Тринадцатый муж для ведьмы

— Ну, что ты на меня так обиженно глядишь? Что я тебе сделал? Глянь какая красавица — волосья рыжие и кучерявые. Платье красное, ну и шо, что прозрачное? Так теперь все так ходят! И что, шо при ходьбе ноги до труселей видно и полупопия вываливаются? Кто тебя при таком виде слушать будет? Один раз попой потрясешь и все мужики твои! Рыжая игривость — это про тебя. Так что взгляды из полуоборота, из под косой, кучерявой челки. Кучеряшки почаще наматывай на пальчик и пальчик суй в рот! И шо, что микробы? Кому они на фоне твой эротишности интересны? Что ты кривишься? Туфли жмут? Подъем высокий? А ты как хотела? Походи в них, попривыкай, а нет, так и тебя приколотим за каблуки до полу, как Ягу. Теперь ты, — он повернулся к отползающей в сторону выхода Ваське. Не успела.

У Василисы на лице промелькнула такая непередаваемая гамма эмоций от разочарования, до обреченности, что даже я поразилась ее артистическому гению. Далеко пойдет!

— Васииилисаааа, не зли меня, вставай с пола! Напяливай белое платьице. И что, шо ты в нем как невеста? Венка же на голове нет. Грудь тебе нарастим. Что-то меня твой второй размер не впечатлил. Так, с этим потом. Ножки ничего. С макияжем — губы будут алыми, так чтоб один раз увидеть, испужаться и не забывать твой оскал до конца дней. Волосы твои тоже трогать не будем, для этой деревни и так сойдет. Да что ты говоришь? Петь умеешь? Ну, спой. Ммм, и даже ничего! Вот! Ты у нас солисткой и будешь. А Яга и Фиалкой, будут изображать вокруг тебя вялый восток, время от времени открывая рот, и пытаясь подпевать. Итак, девочки, начали!

И этот цирк продолжается уже второй час. Первые минут двадцать Коша был преисполнен энтузиазма, разучивая с нами песню 'Ой, цветет калина'. Потом мы учились читать реп, кстати, со словами той же песни. Но реп как-то не вязался с нашими игривыми образами. К концу первого часа наш худрук заметно выдохся и гонял нас как-то вяло и без души. К концу второго часа, он замолчал. И это было страшнее, чем Кошины творческие припадки, ибо грозило нам серьезными проблемами в будущем. А когда он задумчиво убрел в домик (до этого мы распевались на полянке), стало по настоящему жутко.

* * *

Две недели под неусыпным оком Кощея пролетели как один день. Мы пели... кхм, пытались. Плясали. Хотя плясками это безобразие по словам нашего креативного худрука назвать было нельзя. Вот как вы думаете, что близко нашему Тридевятому простонародью? Правильно, не кадрили с канканами, а самые настоящие хороводы с гопаками. Еще полька-бабочка для тех, у кого ноги готовы выписывать кренделя при любой возможности. Вот мы втроем и пытались изобразить нечто этакое: плавное, тягучее, созвучное с нашим убогим репертуаром, чтобы окончательно не выпасть из образа вялой, но очень томной красоты. Кощей смотрел на это безобразие целых два часа, не проронив ни слова. А мы, ободренные его молчанием, добавили к хороводу музыкальное сопровождение, выгибаясь в особо слезных местах как лилии на ветру, качая попами из стороны в сторону и выставляя из разреза то одну, то другую ножку. В тот момент мы сами себе казались гуриями из садов Аллаха. Этакими томными красавицами, от которых глаз не отвести.

На речке на речке на том бережочке-е-у-у

Мыла Марусенька белые ноги

Мыла Марусенька белые ноги-и-у-у

Белые ноги лазоревы очи

Плыли к Марусеньке серые гуси-и-у-у

Кыш вы летите воды не мутите

Воды не мутите свекра не будите

Свекор Марусеньку будет бранити-и-у-у

Я застыла на месте, прикрыв глаза и подняв лицо к солнышку. И тянула последнее слово изо всех силы, стараясь вложить в него всю душу. Видимо это было последней каплей, сломавшей хребет верблюду. Что мы тогда наслушались, словами не передать. Кощей бранился минут пятнадцать, обещая показать нам Кузькину мать за такой 'вялый восток'. Итогом воспитательной речи стал жесткий армейский распорядок. Поднимал он нас в шесть утра. Гонял по полянке вокруг домика для бодрости, заставляя разогревать и растягивать мышцы. Потом был час танцев, когда мы разучивали новые движения, почему-то сильно напоминавшие хип-хоп. Далее следовал завтрак. После него час отдыха. Затем вокал. Ну, это сильно сказано. Мы пытались петь по одной, потом хором. Солировать у каждой из нас получалось намного лучше. Ну да не суть. Обед. Опять пол часа отдыха и затем снова вокал, только теперь он сопровождался энергичными движениями, чтобы мы во время выступления были готовы ко всему и не теряли дыхания. До ужина мы еле доживали. Клевали что-то растительное и падали замертво. И так изо дня в день.

После первой недели лес, в котором мы квартировались, покинула вся живность, к концу второго дня по Тридесятому царству поползли слухи, что в приграничном лесу завелась нечистая сила и каждую ночь, и даже день! О господи, да как же это? Устраивает шабаши, да такие от которых 'волосья дыбом по всему телу встають!'. А у Малашки, жены местного старосты корова родила двухголового теленочка, после того как пощипала травки на краю того лесочка. И куры стали нести странные яйца. Не, не золотые, это было бы слишком хорошо, а огромные и с толстенной скорлупой. Староста села Липки, муж той самой Малашки, не долго думая, послал в столицу письмо с просьбой прислать ведьмака да получше, чтобы 'повывести оту нечисть'. Но что-то столичные маги не спешили присылать по наши души доблестного борца со злом и мы в спокойной обстановке продолжили занятия.

К концу второй недели что-то начало получаться. Я уже не так блажила, стараясь попадать в такт с другими. Яга и Василиса тоже перестали тянуть в разнобой и наше пение, наконец, перестало быть похожим на вопли мартовских кошек. Только вот с подтанцовкой все еще было тяжело. Ну не давались нам Кошины танцы. Вот представьте себе исполнение 'Ой цветет калина в поле у ручья' в сопровождении иномирных африканских барабанов. А? Впечатлились? А нам под это плясать приходилось! Попой вертеть, да не абы как, а вдумчиво и эротично. Ежели без вдумчивости, то какая же тут эротика, так, одна порнография, прости господи!

К концу третьей недели, когда мы окончательно озверели от приказов распоясавшегося худрука в Липки, наконец, пожаловал вызванный ведьмак и нам пришлось быстро сворачиваться. Тем же вечером мы сняли избушку с прикола и перелетели к столице Тридесятого Анверре. Припарковались аккурат в священной роще, сплошь усаженной кленами да березами. Посреди рощи было капище ушедшего бога, до сих пор почитаемого в народе. Священные рощи в Тридесятом посещались два раза в году, в день рождения бога и в день, когда он покинул этот мир, уйдя странствовать по звездной дороге. В остальное время желающих туда соваться не было. Местный люд до сих пор боялся проклятия, как самого бога, так и его жрецов. Но ведьме, фее и компании бояться проклятия было не с руки. Поэтому разместились мы среди березок с комфортом.

Утро туманное, утро сырое...

Домик утопал в предутреннем тумане, ни шелеста листьев, ни пения птичек, солнечные лучи только позолотят небосвод, но до этого момента еще полчаса, не меньше. На крыльце видимость практически нулевая. Только Яга в белом балахоне изображает из себя Кентервильское привидение в поисках черных тюльпанов. Вот они родненькие, лежат на подоконнике. И так каждое утро! Нет, ну понятно, когда мы стояли в приграничном лесу, отследить нас особой проблемы не составляло. Поэтому регулярно появляющиеся тюльпаны особого ажиотажа не вызывали. Но тут, в самой чаще заповедной рощи, куда мы приземлились глухой ночью — это да, это наводило на размышления! Ох, и непрост ведьмин поклонник! Ох, и не прост!

— Яга, — прохрипела я, горло после усиленных вокальных упражнений слегка саднило.

— Чего? — прошептала она.

— Нашел нас таки твой тюльпановый лорд?

— А почему лорд? — изумилась она.

— Как это почему? — я, позевывая, зависла у нее возле лица. — Только у очень богатого человека хватит денег посылать тебе каждый день цветы, за которые в Тридесятом платят золотом.

— С деньгами понятно. А почему лорд? — так и не поняла она. — Может купец какой или просто шибко влюбленный мужик.

— Думаешь? Какой купец будет так разоряться? У них каждая копейка на счету, слишком непросто они им достаются. Все пускается в оборот, в дело. Да и потом, если бы это был купец, он тебе скорее прислал что-то материальное. Драгоценности, например. Может отрез на платье, понимаешь о чем я? А этот, — я ткнула пальчиком в цветы, — привык к широким жестам. У тебя уже вся комната завалена тюльпанами, ваз не хватает. Нет, чтобы присылать новый букет тогда, когда завянет старый. Твой поклонник не мелочится, присылает каждый день новый. Это подчерк аристократа, причем не абы какого, а очень и очень богатого. Это не простой бароненок или граф. Тут речь может идти либо о герцоге, либо о принце.

— Думаешь? — она загадочно улыбнулась, прижимая к груди цветы.

— Уверенна.

— А если это просто влюбленный мужик? — усомнилась она. — А вдруг?

— Безусловно влюбленный, но у просто влюбленного денег не хватит на такие цветы. Ладно, пошли одеваться, а то сейчас проснется Кощей и будет нам счастье.

Под конец я не удержалась и зевнула.

— Фиалка, — окликнула меня Яга на подлете к кухне. — А может ну его этих женихов. Тут смотри, какой мужчина нарисовался. Цветы дарит, глаз не спускает, аристократ опять же!

— Ой, я тебя таки умоляю, — я закатила глаза. — А тебя ничего не смущает?

— Например?

— То, что он нас с такой легкостью отслеживает. Мы же и сами не знали, что остановимся в этом лесочке. Решили в последний момент. И смотри, не прошло и нескольких часов, как букет тюльпанов на привычном месте. О чем это говорит?

— О чем? — она насмешливо сверкнула глазищами и умилительно хлопнула ресницами изображая деревенскую простушку.

— Ой, да не подымай ты ветер отеми опахалами как мясничиха — тетя Роза веником над протухшим мясом. Отслеживает он нас магически. Цветы или телепортирует, или сам приносит, но так чтобы никто не видел. Это говорит о том, что с ним либо кто-то делится информацией, во что вериться с трудом, либо...

— Либо?

— Он маг! Причем не из последних!

-Что-то я тебя, Фиалка, не понимаю, — она уперла руки в бока, подчеркнув тонкую талию и высокую грудь враз натянувшейся ночнушкой. — Все что ты о нем говоришь это больше плюсы чем минусы. Сама посуди: богат, знатен, со способностями. Мечта, а не мужчина! Зачем мне устраивать турне по миру, выбирая неизвестно кого, когда вот он, под носом. Бери тепленького.

— Только, как и у всякой мечты, там как пить дать есть подводные камни. Давай уж ты всех посмотришь, а потом выбор делать будешь. В Анверре у тебя трое возможных претендентов. Может кто-то из них по сердцу придется. Дай каждому шанс.

— Ладно, уговорила. Посмотрим всех. Только знаешь, ты меня только что натолкнула на очень интересную мысль. Я и правда как-то не задумывалась о том, откуда тут берутся цветы. Появляются и появляются. Приятно же что кто-то тобой настолько заинтересован. Каждый день жду нового букета, а потом радуюсь как ребенок, — она счастливо улыбнулась.

— Как однако, нашей бабской братии мало для счастья нужно, — я только укоризненно покачала головой. Где-то глубоко в душе поднималась зависть. Мне-то цветы просто так да еще в таком количестве никто не дарил. А жаль. Время от времени душа требовала праздника, только на горизонте и отдаленно не было того, кто готов был бы мне его устроить. Жаль. Хотя, с другой стороны, для нас, фей, цветы сродни дому: это тебе и обед — пыльца, и постель — лепестки. Но все равно жаба давит. Не все же время я крохотной фейкой над цветочками порхаю...

— Не перебивай и не завидуй! Так о чем это я? Так вот, а что если нам устроить засаду на этого любителя тюльпанов? Очень уж мне любопытно на него посмотреть.

Она задумчиво постучала ноготком по подбородку, так и не выпустив из другой руки роскошный букет.

— А это мысль, — я довольно потерла ручки.

— Вы чего расшумелись? — в дверях стоял сонный Кощей.

— Да так, — пожала плечами Яга.

Никто из нас не хотел делиться с Кощеем планами о поимке цветоносца.

— Ладно. Будите Василису, завтракайте, и будем заниматься. Сегодня после обеда я вас оставлю. Нужно будет переговорить с трактирщиком о выступлении. Пора вас выводить на сцену.

Прода от 18.03.2014

Возвращения Кощея мы ждали с душевным трепетом. Все-таки первый раз выступать на настоящей сцене перед всамделишными зрителями — это я вам скажу волнительно. И случается не каждый день. Как они нас примут? А если тухлыми яйцами закидают? А если им наш репертуар не понравится? Ведь многие еще просто не доросли до понимания Кощеевских инноваций. Они и слова такого не знают.

В общем, я мандражировала. Вместе со мной тем же позорным делом занимались спавшие с лица Ядвига и Василиса.

— Может хряпнем чего для сугреву и повышения жизненного тонуса? — предложила ведьма. Голос у нее был севшим и чуть хрипловатым.

— А что? — приободрилась Василиса. — Можно и тяпнуть.

— По-моему не стоит, если у нас завтра выступление, то первый раз появляться на сцене с бодуна как-то не комильфо.

— Ой, ты бы таки молчала! — отмахнулась Яга. — Настоящий артист, он знаешь какой? — она подняла вверх палец для того чтобы подчеркнуть важность момента. — Он близок к народу. Говорит на понятном им языке, адаптирует художественные образы для их понимания!

— То есть ты хочешь сказать, — вкрадчиво начала я, — чтобы быть понятным широким массам — мы должны материться как сапожники, неделями не мыться и от нас должно перманентно вонять перегаром? Так что ли?

— Перма... чего? — не поняла Василиса.

— Постоянно, — отмахнулась от нее более грамотная Ядвига. — А ты посмотри на менестрелей, которые по дорогам ходят, народ по трактирам развлекают. Они же именно такие, как ты говоришь. Поют нечто незамысловатое из двух предложений! Да нередко у них в песне два притопа — три прихлопа! И что? Пипла хавает!

— И ты хочешь быть как они? — удивилась я.

— Да господь с тобой, — отмахнулась она. — Это я так, от нервов. А вообще, бабоньки, давайте хряпнем и еще раз прорепетируем.

Яга с Василисой выпили, закусили. Личики у них порозовели, плечики расслабились. Не прошло и пяти минут как они накатили по второй, а потом и по третьей. После третьей рюмочки вишневой наливки душа у них развернулась, а потом свернулась, и понеслось. То, что раньше нам не удавалось в принципе теперь пошло как по маслу. Ни одной фальшивой ноты, музыка лилась мягко, нежно, обволакивая, вызывая редкой душевностью непроизвольные слезы умиления.

— Ох, — восторженно выдохнула Василиса, — никогда не думала, что у нас может получиться что-то такое.

— Какое? — глаза Яги лукаво поблескивали.

— Вот такое! Отчего хочется и рыдать от умиления, и тут же пуститься в пляс! Эх! Вот мы завтра им покажем!

— Это что тут происходит? — в дверях стоял разгневанный Кощей. — У вас завтра выступление, а они тут пьют! Совести у вас нет!

Только вот его бухтение было каким-то не убедительным. Видимо трактирщик его здорово вымотал.