зала?

— Дядюшка Кья, вы только послушайте, как мило он вас назвал, — фыркнул ранее молчавший Хольгерт. — Василий, мы маги, а не патологоанатомы. Как призвали — так и отзовем. А на пентаграмму ковер можно положить, вон, в углу стоит сверток. Кстати о магии...

Новообращенный некромант почувствовал головокружение и приступ дурноты. Внезапно в голове все смешалось, а из середины груди словно потянули вначале сердце, а потом и зацепившиеся за него кишки.

— От по рукам сейчас! — Услышал он голос Любомира и что-то подозрительно похожее по звуку на подзатыльник, который могла бы отвесить сухонькая старушка высокому крепкому балбесу. — Не умеешь — не берись, я сам сделаю.

Теперь кишки тянулись словно не через центр груди, а через правый бок и не так больно, но зато рывками и раскачиваясь. Однако же одновременно становилось словно легче дышать.

— И этот туда-же... — послышался старушкин вздох. — Подсекай по нижней дельте и тащи через верх. Воооот. Ну-ка.

В глазах у аспиранта прояснилось, дышать стало гораздо легче. Чувство какой-то гадливости, сопровождавшее парня всю его сознательную жизнь куда-то пропало. Было ощущение, что его выстирали вместе с одеждой.

— Ччччто это было? — проблеял Василий.

— Вуаль, — коротко ответила колдунья. — Видишь, как Варька на тебя смотрит — словно увидела впервые. Кто тебя сглазил? Давненько было.

— Эээ. Что? — переспросил парень.

— Понятно, проехали, обсудим через месяцок, когда поизучаешь теорию, — отмахнулась Аделаида и зажурчала что-то о последних новостях, перекидываясь репликами с Любомиром и Хольгертом. Василий откинулся на стуле, запрокинув голову к потолку и прикрыв глаза. В голове звенело, ладони вспотели, а вот во рту было сухо. Некроманты тревожно переглянулись между собой, но не стали ничего ему говорить и продолжили диалог, дожидаясь, пока парень сам придет в себя.

— ... так вот эта скотина сбежала ночью и к матери на подушку залезла греться. Визгу было... Я влетаю к ней в комнату, а она — прошу не забывать, мама у меня пышная — скачет чуть ли не до люстры и тапочком пытается прибить моего тарантула! Он так испугался, сразу побежал ко мне — и в штанину, а мама как давай меня пинать и бить руками, все ей мерещилось, что он по мне со скоростью света ползает вверх-вниз. Короче, теперь я в поисках нового дома либо для паука, либо для нас обоих. И даже не знаю, кого легче будет пристроить, — очнулся Вася от болтовни Олега. — Вот. Никто не хочет приютить? Вот ты, например? А, Вась?

— Что? — помотал головой парень, недоуменно обводя взглядом собеседников.

— Глубокоуважаемый Хольгерт в характерной для него экспрессивной манере рассказывал нам о своих приключениях с его новым питомцем — ручным пауком-птицеедом. — Поямнила Аделаида.

— А я где-то читал, что пауки абсолютно не приручаемы, — хотел было ухмыльнуться Вася, но сдержался и сохранил каменное выражение лица, опасливо оглянувшись на Олега. — Но я вообще молчу...

— Шумно молчите, молодой человек, — вдруг покосилась на него старушка, — Только дураки и эгоисты приручают животных. Умные люди их зомбируют. Олег, а ты можешь влезать в головы животных так же, как в головы людей? Я вот не могу читать их мысли.

— Да я тоже не могу, у них нервная система слишком примитивная для каких осознанных в нашем понимании мыслей, — отмахнулся парень. — А после того, как я его спас, у него был всплеск эмоций, которые я смог кое-как уловить и примерно интерпретировать. Это было что-то в духе "ты меня спас, молодец. Кстати, ты такой большой... Я мог бы долго тебя есть". В общем, я предпочитаю к ним в голову не лезть.

Внезапно Аделаида покосилась на Васю: — Что ты такое хочешь у меня спросить, но все мнешься? Говори уже.

— А что это вы вяжете такое? — не удержался филолог.

— Пятиметровый носок, — буркнула старушка. — И каждый метр — пятка. Я с тобой могу сейчас поделиться почти всеми тайнами некромантии, а ты про шарфик спрашиваешь?

— А про что спросить? — покладисто поинтересовался парень. — У меня, к сожаленью, настолько объемные познания в тонких материях, что я даже не знаю, с чего начать.

— Хорошо, начнем с начала, — кивнула бабушка, страдальчески косясь на часы. — Плакал мой сериал. Остальным тогда тоже сидеть и слушать, не одной же мне отдуваться. Итак, давай прокатимся по составляющим такого индивидуума, как человек.

Человек — создание составное, как конструктор или суп. Кастрюля — это не суп. Кастрюля, в которой один холодный жирный бульон — это не суп. А вот если под ней огонь, от которого бульон кипит, а внутри еще овощи булькают — вот это уже совершенно другой разговор.

Составляющих — четыре, но не элементальных, как ты мог бы подумать, а неких других. Совершенно отдельно друг от друга, пусть и слаженно работая, существуют четыре начала, которые и называются "человек". Первое начало — это тело, которое, продолжая кулинарные ассоциации, можно назвать кастрюлей. Второе, которое мы называли бульоном — душа. Овощи — это мозг. Огонь... Это внутренний огонь. Так как без тела жить нельзя, то оно обычно идет по умолчанию, а вот очень многие теряют свой внутренний огонь еще в детстве. Встречаются те, кто живет без души — отняли, потерял, променял, отмерла... Но гораздо больше тех, кто живет без мозга. Вернее, им не пользуется.

— Что за внутренний огонь? — решил уточнить Вася о самом непонятном и ранее не слышанном.

— То, что дает волю к жизни, стремление к новым знаниям, силу любить или дружить. Очень многие люди лишаются этого. Про таких говорят "умер в двадцать, а похоронили в семьдесят". Человек несчастен, что бы в его жизни не происходило. Вроде, и вторая половинка рядом. Работа есть, машина, дети, друзья. Быт какой-никакой, по выходным дача или еще что... А все равно чего-то не хватает. Какое-то бытовое отчаяние, словно нет результата от тебя, да и места ты себе не нашел — так, чужое занял, разве что.

Обычно первый раз он начинает гаснуть в период взросления, когда человек сам не знает, чего же он хочет. Весь этот мир открывается для него заново, вступление во взрослую жизнь с новыми разрешениями и новыми запретами оглушает, хочется понять для чего ты нужен, каково твое место в жизни. Часто подростки, имеющие такую возможность, после окончания школы берут на год отпуск-острочку и путешествуют по планете. Правда, чаще всего такое происходит в Европе и США, потому что в России и странах бывшего СНГ мало у кого есть такая возможность... Но к услугам наших молодых мятущихся душ всегда есть армия! Говорят, отлично расставляет все по местам.

— А кому-нибудь из ваших родственников армия помогла?

— Ты дурак, что ли? У меня все косили. Не отвлекай. Так вот, подростковый возраст. Сладкие 15-20 лет, которые чаще всего высекают на надгробных камнях самоубийц завершающей датой. Ты уже не ребенок, ты вышел из этой зоны комфорта, твои родители, учителя — все относятся к тебе иначе. Если они умные люди — тебе дается новых прав равномерно с появлением новых обязанностей. Если не очень — требуют с тебя большего, а платят так же, как и раньше, если перевести это в товарно-денежную форму.

Вот тогда-то человек и начинает затухать. Когда его огонь рвется к живописи, а его заставляют стать юристом. Он хочет быть инженером, а его родители видят его менеджером. Человек страстно хочет стать врачом, а уговорами, шантажом и угрозами его убеждают поступить на филолога.

И полнится мир экономистами, менеджерами и парикмахерами с поварами, которые по ночам плачут в подушку и страстно ненавидят родителей, которые, как ни странно, хотели-то "как лучше". Вот так затухает от безнадежности огонь, а от ненависти начинает подгнивать душа. Просыпаясь каждый день на ненавистные занудные лекции, провожая глазами людей тех профессий или занятий, которые он бы сам хотел изучить, человек постигает скуку и безнадежность во всей красе.

Бывает еще так, что и выбора-то никакого нет. Иногда родители болеют и их нужно содержать, поэтому об образовании речь не идет, нужно работать. Случается, что они умирают, или запойно пьют, или уходят в другие семьи — случиться может все, что угодно. И, казалось бы, это для души-то лучше, ненавидеть некого, с чего бы ей подгнивать? Да вот только появляется обида, чувство несправедливости и, да-да, та же самая ненависть, только не к конкретным людям, а на весь мир. На судьбу, на рок, на остальных людей, которым по этой жизни повезло больше, которые получили гораздо лучший результат, приложив гораздо меньше усилий. И вот это отравляет душу еще сильнее. Я не хочу сказать, что человек всегда сам виноват во всем, нет. Но мало у кого хватает мужества простить этот мир за то, что он не улыбнулся в нужный момент.

И гораздо больше мужества нужно для того, чтобы простить кого-то конкретного. Практически непосильная задача для большинства.

Но, допустим, пубертатный возраст перешагнули. И подошли к рубежу среднего возраста. Тут уже не важно, что у тебя было раньше, к этому моменту обычно вопросы устройства в жизни решаются и появляются новые. Те, кто сломался еще подростком, спокойно доживают свой век. Да-да, с двадцати лет уже доживают. Они могут как-то барахтаться, пытаться, но раздуть угли бывает весьма сложно. Но возможно, это иногда и называют кризисом среднего возраста. Человек, проживший последние годы словно в коме, внезапно просыпается и приходит в ужас от того, что его окружает. Он вертит головой в разные стороны, как турист в незнакомом месте, и не понимает, как же он оказался тут — в этой жизни. Что за женщина рядом с тобой? Как он вообще мог на ней жениться? Что за дети, которые, вроде, плоть от плоти, а на деле — словно чужие? Что это за нелюбимая работа по ненавистной специальности? Как, как, как он мог оказаться здесь, когда все пошло не так? Ведь были же планы?