Зверь лютый. Книга 7. Найм

Всюду родимую Русь узнаю...

Быстро лечу я по рельсам чугунным,

Думаю думу свою".

Кому-то и "всё хорошо", кто-то и "родимую Русь" узнал, а мне это — делать.

Интересно, а какой интенсивности/продолжительности должен быть голод в России, чтобы не только железные дороги, но и шоссейные — нормально построили?

Ладно, до "чугунки" ещё дожить надо. Ищем мастеров в усадьбу боярскую, типовую.

Итого: найди человека и оцени его душу. Не понимая что. Прикинь его профпригодность, не знаю как. И испугай его так, чтобы он пошёл за тобой. Не знаю чем. Потому что за серебро он задницу не поднимет.

Вам не приходилось находить ответ, "тыча пальцем в небо"? Вероятность благоприятного исхода представляете? А теперь та же самая вероятность, но в кубе...

* * *

"Кто ищет — тот всегда...".

Как пионер. Подтягивая штаны, вытирая нос и подхватывая дрючок.

"Больше всего мы теряем, когда перестаём искать" — мудрость очевидная.

Так как там Диоген говорил? — "Я иду искать человека. Кто не спрятался — я не виноват". Я — пошёл.

Говорил ли я уже об "идиотизме сельской жизни"? Могу повторить: ощущение — острое и непреходящее. Первый же встретившийся абориген оказался "прокурором".

Я знаю, что на "Святой Руси" прокуроров нет. Но когда на мой вопрос:

— Где тут кузнецы живут?

Следует залп встречных:

— А на что тебе? А ты хто? А с откудава пришёл? А зачем? А у тя серебро-то есть? А скока? А с откуда?

Я сразу понимаю: "прокурор попался". И кто это придумал, что только евреи отвечают вопросом на вопрос? Это же общее свойство всякой местечковости.

Мой честный ответ:

— Я — Ванька из Пердуновки.

Вызвал у туземца иллюзию присутствия на концерте "Аншлага". Или у них тут, в Елно, какой-то местный аналог юмора крутится?

— Гы-гы-гы! Ванька... Гы-гы-гы! С пер... перд... пердун... Гы-гы! Ой! Ой, не могу!

Я стоял перед этим здоровым, поперёк себя шире, аборигеном, в не очень чистой, но, явно, парадной одежде, с не очень чистым лицом и терпеливо ждал, пока эта туземная морда прекратить трясти своей, не очень чистой, но празднично расчёсанной и смазанной маслом, бородой веником. Перестанет вибрировать всеми своими телесами, держась за живот, и, хотя бы как тот чукча из анекдота, просто рукой направление покажет.

Увы, где-то внутри данного несостоявшегося дорожного указателя заработал гейзер остроумия.

Заработал — на беду. На его.

"Он несёт свою беду

Прямиком в... в Караганду

Ох, обломится ему, обломается...".

— А я, слышь, ой не могу!... чую — вонища. А оно вона!... А оно вона чего!... Гы-гы-гы! С Пердуновки... у-хо-хо! у-хо-хо!... Несёт-то... Ага-га-га!... С перд... с пердун.... У-хо-хо!... С Пердуновки! Га-га-га!

Мда... Нету здесь кинематографа. И телевизор аборигенам не покажешь. И книжек хороших — мало. И "Блондинку за углом" здесь не читали.

Один из тамошних персонажей отличался большим носом. Бригада магазинных грузчиков, в которую он попал, начала над этой деталью внешности особенно изощрённо издеваться. Они не учли одной мелочи: когда у человека есть некоторая особенность, которая служит причиной юмора окружающих, то носитель этого отличия имеет достаточно времени, чтобы понаделать домашних заготовок для достойных ответов всяким громко-ржачным.

Я отошёл на пару шагов и вежливо поинтересовался:

— А так? Воняет?

— У-хо-хо!... Воняет... Ага-га-га!... От тебя.... С Пердуновки!... Га-га-га!

— Только я же по ветру отошёл. Так что, это от тебя самого дерьмом несёт.

— Гы-гы... Чего?!

— Чего-чего. Усрался ты, дядя. Порты, поди, полные.

"Гуси-гуси.

— Га-га-га.

В морду хочешь?

— Нет-нет-нет".

Ну, значит, получи "не по согласию".

Дядя приостановил свой "гейзер остроумия" и заворожено посмотрел на свои штаны. Попытался заглянуть себе за спину. С такой, извиняюсь за выражение, конституцией, увидеть свой зад... Потом, напряжённо прислушиваясь к ощущениям, пощупал свою задницу.

Потом посмотрел на меня. "...и лицо его неприятно изменилось".

Оно-то и так-то... Не Ален Делон. Этот, конечно, тоже... "не пьёт одеколон". Но исключительно — из-за наличия отсутствия. И текст дядя забыл. "Членораздельный". Только рычит. Не "разделяя членов". Всё громче, всё "гейзернее". В смысле: гейзер снова заработал. Теперь — матом и слюнями.

Ну вот, так и знал: "оне-с побежали-с". Отводя правую руку для исполнения ритуального приветствия. "Оплеуха" называется. Я же только вчера об этом погрустил. А они — снова... Бегает дядя плохо — медленно. А вот падает хорошо — громко.

Я не стал пытаться перехватить правый рукав и "повести" противника, как сделал на посадниковом дворе со стражником. Просто пригнулся, ушёл в сторону и, уже пробегавшему мимо "остряку-гейзеристу" ткнул дрючком под носок правой ноги.

"Бздынь" — не случился, случился — "ляп". Здоровенная туша ляпнулась в дорожную пыль. И немножко проехалась на брюхе, подметая эту пыль бородой. Дорога была довольно чистая, недавние дожди тут всё помыли. Но пыль уже есть. Вот что есть, то он и собирает.

Я одного не пойму: мне что, всю оставшуюся здесь жизнь вот так и ходить, постоянно роняя местных придурков? Только потому, что их манеры поведения не соответствую привычным для меня нормам общения между взрослыми мужчинами в 21 веке? Непрерывное дуракаваляние — утомляет. И не только дурака.

Ну, хорошо, здесь дорога глинистая, а была бы булыжная мостовая? Он же и побиться мог. Как-то... жалко дядю. Или самому "ванькой прикинуться"? Закосить под местного подростка? Кланяться издаля, принимать "отеческие" оплеухи... С благодарностью за уделённое моему воспитанию и просвещению время.

Так себя же тоже жалко! И будет ещё жальче, если я немедленно отсюда не уберусь — дядя подниматься начал.

"Гейзерист" ворочался, елозил ножками, кряхтел и пытался принять вертикальное положение, выплёвывая пыль, сопли и названия различных атрибутов православного культа.

Я уже говорил, что местные ругательства воспринимаю несколько... общефилософски. Но когда меня последовательно называют тремя разновидностями резных иконостасов, то я несколько... не понимаю. Это я такой красивый? Или буду таким... "резным"? Или в меня в пять рядов картинки вставлять будут?

Дядя, наконец, поднялся и снова устремился на меня.

Никогда не занимался корридой. Или — тавромахией. Попадизм — это, прежде всего, самообразование. Пришло время заполнить и этот пробел в собственном тезаурусе. Пробуем.

— Торро, торро.

Эх, жаль мулеты нет. Кто не знает — это тряпка такая, чем тореадор бьёт быка по лицу.

Оп-ля! Аккуратнее, Ванюша. У быка на арене ручонки не растопыриваются. А здесь, факеншит, бычара мне рукав оторвал. И завалился в канаву. И сопит там. Он там спать собрался?

— Дядя, ку-ку. Вылезай — ты мне ещё направление к кузнецам не показал. Куда-куда? А это где? Где-где? А у вас там что — кузнецы живут? Вообще-то, там не молотом кузнечным махать надо, а другим инструментом — от бога данным. Но если у вас не выросло...

Вылез. Собеседник-путеводитель. Вполне по классике:

"Из канавы вылезло что-то непонятное.

То ли змей зелёный, а то ли крокодил".

Хорошие лопухи в здешних придорожных канавах растут. Большие и зелёные. Сочные. На выходном темно-коричневом армяке смотрятся очень даже... камуфляжно.

"И красит вас трава, трава y дома,

Зелёная, как три рубля, трава".

Ё! А куда же тут убегать? Блин, да он же меня в тупик загнал! Ручки растопырил, согнулся, рычит. Сейчас он меня ка-ак... Никак. Тут между заборами проход есть. Я проскочил. И он, гадина, пролез. Ну, тогда извини, "бычий гейзер", дожидаться тебя не буду.

Я рванул вперёд, по этому узкому проходу между заборами, заросшему лопухами и крапивой. Дядя рванул за мной.

"Рванул" — буквально. Проход был узок, он цеплялся за заборы выступающими частями тела. Дядина одёжка — трещала и рвалась. А что он сделал с повстречавшимся кустом репейника...! Затоптал насмерть.

Через полсотни шагов проход закончился, и я оказался на самом краю обрыва. Дальше был небольшой, но довольно глубокий овраг. На дне которого четыре подростка били пятого.

Мда... Как интересно здесь живут люди! Сегодня — "День физкультурника"? И, одновременно — стоматолога. Как они его по лицу...

Пыхтение и ругательства за моей спиной заставили переключиться на более животрепещущее: поймает — убьёт.

"Где среди пампасов бегают бизоны.

Где над баобабами — закаты словно кровь.

Пёр мужик угрюмый, с мордой как из зоны.

Пёр мужик, похожий на морковь".

"На морковь" — это не из-за формы. Зелёненький кудрявенький хвостик у него из задницы не торчит. Это — цвет у него такой. На морде лица. А так-то он вполне нормально выглядит: такой тёмно-коричневый с зелёными вкраплениями. "Понос после запора" — сходная цветовая палитра.

"Прощай, во всех оврагах тропка вниз

Уводит в дальние края.

Прощай, мы расстаёмся под твой визг

Под синим небом бела дня.

Прощай, и ничего не обещай,

И ничего не говори...".

Особенно в столь неразборчивой ненормативной лексике. Хорошо летит. Как вражеский бронепоезд. А ведь я предупреждал — у меня и прошлая жизнь была. В которой я, правда, поезда под откос не пускал, но в оврагах — вырос. Мы там землянки рыли, картошку с огородов воровали и в костре пекли.

Потом нашли ящик с боеприпасами. Термитки. И — тоже туда, к картошке.

Мда... Шумно было.

А между этими приключениями мы дрались. Двор на двор. Или — шобла на шоблу. Или — кодла на кодлу. До уровня шайки или банды — не доросли, не успели. А вот рукопашный бой на краю оврага "за сараями" — у меня отработан с детства. Есть там кое-какие простенькие тактические хитрости. Ну, чисто детские наблюдения. За полётом противника по косогору.

Задние заборы этих подворий, между которыми оказался спасительный для меня проход, выходят на край оврага. Но не висят над ним. Есть немножко узенького ровного пространства между обрывом и забором. А тропинка между заборами... она же утоптана, поэтому на ней травка не растёт, поэтому по ней водичка течёт. Поэтому она ниже своих краёв, на которых стоят заборы.

Я на этот край заскочил и к забору спиной прижался. А когда дядя добежал-выскочил — он оказался ниже меня. Упереться спиной в забор и дать пинка... В холку.

"Стоячее бревно на корабле называется мачта".

Если к верхнему концу "стоячего бревна", не укреплённого растяжками, приложить горизонтальное усилие, то оно так и пойдёт. Верхним концом вперёд. Прямо вниз по тропиночке.

"И на тропинке, и на тропиночке

Не повстречаемся мы больше никогда".

Глава 136

Нет, какой кайф! Не от этого конкретного успешного пинка в дядин загривок, а от глубокого чувства успешности и соразмерности. "Драка за сараями" — моё типовое еженедельное развлечение в течение нескольких лет в моём собственном детстве. И тут пришёл случай применить эти давно наработанные инстинкты и рефлексы.

Класс! Песня! Я вот это знаю, я это умею, я это понимаю! И обнаруживается достаточно точное соответствие моего нынешнего тельца моим тогдашним знаниям и умением.

"Маэстро пинка". Гармония, знаете ли.

Как я его чётко... Ля-ля-ля... Коленочку так... как по технике положено — к груди... ля-ля-ля.... а потом пяточкой так выстрелил... у-тю-тю... и точно так попал — чуть ниже воротника, чуть выше лопаток... как всё пра-а-авильно получилось... чистый "тык" — ожидаемый "бздынь". А как он ручками машет... ну, прям, ассириец — у тех тоже быки с крыльями были... "Бычара окрылённый". Во, долетел. Заходит на посадку. Глиссаду держи, "бычий гейзер"!

Всё, приземлился. Правильнее — "прибздынился". Посадка мягкая, "на брюхо". "У кого это у нас такой мягонький животик"... А теперь ещё и рваненький-драненький... Ну как же славно удачно пнуть плохого дядю в загривок! А как он быстро бежал! Какой я молодец! Прямо ускоритель какой-то. Где-то даже — синхрофазотрон.

Как хорошо-то! Как радостно! Человек на своём месте! Полная гармония.

"Долго мучившийся этическими проблемами прогрессор нашёл, наконец-то, своё место в историческом процессе: пинать прохожих в холку на задворках".

У меня хватило ума присесть за лопухи. "Гейзерист" достиг дна, поползал там, поговорил с окружающими кустами и кочками, поделился впечатлениями от полётов. Но, в отличие от биржевых котировок, не начал подниматься вверх, а взялся бить все, что попало под руку.

Драчуны-подростки пытались убежать от "стоячего бревна", перешедшего в состояние "бревно лежачее". Но ручки у дядя... Ну, не просто же так я рукава лишился! Пару "физкультурников" он поймал. И начал стукать ими друг о друга.

О, так он ещё и литаврщик! Звона, правда, нет, но зато какой визг! Надо отметить для памяти: возможно создание духового оркестра из туземцев. Вот найду гобоиста и можно приступать.

Кстати, а что это там валяется, на дне оврага? Такая неприличная кучка. Похожая чем-то на гобой. Количеством дырочек. С язычками-лоскуточками.

Однако, хорошо парнишку отделали.

"Били, били, колотили

Морду в попу превратили".

И, почему-то, старательно порвали одежду. Пойти, что ли, помочь болезному? А на кой? Мне, вообще-то, к кузнецам надо. Но дороги я не знаю, и спросить не у кого. Кроме как у этого... гобоина дырявого.

"Гейзерический" дядя, преследуя своих убегающих "тарелков", убрался вниз по оврагу. "Гобоин" занял сидячее положение на поле прерванной явлением "бычьего гейзера" битвы, и заплакал. Вид каждой части его драного туалета, подносимого к глазам для подробного изучения, повергал его в ещё большее уныние. Попытки вытереть слёзы очередной деталью костюма, отнюдь не успокаивали. Ибо нос у него был разбит в кровь и подтекал как ржавый водопроводный кран без прокладок. Красные разводы на рукавах рубахи, используемых вместо отсутствующих в эту эпоху вообще, и у данного индивидуума в частности, носовых платков — также не повышали эстетизма одеяния.

Парень рыдал всё громче, всё жалобнее, и душа моя дрогнула. Вот же сколько раз повторял себе: "жалость моя — гибель жалеемого"! Пожалей здесь, с моими бестолковостью и аутизмом, и кого-то убивать придётся. Ведь же ярко выраженная закономерность! Но глубоко вбитые в юные годы принципы гумнонистов и общечеловеков в формулировке от Полунина: "маленьких ням-ням — низя" — не позволяли безучастно любоваться столь ярко выражаемым детским горем.

Не, я не дурак: сперва прошёлся по верху оврага до поворота и убедился, что "гейзер юмора морковного цвета" не наблюдается. А уж потом только спустился к "гобою". При звуках моих шагов, парнишка в очередной раз испачкал полуоторванный рукав собственной рубахи кровью из собственной же носопырки, поднял опухшее от побоев и слёз лицо, и вежливо поздоровался: